Рокировка по длинному пути

Злой как мантикора, я стремительно сбежал вниз, чуть не сбив на лестнице Гермиону, попавшуюся навстречу, и заскочил в спальню.       Первым делом натянул толстовку, достал из-под кровати сумку и стал не глядя бросать туда вещи. По-хорошему, снять бы чертов медальон, чтобы стало немного легче, но в комнате висела картина. И пусть она была пуста, но тихое покашливание из-за рамы, похихикивание и шелест одежды иногда слышались — нас не оставляли без присмотра, и немногие оставшиеся портреты незаметно приглядывали за гостями. Не удивлюсь, если портрет Финеаса стучал напрямую Дамблдору — вряд ли директор оставил всё без своего присмотра. А мне сейчас ни к чему ненужные вопросы и внимание. Обыскивать вряд ли будут, а сумку могут отобрать, когда будут пытаться меня задержать — просто так из дома меня однозначно не выпустят. Крестраж необходимо вынести — я не для того столько торчал в этом гадюшнике, чтобы меня подрезали на подлете. Ничего, в книге Поттер и Грейнджер по шесть часов его по очереди носили и не свихнулись. А я всего два — еще часик потерплю как-нибудь.       Поттер заскочил почти следом за мной и в обалдении замер на пороге.       — Что ты делаешь, Рон? — с явным недоумением спросил он, оглядывая кучи одежды на кровати.       — То, что давно хотел сделать, — кинул на него быстрый взгляд, не прекращая своего занятия. — Собираюсь свалить отсюда.       — Эмм… Рон, — замялся Гарри. — Сириус заметил, что игрушки тебе понравились, и просил передать, что ты можешь забрать их себе. Он с радостью тебе их отдаст.       Парень быстро и уверенно договорил фразу и повеселел. Наивный. Думает, что проблему можно решить так просто.       — Передай Блэку, что он может засунуть их себе в задницу. Там им самое место, — грубо ответил я, сваливая в сумку ворох мантий.       — Зачем ты так, Рон, — растерялся пацан. — Он же как лучше хочет. Не дури, просто возьми их. Смысл тогда был психовать и всё усложнять? Ты бы мог их сам попросить. Они всё равно Сириусу не нужны.       — Ты что, серьезно считаешь, что мне сдались какие-то стекляшки? — вскинулся я. —  Реально думаешь, что я тупо позарился на чужие…       Тут в комнату проскользнула взволнованная Гермиона, не дав мне договорить. Ну вот… Теперь придется еще и за словами следить, чтобы не оскорбить ее хрупкую душевную организацию.        — Что у вас происходит? Гарри? Рон? Вы что, поругались? — переводила она встревоженный взгляд с одного на другого. Но я молча отмахнулся и вернулся к сумке, а Гарри не ответил, хмуро наблюдая за моими действиями.        — Рон, ты что, уходишь? — всполошилась Гермиона, оценив обстановку. — Куда ты собрался?        — В «Нору», — не глядя на нее, коротко ответил, застегнул сумку и, накинув лямку на плечо, сделал пару шагов на выход.        — Постой, Рон, но это опасно! — обеспокоенно воскликнула Гермиона, решительно преграждая мне путь. — Одумайся! Тебя могут похитить, чтобы добраться до Гарри.        — Тогда разрешаю вам меня не спасать. Я лучше сдохну на воле, чем еще день проведу в этом склепе, — ответил я, аккуратно отодвигая ее с дороги и делая шаг к вожделенной свободе. Но меня резко схватил за руку Гарри, вынуждая остановиться и развернуться к нему.        — И ты уйдешь вот так, без объяснений? Рон! Думаешь, можно сорваться из-за пустяка и свалить? — всерьез разозлился он. — Какого черта на тебя нашло?       Вид у него был решительный. Я понял, что без ответов мне не уйти, и раздраженно сбросил сумку на пол. Она упала с глухим стуком, подняв облачко пыли.        — Просто меня все достало, понял? — не выдержал я. — Жить в этом дурдоме, заниматься мерзостями, от которых с души воротит. Потакать этому психу Блэку и делать вид, что не замечаю, что он давно тронулся. Он такой же сумасшедший, как его чокнутая мамаша.       — Он не сумасшедший, — тут же вскинулся Поттер, ища взглядом поддержки у Гермионы. Но Грейнджер отвела виноватый взгляд. — Не сумасшедший, — растерянно прошептал Гарри.        — Да что ты? — нарочито удивился я, не скрывая издевки. — Значит, ты считаешь нормальным взрослому мужику мстить мертвой старухе? То, что творит этот неадекват… это все равно, что мочиться на труп, плевать на могилу… я даже не знаю, с чем еще сравнить его извращенную одержимость. Какая бы ни была его мать, она уже давно умерла, и им уже нечего делить. Всё, он уже победил — все они в могилах, а он жив. Чего еще надо? От того, что он в который раз наорет на портрет и выкинет очередной ящик хламья, он перестанет быть Блэком? Он может всё тут разнести по камушку, но останется Блэком по крови и магии. Вы что, не видите — он бежит от себя самого. Его поведение — всего лишь буйный психоз и навязчивые идеи. Он просто спятил!        — Но ты многого не знаешь, Рон, — попытался возразить Гарри, — у Сириуса есть причины так себя вести. Он, конечно, немного перегибает с местью, но ему было нелегко расти в доме темных магов. У него было трудное детство.        — Чё? — откровенно усмехнулся я. — Это у тебя было трудное детство, Гарри, спасибо Дурслям. А Блэк родился с золотой ложкой в заднице. До одиннадцати ему жопу домовики подтирали, а потом он в Хогвартс попал и родню только на каникулах видел, и то не факт, что домой приезжал, а не у друзей гостил. Позже и вовсе из дома свалил. Страдалец нашелся… мститель, мать его… Если его бесила чистокровная заумь, что ему в башку вдалбливали, а ему просто балду пинать хотелось, так от заучивания родословной еще никто не умирал. Не он первый. Или ты думаешь, раз род темный, то они с детских лет от наследников требуют девственниц резать и младенцев жрать? Не придумывай ему оправданий. Короче, мне глубоко плевать и на Блэка, и на выверты его психики, и я терпел, пока меня не трогали, но теперь меня тоже принуждают осуществлять его хотелки. Мне претит прикасаться к чужим вещам, копаться в хламе, выбрасывать то, что наживали чужие люди и вовсе не для меня. И я не собираюсь участвовать в этом сумасшествии и потакать его безумию, как это делаете вы. Просто признайте — он давно слетел с катушек.       — Неправда, Рон, — попробовал возразить Гарри. — Согласен, у Сириуса есть проблемы, но они не такие серьезные, как ты хочешь показать. Все дело в ненависти…       — Ага, — зло фыркнул я, — сколько раз за это время он, заговариваясь, называл тебя Джеймсом, а, Гарри?       Парень сник и замолчал, не найдя, чем ответить.        — Но не забывай, Рон, что Сириус пережил Азкабан и дементоров, — вместо него мягко возразила Гермиона. — Он на самом деле несчастен и страдает… Ему просто нужно отдохнуть и набраться сил в безопасности. И если то, чем он сейчас занимается, сделает его…       — Он сходит с ума, Гермиона, — резко возразил я, — и его болезнь прогрессирует. Когда мы разъедемся, один в этом доме он окончательно двинется. И не удивлюсь, если вены себе вскроет или допьется до смерти. А все здесь, вместо того, чтобы его лечить, старательно делают вид, что все нормально.       — Но это неправда! — возмущенно воскликнула Гермиона.        — Правда, — прямо ответил я. — Блэку нужно в клинику как можно быстрее, и еще лучше — подальше отсюда, туда, где много солнца. А сейчас он просто сменил одну тюрьму на другую, и неизвестно, что для него хуже.       — Подожди, Рон, — не выдержала Гермиона, — если мистер Блэк был бы настолько… болен, его бы лечили. Тут полно взрослых магов, думаешь, они бы не заметили?       — А кому это нужно, Гермиона? — раздраженно ответил я и схватился за лямку сумки. — Все заняты собой, и им, честно сказать, плевать на самого Блэка. Ордену для собраний нужно защищенное место, а тут еще и от «Котла» близко — добираться удобно. Никто не будет заниматься чужими проблемами, и им выгодно, чтобы он сидел тут взаперти, даже если Блэк окончательно спятит. Вот они и закрывают глаза на его выходки — пусть будет хоть чем-то занят и почувствует себя причастным — на волю ему все равно нельзя. Иначе, от безделья, с его темпераментом он рано или поздно впадет в буйство, выйдет из-под контроля и станет бесполезен. Не он первый. Гарри, вон, каждое лето тухнет на Тисовой, и никто ни разу не спросил — как ему там живется? И я тоже чокнусь, как Блэк, если останусь тут, но кого это волнует? В магическом мире, Гермиона, каждый сам за себя. Ладно, до встречи на вокзале.       Прошел мимо друзей и стал спускаться вниз.       — Подожди, Рон, — окликнул меня Гарри, и когда я притормозил, догнал меня и прошел вперед. На лице у него читалась мрачная решимость.       — Они так просто тебя не выпустят, — сказал он, доставая палочку. — Я тебе помогу и прикрою.       Неожиданно… Я молча кивнул, заметив, что за мной следом тенью появилась Гермиона. Взгляд воинственный, в руке палочка. И мне как-то полегчало. Правда, ненадолго.       Нам почти удалось подойти к двери, когда из кухни вышли Моуди и Люпин. При виде нас они прервали разговор и уставились на нашу троицу. И если у Люпина на лице читалась растерянность, то Моуди сориентировался быстро.       — Куда это ты собрался, парень? — хрипло прокаркал он, доставая палочку. — Тебе никто не разрешал уходить. Не дури, вернись в свою комнату.       — Я не собираюсь тут оставаться и возвращаюсь домой, — отрезал я, чувствуя, как злость разливается во мне и напряжение растет. — Вы не можете мне запрещать, вы мне не родственник.       — Я член ордена и отвечаю за безопасность! — выкрикнул он, а палочка в его руке дрогнула.       — Мне ничего не известно о деятельности ордена, я не вхожу в него! — психанул, сорвавшись на крик. — Вы не имеете права меня останавливать.       — Там опасно, парень, — сменил он тактику. Думаю, в другой раз он бы меня просто вырубил чарами, но передо мной стоял Гарри, а пространство для маневра в тесном коридоре скрадывала стоящая у стены Гермиона. — Ты теперь мишень для пожирателей. Чтобы добраться до Поттера, они пойдут на все. Подумай, парень, ты же не тупой.       — Вам ли не знать, сэр: если пожирателям нужно, они и в Хогвартсе нас достанут.       — Что тут происходит? Что за шум? Вы что, забыли про портрет? — послышался голос, и из кухни вышла недовольная Молли. — Рон? — удивилась она, увидев меня с сумкой. А потом обежала взглядом наши лица и все поняла.       — Мам, я больше не могу тут оставаться. Прости… — просто сказал я, подняв тяжелый взгляд. — Я вам помог тут, сколько смог, но теперь хочу вернуться домой.       Мать выглядела растерянной, но потом поймала мой взгляд, как-то пристально вгляделась, сурово сдвинула брови и решительно вернулась к двери кухни. А я поник — если она попросит остаться, я не смогу отказать.       — Тонкс, — крикнула она, — милая, подойди. Мне нужна твоя помощь. — Раздался скрип, топот, грохот и звон упавшей посуды.       — Что? — выскочила девчонка с недоеденным куском пирога в руке.       — Дорогая, будь добра, аппарируй Рона в «Нору», а то он сам пока не может.       — Молли! — прорычал Моуди. — А ты, пацан, возвращайся к себе и не устраивай скандал, иначе я тебе помогу.       Зря он это сказал. Мать уперла руки в бока, угрожающе прищурилась и накинулась на него.       — Не смей угрожать моему сыну. Прокляну! — яростно прошипела Молли. — Своих сначала заимей, вот на них и ори сколько хочешь, а моих детей не трожь. Ты же слышал, Аластор, мальчику тут плохо. Надо было давно его отпустить. Тонкс, ты чего застыла? Так и будем до вечера толпиться в этом коридоре?       Тонкс судорожно проглотила остатки пирога и вытерла пальцы об юбку, бросив быстрый взгляд на патрона. Но мать заметила их переглядывания и зло многообещающе прищурилась.       — Сама будешь объясняться с Дамблдором, — отрывисто бросил Моуди и, резко развернувшись, клацая протезом, вернулся на кухню, за ним, бросив на Молли виноватый взгляд, Люпин. Гарри потрепал меня по плечу, улыбнулся и ушел следом, прихватив Гермиону.       — Сынок, не беспокойся, я напишу Перси, и он за тобой присмотрит. Только не гуляй далеко от дома, дорогой, чтобы я не волновалась, — между тем напутствовала меня мать, целуя и обнимая. — Ну все. До встречи. Тонкс! Я за вами закрою.       Девчонка мигом появилась рядом. Схватила меня за руку и взялась за дверную ручку.       — Аппарируем с верхней ступени, — торопливо обронила она, распахивая дверь и потянув меня за собой.       После полумрака коридора яркое солнце меня ослепило, и не успел я проморгаться, как последовал рывок, и ноги больно стукнулись о землю.       — Твою мать, — не сдержался и прошипел я.       — Прости, — ответила девчонка и сменила цвет волос с розового на черный. — Мне не очень дается аппарация. Но зато никогда не было расщепов. Кстати, давай посмотрю, — и она начала меня ощупывать.       — Ээ… не нужно, — вырвался я. — Большая часть меня со мной, и ладно. Остальное можешь выбросить, когда вернешься.       — А ты забавный, — хихикнула она и сменила цвет волос на зеленый. — Ладно, мне пора возвращаться — сегодня я дежурю.       — Спасибо, — крикнул ей вслед, но она, отойдя на три шага, уже исчезла.       Я плюхнулся на траву, растянулся и блаженно прижмурился. На самом деле лежать было не особо комфортно. Солнце еще припекало, но земля ощущалась сыровато, да и ветерок уже отдавал прохладой. Но от нашего дома ветер доносил аромат поздних цветов, над головой жужжали редкие пчелы. И мне уже давно не было так хорошо. Злость прошла, вот только напряжение никуда не делось — пора снять крестраж.       Тонкс переправила меня на поле ближе к мосту, и я по дороге закинул медальон в тайник. И со спокойной душой пошел в дом, где меня встретил встревоженный Перси. После приветствий и поздравлений мы, наконец, успокоились, и к вечернему чаю я чувствовал себя так, будто и не уезжал вовсе, а проживание на Гриммо мне просто приснилось в дурном сне.       — Я так рад за тебя, Рон, — светился от счастья Перси. — Ты ответственный и серьезный, из тебя получится настоящий староста. Конечно, не такой, как я, но я тебе подскажу и всему научу — обращайся. А потом ты станешь мне хорошим подспорьем, когда я займу пост декана.                                                                                                 ***       К сожалению, от Луны в коридоре нашлось письмо — она приедет только за четыре дня до школы. Это была, конечно, неприятная новость, но меня ждали дела — я написал Снейпу, что достал медальон, и через три дня он ждал меня в нашем месте возле развалин.       Эти дни я ничего не делал и почти все время проводил на улице — летал на метле, пока задница не деревенела. Очередные тесты для Флитвика уже давно сдал, выданные книги прочел и просто лениво отсыпался и отъедался — отец приносил для нас с Перси еду каждое утро перед работой. У меня с ним, к слову, случился неприятный разговор. Но на мозги он особо не капал — видимо, мать провела с ним беседу. Так что он просто сказал, что понимает меня, но заниматься самодурством не стоило — пора взрослеть и брать ответственность. Я мужчина, и мне придется еще не раз в жизни поступать не как я хочу, но как нужно.       Я молча покивал с виноватым лицом, чтобы не провоцировать еще одну лекцию, а сам думал, что еще несколько лет, и меня тут не будет. Надо потерпеть.       Короче, я, соскучившись в четырех стенах по воздуху и свету, пошлялся по маггловским кафе, сходил разок в кино, подстригся, и даже однажды выдернул Перси на «Косую аллею» за покупками. Мать, в принципе, нам с Гарри все купила, но самому поглазеть на новинки и потратить немного деньжат всегда приятно. Правда, Перси, из соображений безопасности, следил за мной коршуном и все время торопил, словно всем пожирателям Британии только до меня и есть дело. Но Перси парень ответственный… Зато я хоть сладостей набрал и канцелярии.       Утром, сразу после завтрака, когда Перси ушел по делам, я, сложив в школьную сумку медальон, флакон с остатками яда и клык, захватил метлу и направился на встречу.       Снейп уже меня ждал. За то время, что мы не виделись, он стал еще более хмурым и озабоченным.       — Вы опоздали, Уизли, — попенял он, вставая с камня и отряхивая мантию.       — Простите, сэр, — миролюбиво ответил я, — писал записку для Перси. Чтобы он не волновался, когда вернется.       — Это нужно было предусмотреть заранее, — беззлобно, скорее по привычке, огрызнулся мужчина. — Спрячьте метлу. Мы аппарируем туда, где будет безопасно уничтожить то, что вы принесли. Нам понадобятся Омут и ваши воспоминания. Потом я верну вас обратно. Поторопитесь — в отличие от вас, у меня нет свободного времени.       Я молча кивнул и припрятал метлу в куст, а Снейп наколдовал чары отвода глаз. И, схватив за руку, аппарировал.       С ним мы приземлились мягко, почти без перегрузок. И все равно мне требовалось время отдышаться. Но мужчина, не дав осмотреться, подтолкнул меня к обшарпанной двери старого коттеджа, и я оказался в темном коридоре, а потом в тесной, но уютной гостиной, только на телевизионном столике высились стопки книг. Наверняка это маггловский дом его родителей. Но мы транзитом прошли сразу на кухню.       — Присядьте, Уизли, — распорядился хозяин. Пока я незаметно оглядывал обстановку, он вышел в соседнее помещение и вернулся, неся небольшую, но, вероятно, тяжелую каменную чашу.       — Если вы уже всё рассмотрели, то доставайте медальон, — съехидничал он, поставив чашу на стол.       — Сэр, а зачем вам Омут? — поинтересовался я, а он устало прикрыл глаза, словно его утомила моя глупость.       — Если вы не заметили, Уизли, — спокойно ответил он, — этот крестраж отличается от прочих. В ваших видениях Поттер сначала его открыл, и только потом уничтожил. Вы знаете язык змей? Я — нет. Для этого нам нужно ваше воспоминание, в котором Поттер открывает проход в тайную комнату.       — Ладно, — удивился я. — Думаете, нам нужно выучить, что он шипит, и повторить?       — Уизли, вы неуч, — фыркнул Снейп. — Змеи глухи, но улавливают колебания и вибрации любых звуков. Змееуст общается с ними больше ментально — образуя связь. Те звуки, что он издает, и что кажется нам шипением, на самом деле тот примитив, на который способны человеческие органы речи. Потому парселтанг нельзя выучить — это ментальный дар для связи змеи и заклинателя. Даже повтори вы те свисты и шипение за Поттером, змея вас не поймет, ибо большая часть разговора останется не сказанной. Это как слышать звуки вместо осмысленной речи. Вам понятно?       — Да. Только зачем тогда воспоминание? — удивился я.       — Есть заклинание, позволяющее… Хотя довольно объяснений, потом сами всё увидите. Доставайте медальон.        Я выудил из сумки крестраж и всё остальное. Снейп при виде флакона залип. Он, взяв в руки, посмотрел зеленоватую субстанцию на свет, поболтал, с явным сожалением отставил и взялся за клык.       — Осторожно, сэр, — спохватился я, — на нем остатки яда.       Мужчина смерил меня уничижительным взглядом, мол, не учи ученого, и, наконец, нагнулся над медальоном.       — Вы его надевали, Уизли? — поинтересовался он, не делая попыток к нему прикоснуться, но чуть ли не елозя по нему носом.       — Да, — признался я, гадая, что он там рассматривает. — Ощущения поганые. Он, похоже, не навязывает свою волю, а влияет на мозги, усиливая собственные негативные мысли. Я еле удержал контроль.       Снейп глянул на меня с интересом, но быстро вернулся к медальону.       — Сэр, — решился я, надеясь, что он меня не прибьет, — а вы чувствуете через метку, что это часть лорда?       — Не совсем, — неожиданно ответил Снейп и выпрямился. — Я чувствую некие сродные и знакомые ментальные ощущения, но они сдерживаются корпусом артефакта. Боюсь, когда мы его откроем, мне придется трудно. Думаю, вам будет лучше самому его уничтожить. И постарайтесь сделать всё быстро, пока он на вас не повлиял. Без защитного корпуса вы тоже будете уязвимы. А теперь надевайте перчатки и сосредоточьтесь на мысли о Поттере.       Я послушно припомнил тот день. Если честно, активная память мало что сохранила, кроме самого действа. Но когда серебристая полоска упала в омут, а Снейп произнес незнакомое заклинание, из матовой субстанции вытянулся призрачный Гарри. Он, кружа на одном месте, поднялся во весь рост и что-то беззвучно заговорил.       — Готовы? — спросил Снейп, и я, кивнув, стиснул в ладони открытый флакон. — Как только я опущу палочку — начинайте. Если не хватит яда, завершите клыком. Ну же, Уизли, сейчас!       Он опустил палочку, и Гарри начал шипеть одну и ту же фразу, как заевшая пластинка.       Крышка медальона щелкнула и приоткрылась, но не до конца. Мне пришлось ее открыть самому. В овальном углублении лежали глаза. Карие радужки, смотрящие в разные стороны зрачки на секунду сузились от света, а потом сосредоточились на мне живым любопытным взглядом. Я даже застыл на долгое мгновение от шока. Одно дело — читать об этом, а тут — оно живое, в голове ощущение, словно туда пролез зонд и мягко, но настойчиво прикасается к мозгам. Короче, что-то нечеловеческое, инородное и сверхъестественное.       — Уизли, — простонал за спиной Снейп, и я, не раздумывая, плеснул на крестраж ядом, пока эта тварь говорить не начала.       Раздался возглас смертельной агонии, и меня сковало ужасом. Этот раз отличался от всех остальных. Словно я реально плеснул кислотой в глаза живого человека. Убил…