Рокировка по длинному пути

Разговор с Чарли никаких четких ответов не принес.       — Ты не в Ордене, Рон, — мягко ответил он на мои настойчивые расспросы, — и я не могу рассказать тебе всего. Ты же понимаешь — клятва…       — Отец что, пророчество охранял? — прямо спросил я, надеясь, что хоть «да» он сказать сможет.       — Нет, — помолчал он. — Нужно было переправить одного мага в надежное место. У него было то, что нужно Темному лорду и нам. И он согласился отдать это нам за убежище и защиту. Но когда наши прибыли его забрать, наткнулись на пожирателей. Этого никто не ожидал. Завязалась схватка. Остальное тебе известно.       — А что такого важного всем от этого мага нужно? — полюбопытствовал я.       — Я не совсем уверен, но вроде бы — книга, — ответил брат.       — Книга? — удивился я.       — Да, запрещенная старинная книга, очень темная древняя магия, — подтвердил Чарли. А я подумал, что в ней могла содержаться информация, как уничтожить лорда и его крестражи, или как их обнаружить — ведь Дамблдор их ищет.       — Эмм… Так его спасли, того мага? — спросил я и нахмурился. Невольно прикинул — мог Дамблдор слить информацию об операции Снейпу, чтобы поднять его статус возле Лорда?       — Да, и книгу тоже. Теперь её изучает Дамблдор, — равнодушно ответил брат и подошел к окну, смотря вдаль. Наверное, вспомнил отца. Потом снова развернулся ко мне. — Смерть отца была несчастным случаем — трагическим стечением обстоятельств, Рон. Ты не должен винить себя или кого-либо еще.       — Это слабое утешение, Чарли, — грустно усмехнулся я. — Кстати, а почему тогда в нашем доме были Авроры? — неожиданно вспомнилось. — Если смерть отца официально от естественной причины?       — Моуди ранили темным проклятьем, и он принес его следы к «Норе», когда аппарировал с телом, — охотно пояснил Чарли. — И полностью зачистить тот дом от следов боя и тел времени не оставалось. Авроры прибыли быстро — поселение, где скрывался тот маг, — маггловское, и сильное магическое возмущение засекли сразу. Всё, к счастью, удалось замять, и к нашей семье у властей вопросов нет. Но, думаю, тебе следует быть осторожней в школе — у некоторых учеников в той стычке погибли родные, и это может спровоцировать открытую агрессию.       — Не думаю. Лорд до сих пор не заявил магическому миру о себе, потому все будут по-прежнему сидеть тихо, а вот усиленно пакостить исподтишка — возможно. Значит, теперь в Ордене Билл заменит отца? — проигнорировал я его предупреждение.       — Да. Но Билл не будет рисковать Родом, пока на нас открыто не нападут, и Дамблдор это понимает. Тебе не нужно переживать по этому поводу.       — Конечно… — скептически скривился я, вспомнив семейный склеп и кучу погибших семей в первую войну. Потом поднялся и направился к выходу. — Ладно, я тебя понял, Чарли. Спасибо.                                                                                                 ***       Каникулы закончились, и мы неохотно вернулись в школу. Откровенно не хотелось оставлять маму. Чем ближе был наш отъезд, тем всё больше она мрачнела и печалилась, постоянно старалась мимоходом приобнять, прижаться, словно бы запоминала наощупь, как это делают слепые. То ли тепла искала, то ли боялась, что и мы куда-нибудь сгинем, и дарила защиту и ласку, пока мы рядом. Это было бы здорово, если бы откровенно не отдавало горечью и болью.       В школе теперь я, как и Малфой, и Нотт, носил на плече траурную креповую ленту. Многие, даже с других факультетов, подходили ко мне и выражали соболезнования. Девчонки окружили заботой, даже за столом пытались положить мне на тарелку кусочки повкуснее, постоянно таскали печеньки и гостинцы из дома. И даже новость о моей помолвке с Луной их не отвадила. Они были искренни в своей заботе. В какой-то мере это внимание, может, и было приятно, но в целом безумно раздражало. Оно постоянно напоминало о том, что я бы хотел быстрее охладить и успокоить в памяти, чтобы не реагировать так остро. Наверное, я ненормальный, если не ценю хорошего отношения, но чужое сочувствие было невыносимо, хоть я и старался этого не показывать.       