Рокировка по длинному пути

Луна настойчиво отвела мои ладони, которыми я нервно тёр лицо, и я устало уткнулся лбом ей в плечо, а она приобняла меня, притянув к себе.       — Расскажи мне, — потребовала она, и я, торопясь и сбиваясь, как в бреду, рассказал ей о Боггарте…       … — Я только в тот момент осознал, что теперь для меня нет оправдания… Я мог промолчать и пустить всё на самотек, но самонадеянно решил, что смогу, и кое-что предпринял, и теперь мне не свалить вину на другого, — путано бормотал я. — Все эти смерти, мелькавшие, как в калейдоскопе… Дамблдор, Гарри, Джинни, Люпин, Ты, Снейп, Гермиона… — все, кого я знаю и не знаю… Я боюсь потерять контроль и допустить всё это, но не представляю, что делать, если мой план сорвется.       — Думаю, ты зря себя истязаешь сомнениями, Рон. К любой проблеме всегда найдется решение, — уверенно и спокойно ответила Луна, ласково перебирая пальцами мои волосы. — Ты сможешь, Рон, я точно знаю. Ты не из тех, кто берет на себя ответственность, если не уверен, что сможет. Ты не можешь контролировать морской шторм, но можешь управлять своим кораблем и привести его в безопасное место, вместе с теми, кто захотел с тобой плыть. И не стоит беспокоиться за пассажиров — ведь ты тоже с ними на этом корабле. Значит — либо потонешь со всеми, либо спасутся все, ну, или многие — те, кому суждено доплыть. Зачем себя винить за то, что ты принял решение плыть на собственном корабле, а не присоединиться к пассажирам на чужом? Если твоим спутникам не понравится плыть с тобой, они пересядут на другой корабль, вот и всё. Не переживай за то, что ещё не произошло и, возможно, и не произойдет никогда — твои страхи мешают тебе ясно видеть и точно рассчитать курс твоего корабля. Поверь мне, всё будет хорошо — я уверена.       — Ты чудо, Луна, — улыбнулся я ей в волосы, — ты знаешь об этом?       — Подозреваю, — скорее всего, тоже улыбнулась Луна. — Рон, а покажи мне Патронус.        Я с неохотой от неё отпрянул. Темень за окном не давала мне увидеть девочку — только призрачный силуэт. Я с нежностью подумал — как мне с ней повезло, и почему-то вспомнил Шрэка, и понял его. Как он тогда сказал Фионе — я всегда думал, что это я спас тебя от дракона, а оказалось — это ты меня спасла. Думал ли я, когда «спасал» Луну из лужи тем стылым вечером, что она будет для меня значить теперь и сколько для меня сделает.       От сравнения себя с Огром я невольно хохотнул своим мыслям и с удивлением понял, что тревога меня отпустила, а потом охотно наколдовал Луне Патронус — самому интересно, какой он у меня.       Некрупная птица покружила в тесном пространстве и приземлилась на подоконник рядом с Луной, дав себя рассмотреть.       — Думаю, это ястреб, — предположил я, любуясь своим творением и радуясь, что он не оказался грызуном или насекомым.       — Нет, — уверенно возразила Луна, — это сокол. Я точно знаю — у меня дома альбом, я потом тебе покажу… Интересно, а какой будет у меня? Ты ведь меня научишь, Рон?       Голубоватый свет призрачной птицы придал её тонким чертам и блеску глаз какое-то потустороннее холодное свечение. Мой сокол взмахнул крыльями и исчез, погрузив нас в темноту. Я разочарованно вздохнул и, повинуясь порыву, притянул Луну к себе и обнял, а она доверчиво прильнула ко мне, уткнувшись мне в шею холодным носом.       — Ты замерзла? — всполошился я и хотел отстраниться, но она не позволила.       — Постой, Рон. Давай ещё немного так постоим. Так уютно… — попросила она, и мы замерли.       — Так-так, — послышался за мной вкрадчивый голос, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности и схватиться за палочку. — Значит, пока профессора, сбиваясь с ног, устроили забег по школе, силясь отыскать беглеца, Уизли в нише тискается с какой-то девчонкой, не обремененной нормами нравственности.       Я отпрянул от Луны и резко развернулся, преисполненный негодования — да как смеет Снейп так говорить про неё? Но мужчина в свете Люмоса, разглядев девочку за моей спиной и оценив мой взбешенный вид, неожиданно попытался оправдаться, чем очень меня удивил.       — Прошу прощения, мисс Лавгуд, я не знал, что это вы. Но, в любом случае, вам стоит поторопиться — через семь минут начнется ужин, на котором вы непременно должны присутствовать. Не стоит заставлять беспокоиться вашего декана.       Я молча помог Луне слезть с подоконника. От хорошего настроения не осталось и следа. Если за мной прислали Снейпа, значит, дело дрянь и меня потянут к директору. Хотя чего я удивляюсь, когда такой переполох устроил.       — Пока, Рон, — невозмутимо сказала на прощание Луна, потянув меня за галстук, вынуждая склониться, и чмокнула в щеку, чем неожиданно меня смутила. Решительно стянула с подоконника свою школьную сумку и поторопилась на выход. — До свидания, профессор Снейп, — добавила она, поравнявшись с мужчиной, и легко выпорхнула из ниши, оставив меня наедине с вернувшимися проблемами.       Какое-то время Снейп молча буравил меня взглядом в свете Люмоса. Полумрак тоже искажал его бесстрастное лицо, превращая его в подобие посмертной маски. Но потом он резким движением погасил свет, оставив нас в кромешной темноте.       — Пойдемте, Уизли, — сухо приказал он, не оглядываясь, вышел и быстрым уверенным шагом припустил по коридору. Думал, он ведет меня к директору, но когда мы миновали нужный поворот и поднялись выше, понял, что мы направляемся в Больничное крыло. Там меня уже ждали.        Мадам Помфри быстро и четко набросила на меня диагностические чары. Потом отгородила ширмой койку и выставила на стол пару флаконов.       — Переоденьтесь в пижаму и ложитесь, Уизли, — приказала она, точным взмахом палочки призывая из шкафа у дальней стены больничные шмотки. Снейп всё это время пристально за мной наблюдал, словно опасался, что я опять сбегу или выкину ещё что похуже. Но стоило мне взяться за пижаму, и он сразу ушел за ширму.       Потом, игнорируя мои вопросы и без всяких объяснений, медичка накормила меня ужином и споила несколько зелий, после которых я ожидаемо отрубился.       Проснулся я очень рано, от приглушенных голосов, и опознал в одном голос Молли.       — С ним всё будет в порядке, — убеждала ее медичка. — После сообщения я опасалась, что мальчик всё тут разнесет, но когда Северус его нашел и привел, от магического возмущения и следа не осталось.       — Но оно точно было, — возразил… Снейп. — Мальчишка умудрился так напитать Боггарта силой своих страхов, что эта тварь чуть не переродилась в полноценную нежить.       — Но как же? Мой мальчик… — всхлипнула мать.       — Неужели Рон так магически силен? — спросил отец, в чьем тоне явно сквозило недоверие пополам с опаской.       — Конечно же нет, Артур, — мягко вмешался директор. — Воплотить злобный дух в плоть не под силу ни одному взрослому, тем более ребенку его возраста.       — Но я более чем уверен, — возразил зельевар, — девочка точно была материальна — я сам лично пытался прощупать у неё пульс, Альбус. А ваш Люпин просто стоял, как неживой, и даже не пытался взять всё под контроль. И ведь я не единожды высказывал вам свое мнение по поводу его назначения, — не без злорадства добавил он.       — Ты заблуждаешься, Северус, — невозмутимо ответил Дамблдор, и послышался шорох, словно он удобнее усаживается в своем кресле, — Римус прекрасный педагог. Просто он, как и все мы, не ожидал от ребенка подобных страхов и растерялся, когда увидел всех нас, включая себя, мертвыми. Ну, а потом было уже поздно — Боггарт вошел в силу и завладел всеми присутствующими. Люпин, соответственно, тоже попал под влияние Боггарта и оцепенел вместе со всеми. Это просто большая удача, что тебе пришлось вернуться за своей книгой, иначе даже боюсь представить, чем бы это закончилось. Боггарт далеко не безобидный дух, потому мы и проводим уроки с ним на третьем курсе, до того, как дети войдут в возраст — детские страхи победить легче и безопаснее. И урок для всех детей одновременно тоже снижает риски усилить Боггарта — у всех разные страхи, и ему трудно сосредоточиться на одной жертве. Но после того, как присутствующие увидели себя мертвыми и покалеченными, у них у всех страхи переродились в одинаковый страх — вот он-то и напитал духа настолько, что тот смог взять под контроль всех, дабы выпить их силу. Страх, разделенный многими, всегда сильнее, вплоть до ужаса, и сеет панику — что нам и продемонстрировал мистер Уизли, когда пришел в себя. Но меня беспокоит сам мальчик. Это очень странно, что у ребенка его возраста такие нетипичные страхи.       — Это наша вина, — послышался голос отца, и приглушенные всхлипывания матери. — Когда Рону было семь, он перенес кратковременную смерть и на месяц попал в Мунго, а потом несколько месяцев отходил от потрясения. Со временем он восстановился и стал прежним. И я думал, что всё осталось в прошлом…       — А мой мальчик просто всё держал в себе, — разрыдалась мать.       — Всё понятно, — уверенно вмешалась в разговор Помфри, — мальчик, после всего пережитого, стал бояться своей возможной смерти, а потом, когда понял, что родные и любимые им люди в любой момент тоже могут его покинуть, перенес свой страх на окружающих в целом. Он стал бояться смерти вообще. Отсюда и его недетский Боггарт.       Я просто офигел от ее умозаключений.       — Похоже на правду, — отмер Дамблдор в напряженной тишине. — Вчера Дементоры подобрались слишком близко к замку и усилили в нем эти страхи, приведя к панике. Но мне непонятно, почему потом не последовало магического всплеска? Северус, ты сказал, что ты почувствовал магический фон. Мальчик был близок к выбросу, но ты, Поппи, сказала, что с ним всё было в порядке.       — Он нашел свой «якорь», — отозвался Снейп. — Она стабилизировала его состояние, и фон развеялся сам по себе.       — Она? — переспросила Молли.       — Мисс Лавгуд, — подтвердил Снейп. — Это она была тем последним бездыханным ребенком. Именно на ней он не сдержался и сотворил невербальный Патронус — одним своим магическим посылом. И я предположил, что пацан побежит её искать, чтобы проверить и убедиться, что с ней все в порядке. Я послал Флитвику записку, на всякий случай, чтобы он оценил состояние мистера Уизли и решил все на свое усмотрение. Она оказалась «якорем», и Флитвик, убедившись, что мистер Уизли для неё не опасен, отпустил девочку с ним, дав парню время успокоиться и прийти в себя.       — Ты сработал очень профессионально, Северус, — сказал директор под скептическое фырканье зельевара. — Пригляди за мистером Уизли. Между ним и Люпином, возможно, возникнут напряженные отношения — могут случиться срывы, а спровоцировать выброс не хотелось бы — мальчик, при его силе, нестабилен и чувствителен к Дементорам. Как, кстати, Римус? — спросил он медичку.       — В порядке, — ответила она. — Но всё же советую ему попить успокоительного — шок был слишком силен. Он пострадал больше мальчика. Ведь ему приходилось терять, и видеть настоящую смерть, и его страхи более реальны, а не надуманны.       А я подумал, что Люпин, будучи оборотнем, мог элементарно постоянно бояться расправиться со всеми своими друзьями, и наверняка невольно представлял себе, как, очнувшись после полнолуния, видит их обезображенные тела — его рук дело, и мучился виной. Странно, что у нас с ним, по сути, одни страхи. Я тоже, глядя на погибших, терзался виной, потому и усиливал свои страхи — чем больше тел, тем больше чувство вины. И от мысли, что мы и в этом с Люпином похожи, мне стало противно — не хочу быть слабаком.       — Северус, ты можешь идти, — между тем сказал директор. — Я тоже, пожалуй, пойду. Поппи, посмотри, как там мальчик. Не проснулся? Я встречусь с ним позже. А ты, Молли, перестань плакать — не стоит добавлять волнений этому ребенку — он и так много перенес. И поздравляю, Артур, у тебя сильный сын — Патронус в его возрасте… Право сказать, в их потоке подобрались удивительно сильные и одаренные дети, не удивлюсь, если к Рождеству многие однокурсники Рона научатся вызывать Патронус. Однако, прощайте… Артур, Молли — всех благ.       Стоило шуму стихнуть, как за ширму заглянула мама — не передать, как я был рад ее видеть.       — Ронни, дорогой, ты уже проснулся? — всполошилась она, — мы тебя разбудили? Ты такой бледный и худенький — одни глаза остались, — ласково зачастила она, смаргивая слезы и судорожно разглаживая простыню на моей груди. — А я тебе тут домашненького принесла… Ронни, сынок…       Что-то никогда не меняется…       Выпустили меня после ужина. Думаю, это для того, чтобы я смог пообщаться с однокурсниками не при всех в Большом зале, а, так сказать, в приватной обстановке.       Идти в башню, признаться, было страшно. Не хотелось бы, чтобы меня считали психом. Правда, на столике около моей койки высилась гора сладостей, а посетителей медичка не пустила — это внушало надежду, хотя я и не знал, кто приходил. Но, как оказалось, я зря волновался.       Запыхавшийся Перси перехватил меня еще на лестнице. Взволнованно всего меня ощупал, обнял, и всю оставшуюся дорогу говорил мне подбадривающую приятную банальщину о семье и дружбе. Пока его не оттеснили близнецы, что перехватили нас почти у портрета Полной дамы. Те просто затискали, хлопали по плечам и предлагали запустить в женскую спальню магический фейерверк с белыми мышами — повеселиться и поднять мне настроение.       Но потом из прохода появилась Джинни — похоже, Полная дама шепнула Леди Камилле с портрета в гостиной, что мы уже толчемся у двери, и сестренка подорвалась нас встретить.       Джинни повисла у меня на шее и разрыдалась, пока парни молча стояли возле нас, пряча глаза и не зная, куда деть руки.       Признаться, всё это меня очень растрогало. Но я был рад, когда сестренка, наконец, успокоилась — не могу смотреть спокойно на женские слёзы. Близнецы предложили ей проветриться — покататься на метле, пока её опухшие глаза и красные пятна на лице не пройдут. Девчонка отказывалась возвращаться в гостиную в таком неприглядном виде. Перси тоже виновато улыбнулся, неловко поправил очки и отлучился по своим делам старосты, и, под мелодраматичные всхлипы Полной дамы, я зашел внутрь.       В гостиной, на удивление, было почти пусто, в ней собрались только мои одноклассники. Дин и Симус, ободряюще хлопая по плечу, сопроводили меня к дивану, где сидели девчонки, даже не дали мне подойти к Гарри и Гермионе — они расположились в дальних от камина креслах. Но мы многозначительно переглянулись — поговорим позже.       Девчонки сразу защебетали что-то утешительное, стали подсовывать мне конфеты, а пацаны громко переговаривались в попытке привлечь мое внимание. Не думал, что меня встретят, как героя. А когда до меня дошло, что воркует Лаванда, я и вовсе обалдел.       — Конечно, я, как и все, сначала напугалась, — частила она, — но, подумав, пришла к выводу, что это даже весьма мило…       — Ты считаешь милым, что я представил тебя с разодранной шеей? — опешил я.       — Конечно нет, глупый, — кокетливо возмутилась Браун, — но ты представил меня, значит, беспокоишься — значит, тебе не всё равно. Я и не подозревала, что ты такой заботливый, Рональд, — прильнула она ко мне, сунув в ладонь шоколадную лягушку.       Потом, когда галдеж смолк, все молча уставились на меня в ожидании пояснений. Пришлось поведать слёзную историю про клиническую смерть в детском возрасте и боязнь потерять близких и знакомых — устроило профессоров и директора, устроит и одноклассников. Девчонки чуть не прослезились, и все дружно уверили меня, что всё случившееся не выйдет за стены факультета. К слову, тот инцидент и правда не привлек особого внимания — все больше обсуждали мою выходку с Джинни и Луной, посчитав моё поведение за подростковый вызывающий бунт и браваду, что, тоже неожиданно, понравилось девчонкам. А так, в школе у каждого были свои дела, и я зря опасался, что мне будут долго припоминать эту историю.       Гермиона переживала за меня больше всех — даже предложила проверять мою домашку, чтобы я больше отдыхал. А Гарри понял меня правильно, в том смысле, что он, узнав о пророчестве и пообщавшись с Лордом в своем сознании, боялся того же — что Лорд, когда вернется, убьёт всех, кто ему дорог, как он это ему показывал в видениях. В общем, время шло и всё постепенно забылось. Да и не в моих привычках долго заморачиваться — просто мой страх облажаться стал неожиданностью и для меня самого тоже, вот и всё.       