С Гермионой помирился. Как ни странно, но смерть отца нам помогла снова сблизиться.       — Мне так жаль твоего папу, Рон, — плакала она, уткнувшись мне в плечо, пока я её приобнимал, когда мы в первый же вечер сидели у камина в пустой темной гостиной. Она специально дождалась меня, чтобы нервно замереть, а потом с виноватым видом всхлипнуть и броситься ко мне. — Мистер Уизли был таким хорошим человеком, и очень добрым. Я так жалею, что не была рядом и не поддержала вас с Джинни. Надеюсь, ты простишь меня когда-нибудь.       — Мне вовсе нечего тебе прощать, Гермиона, — мягко возразил я. — Никто не знал, что такое случится. Ты и так всегда нас поддерживаешь и помогаешь. Последнее время ты отдалилась, и мы с тобой почти не общались вот так, запросто, но мне очень тебя не хватало. Если я тебя чем-то обидел, то прости, я не со зла.       — Ты тут вовсе ни при чем, Рон, — отпрянула она и, решительно смахнув ладонью слезы, отвела взгляд. — Просто я была немного занята… Да. Занята, — уверенно добавила она и слабо улыбнулась. — Ты же знаешь, у меня больше предметов на ЖАБА, чем у вас с Гарри, и еще обязанности Префекта… Сначала было трудно, но я справилась, и теперь всё будет по-прежнему.       — Тогда ладно, я рад, что ошибся, и у тебя всё хорошо, — широко улыбнулся я, малодушно радуясь, что Гермиона всё решила сама, и мне не пришлось разбираться ещё и с этим вопросом. Я не мог ей помочь и ощущал себя настоящим никчемным слабаком. Ведь что бы я ни сказал и какие бы слова утешения для нее ни нашел, они доставят ей только больше боли и привнесут неловкость между нами. Очень поганое, унижающее ощущение, когда понимаешь, что не в силах решить проблему, как бы ни хотел.       Мы еще немного спокойно и тепло поговорили, пока она совсем не успокоилась. Обсудили школьные планы, я вкратце рассказал о случившемся и предупредил её о Малфое и Нотте. Впрочем, я планировал за ней присматривать и поднапрячь других старост, чтобы приглядывали за слизеринцами, так, на всякий случай.       — Кстати, Рон, — немного задержалась у лестницы Гермиона, когда мы уже расходились, — слышала, тебя можно поздравить с помолвкой.       Было заметно, что она тут же пожалела, что спросила, но не могла стерпеть, чтобы его не задать.       — Да. Мисс Лавгуд осчастливила меня своим согласием на брак, — невозмутимо ответил я.       — Что же, рада за вас обоих, Рон. Ты долго за ней ухаживал и заслужил своё счастье, — спокойно ответила она и чуть улыбнулась. — Луне очень повезло с тобой. Ладно, пока. До завтра, — более оживленно и весело, чем необходимо, добавила она и, не дожидаясь ответа, рванула в комнату. Больше мы к этой теме не возвращались и общались, из-за занятости, пусть не так часто, как раньше, но так же свободно.       При первой же возможности навестил Снейпа, правда, и от него ничего толком не узнал. Только то, что Дамблдор планирует выманить Лорда, и Снейп аккуратно привлёк его внимание к пророчеству. Теперь Лорд по-тихому посылает туда своих людей, пока безуспешно. Сообщать патрону о том, что взять его могут только те, о ком оно сказано, пока никто не собирается. Думаю, эта сомнительная честь также выпадет Снейпу в свое время, когда Дамблдор всё же решит устроить ловушку и обозначит время.       Книга оказалась о древней первобытной магии, типа той, что использовала Лили, чтобы спасти Гарри. Лорд ни черта о подобной не знал и решил подстраховаться на этот раз, хоть, по сути, был бессмертен. Но такая магия всегда имеет непредсказуемые последствия, и Лорд боялся потерять не жизнь, а магическую силу. Потому эта книга была ему позарез нужна, но не получилось. К тому же он потерял нескольких значимых людей, типа Малфоя и Селвина, и был в ярости. Моуди в тот раз не сплоховал, и в обход увещеваний Дамблдора прибил всех Пожирателей, до кого смог дотянуться.       Но книга подтвердила Дамблдору то, что он и так уже подозревал. Убить Лича можно только добровольной жертвой. Как Лили пожертвовала за сына жизнью, так и кто-то должен добровольно умереть, чтобы Лич исчез. Причем не обязательно Гарри, но зачем кто-то, если в парне крестраж и ему всё равно крышка?       Любая убивающая магия будет только подпитывать самого Лича, делая его сильнее, он как бы переносит в соперника тьму и заражает его до того, как тот его убьет. Ведь в каждом из нас есть тьма, которая обязательно отзовется на откровенную тьму Лича — найдёт сродство, на котором можно сыграть. Он, как змей-искуситель, найдёт что предложить и чем увлечь любого, обращаясь напрямую от тьмы к тьме, и победить его невозможно. Только у Гарри и у Снейпа, несмотря на тьму, есть защита Лили. Она, как призрачная стена, стоит между ними и злом, не давая злу их поработить. И это звучало мистически страшно и философски-религиозно, на самом деле.       Короче, Снейп от напряга и недосыпа выглядел как фестрал, был хмур и груб, и я поспешил убраться подальше от его сарказма, как только он ответил на пару моих вопросов и помог подготовить и подтереть воспоминания об уничтожении крестражей так, чтобы его участие в этом деле не вскрылось. Мои догадки о его причастности к операции с отцом он не подтвердил, а я, по зрелому размышлению, решил оставить эту тему. Даже если Дамблдор и причастен, то это знание мне ничего не даст. Отец мертв, служить Ордену было его добровольным выбором, и винить тут некого, кроме обстоятельств. Всё уже закончилось, нужно думать о будущем и не допустить новых потерь.       Остаток года прошел в обычном учебном режиме. Слизеринцы нам почти не досаждали, вернее, не больше, чем обычно. Впрочем, Нотт первое время был несколько агрессивен и часто срывался, но не на кого-то конкретно, а так, сам по себе. А вот Малфой и вовсе изменился, как по мне, в лучшую сторону, словно разом повзрослел. Стал серьезнее, спокойнее, высокомерием и выдержкой живо напоминая своего отца. Что же. Он теперь не просто наследник, а глава древнего рода, и нужно соответствовать.       Особых пакостей от слизеринцев тоже не последовало. Чарли сказал, что Волдеморт пока усиленно подминает под себя Министерство, планируя к осени захватить его, незаметно и без особого сопротивления. Вербует по-тихому сторонников через своих людей и подкупает членов Визенгамота. Почти все сильные активные боевики и верные последователи сгинули в Азкабане, и особо в рейдах ему доверять некому, вот и остается рассчитывать на их финансовую поддержку. Потому слизеринцам наверняка приказали не светиться особо и не привлекать к себе внимание. Тем более что многие дети Пожирателей, если верить слухам, собрались идти на работу в Министерство, и скандалы с насилием в школе им не нужны. Так что Малфой сам разбирался со своими в случае подобных инцидентов.       Экзамены оказались невероятно трудной и нервной вещью и стоили нам всем бессонных ночей, нервных срывов и смертельной усталости. Оценки нам сказали в тот же день, но до отъезда еще осталось две недели, и мы наслаждались ничегонеделанием, почти всё время проводя на природе.       Гермиона сдала экзамены на все «Превосходно», с какой-то особой пометкой в аттестате — типа очень талантлива, и хорошей рекомендацией от руководства школы и всех деканов. Но всё равно до сих пор нервно вскидывалась и бледнела посреди разговора — вспоминала, что что-то не дописала, не учла, не отметила. Чем очень смешила окружающих. Гарри сдал экзамены на все «Превосходно», кроме одного: по «Зельям» — «Выше ожидаемого». Но для него это был подвиг, достойный медали. Теперь ему ничего не мешает поступить в Аврорат и пойти по стопам Блэка и своего отца.       