Через два дня меня вызвали к директору на бессмысленную беседу — он мне посочувствовал и агитировал не злиться на Люпина. Распинался он долго и витиевато.       — Это потому вы позволили мне подслушать ваш разговор в Больничном крыле? — просто спросил я, — чтобы я его понял и не думал, что он отстойный учитель?       Дедок окинул меня внимательным взглядом и прямо сказал, что ждет, что мое отношение к Люпину не повлияет на мою учебу, и саботировать учебный процесс он не позволит, как и склоки с преподавателем.       — Профессор Люпин потерял многих, Рон, и многое пережил. Он, как и все мы, имеет свои слабости, но я хочу, чтобы ты, мой мальчик, не был столь предвзят и жесток, чтобы напоминать ему о них.       С тем и расстались. И мы с Люпином делали вид, что не замечаем друг друга. Я добросовестно сдавал эссе, а он меня не вызывал, не спрашивал и ставил зачеты.       А когда Снейп его подменял на уроке, я, в индивидуальном порядке, сдал ему зачет за Боггарта — представив вместо него «Чужого», как и собирался. Отработки, к слову, с меня сняли — посчитали, что пережитое потрясение уже само по себе наказание. Невилл, к слову, тоже сдал зачет, но самому Люпину, и тоже лично. Что уж он себе там представлял — осталось тайной, покрытой мраком.       Зато до Снейпа каким-то образом дошло, что Люпин планировал одеть его в платье перед всем классом. Учитывая, что это единственное, что наши парни вспоминали со смехом из того урока и трепались между собой в коридорах, где неслышной тенью скользил Снейп — это неудивительно, и произошло бы в любом случае, рано или поздно.       Декан Слизерина такую шутку не оценил. Теперь, глядя на Люпина, Снейп демонстрировал не только брезгливость и отвращение, но и мстительно прищуривался.       Руны оказались интересным предметом. Они считались примитивным колдовством и пользовались спросом только у ремесленников — зачаровывать палатки, вещи, утварь, жилища, порталы. Но волшебники, в своем большинстве, предпочитали магичить — быстрее, и риск ошибиться минимален. Хотя результат от использования рун был стабилен и предсказуем. Заклинание у волшебника могло не получиться от усталости, например, или от отсутствия концентрации, выйти слабее или сильнее, как часто бывает с Люмосом, а руны всегда давали ожидаемо стойкий результат. Короче, нам с Гермионой они нравились.       Уроки Хагрида теперь проходили весело. Две недели мы изучали единорогов, потом он притащил нам с десяток собачек, похожих на джек-расселов, только с двумя хвостами — по-научному, Шишуг, или хрупов. Они устроили в загоне веселую шумную возню и выглядели так забавно, что многие захотели себе такого домой.       Нюхлеры тоже всем зашли, а вот аналог магических ежей — Нарллов — не понравился, может, потому, что осенью они впадают в спячку, и были весьма недовольны, что их разбудили. В общем, из Хагрида получился вполне приличный учитель, под контролем Гермионы, конечно.       Прорицания выводили Гарри из себя — он возвращался с них сам не свой. Треллони каждый раз при виде него чуть ли не рыдала и предсказывала ему смерти одну ужаснее другой. Хотелось прибить эту суку. Я не склонен обвинять, но это кем надо быть, чтобы издеваться над сиротой? А ещё женщина… Из-за её пророчества родители Гарри погибли, и теперь она цинично измывается над их сыном. Короче, когда Гарри дошел до ручки, то просто перестал посещать её предмет. Мы посчитали, что «Тролль» в табеле по «Прорицаниям» ни на что, в принципе, не повлияет.       Маккошка, конечно, пыталась на него давить, взывала к благоразумию и даже отводила к директору, но мы стояли стеной, поддерживая друга, и даже через Перси написали всем факультетом петицию на имя директора. И, в конечном итоге, для героя магического мира сделали исключение. Теперь он посещает уроки «маггловедения» вместе с нами. В общем, обычные школьные будни — чему я несказанно рад.