Сам я сдал всё на «Превосходно», чему был несказанно рад, как и обещанной рекомендации. А вот Флитвик меня обломал. Сказал, что сможет меня взять в ученики только через год. Жаль, конечно. Впрочем, я планировал подработать у близнецов, пока Луна не закончит школу и я не получу Мастера. Оставлять её одну в стране на пороге войны не собирался.       За день до нашего отъезда старшекурсников ждал прием и вручение дипломов. В отличие от рождественского бала, на него пускали только выпускников, и партнерша не требовалась. После официальной части были фуршет и танцы, но более официальные и традиционные, как и полагается взрослым людям, коими мы уже считались. Партнершу для танцев можно было пригласить с любого факультета, но перед этим отметиться в её бальной карточке.       Было удивительно наблюдать за всеми. Я учился с этими парнями и девчонками семь лет, и теперь все они выглядели как взрослые. Такие же важные, степенные и серьёзные. Девушки, которых я помнил угловатыми девчонками с веснушками и обгрызенными ногтями, теперь женственные и ухоженные молодые леди. Глядя на красивую и элегантную Гермиону, кружащуюся в вальсе, никогда не скажешь, что она путает себе волосы, когда нервничает, задумчиво грызет кончик пера, а ее пальцы и губы почти всегда в чернилах.       Симусу только что не хватает рыжей кудрявой бороды и зеленого колпака, чтобы стать копией и эталоном ирландского весельчака с рекламы эля. Дин — дамский угодник и раздолбай, в черной строгой мантии — высокий, статный и уверенный в себе, как можно быть в себе уверенным только в восемнадцать. Невилл из неуклюжего тихони как-то незаметно превратился в высокого крепкого здоровяка, от которого за милю тянет добротой и безотказной заботой. И хрупкая, но фигуристая хохотушка Лаванда отлично смотрится на его фоне, дополняя его силу своей слабостью.       Все мы незаметно изменились и повзрослели. Завтра поезд умчит нас, и мы разлетимся по свету каждый в свою сторону, а когда встретимся вновь, то это будем уже не мы. Вернее, не совсем те мы, что когда-то были и учились вместе, а кто-то совершенно другой. Незнакомые мужчины и женщины с неизвестной пока судьбой. Школьная пора прошла, и мы выпускаемся в реальный неизвестный мир, где ничего нельзя решить снятыми баллами и отработкой. Это отдавало грустью, на самом деле. Она читалась у каждого, за смехом, за внезапным молчанием, и за задумчивым выражением лиц, частенько обегавших по залу. И всё же я был счастлив, наконец, покинуть школу.       Мы шумно попрощались с бывшими одноклассниками и прямо с вокзала порталом отправились в «Нору». Билл о нашем плане не знал, да и подставлять его не хотелось. И пару часов спустя, дав Молли поохать, поплакать и всех пообнимать, Гарри, Гермиона и Джинни отправились в Румынию с Чарли. А уже на следующий день меня потянули на Гриммо, где уже ждали все орденцы. Но при разговоре, кроме Дамблдора, присутствовали только Моуди, Кингсли и Блэк, от которого, похоже, не смогли избавиться.       Было очень не по себе, но я был готов к последствиям. Вернее, я думал, что был готов, пока Моуди орал на меня, не жалея глотки, пытаясь вызнать, куда я дел Избранного? Блэк смотрел волком, а Кингсли — с укоризной, но и каким-то проблеском понимания и одобрения. Иногда мне кажется, что он самый вменяемый из всей этой шайки.       А вот когда меня настиг гнев Дамблдора за мое самоуправство, я едва устоял. После допроса с пристрастием, я самонадеянно заявил, что Гарри не вернется в Британию. Директор вспылил, и от него пошла такая волна силы, что она ощущалась чем-то материальным. Как волна цунами, что сносит всё на своем пути. Теперь я уверовал, что Дамблдор самый сильный маг в Британии, не удивлюсь, что и в мире. Его сила потрясала воображение и восхищала бы, если в тот момент я мог бы внятно соображать и чувствовать что-то, кроме ужаса и удушья. Но его ярость схлынула так же быстро, как и началась, оставив после себя ощущение опустошения.       — Что ты наделал, Рон? — устало спросил Дамблдор, осев в кресле. — Ты хотел быть хорошим другом, но обрёк всех на гибель. Только Гарри мог остановить Волдеморта. Пророчество должно было свершиться.       — Это не так, сэр, — взяв себя в руки, возразил я. — В Гарри теперь нет крестража, как и защиты от Лорда. Он уже исполнил пророчество и поборол своего врага и убийцу у себя в голове. Остальное — ваша задача.       — Что значит нет крестража? — вскинулся и подскочил Дамблдор, хорошенько меня встряхнув. — Что ты об этом знаешь? Говори!       Я не без труда отстранился и вывалил из сумки на стол несколько покорёженных предметов, пристроив рядом пару флаконов с воспоминаниями.       — Все крестражи Лорда уничтожены. Тут они не все, но есть воспоминания. А тут, — я подал ему флакон, — разговор с шаманом о Гарри и о вас.        Дамблдор смерил меня пристальным холодным взглядом, под которым я невольно поёжился, и попросил у Блэка Омут. Воспоминания он смотрел один, пока присутствующие с недоумением переводили взгляды на меня и на стол.       — Эй, Рон, — неожиданно окликнул меня Блэк. — А что значит — в Гарри был крестраж? Ты о чём? Что это вообще такое?       — Лорд темным ритуалом отделил от себя части сущности, поместил их в разные предметы и спрятал, — подбирая слова, начал я. Судя по обалделым лицам Моуди и Кингсли, они тоже ничего о крестражах не знали и заинтересованно посмотрели на стол. И я поспешил рассказать свою версию, пока мне вселенское зло не приписали. — Одна часть сущности попала в Гарри, когда Лорд пришел его убить. Теперь, пока крестражи не уничтожить, Лорда нельзя убить — он будет возвращаться.       — А ты откуда всё знаешь, парень? — подозрительно проскрипел Моуди, накинув на дневник чары и переглянувшись с Кингсли.       — У меня в детстве случилась клиническая смерть, сэр, — просто ответил я. — После мне стали сниться сны, или видения, о будущем, и оно меня не устроило. Слишком много погибших и разрушенный Хогвартс. Потому я исправил всё, что мог.       — Ты хочешь сказать, Рон, — спокойно спросил Кингсли, внимательно глянув на остатки диадемы, — что Темный лорд должен убить Гарри, иначе он бессмертен?       — Да, — прямо ответил я, смотря в его проницательные черные глаза. — Но в пророчестве сказано о победе над духом, а не над телом Лорда. В теле не могут жить две сущности, они рано или поздно будут бороться друг с другом, и победит только одна.       — А почём ты знаешь, что победил Поттер? — вспылил Моуди, как всегда продемонстрировав свою паранойю.       — Потому, что знаю, сэр, — преувеличенно вежливо ответил я и угрожающе прищурился.       — Но почему ты, дурной мальчишка, тянул, не пришел и не рассказал нам обо всём раньше? — напирал он, привстав с места. И уже открыл рот, чтобы снова что-то сказать, но его перебил Блэк.       — Да погоди ты, Аластор, — яростно отмахнулся от него Сириус. Вид у него был взбудораженный. — Значит, по твоим словам, Рон, Гарри должен погибнуть. Ну, раз он крестраж?       — Это не по моим словам, — возразил я. — Так решил Дамблдор. Он не захотел вытащить из Гарри крестраж, посчитав, что это и означает исполнение пророчества. И да, в таком случае Гарри должен был умереть. Но теперь, когда крестража в нём нет, он будет жить. Не волнуйтесь за него, мистер Блэк, он теперь в безопасном месте.       Блэк что-то невнятно гаркнул, стиснул кулаки и перевел злой взгляд на Дамблдора. Видок у него был бешеный и почти такой же сумасшедший, как и раньше. Думал, что при его импульсивности он вытащит старика из омута за бороду немедленно. Но тот, на своё счастье, своевременно вынырнул сам.       Дамблдор выглядел потерянным и постаревшим. Он обессиленно упал в кресло и перевёл взгляд на остатки крестражей, даже провёл по одному пальцами, словно не веря своим глазам. Видимо, такое состояние у своего кумира все наблюдали впервые, потому даже Блэк молчал, словно ждал сигнала, чтобы заговорить, или не смея нарушить чужую скорбь.       — Что ты наделал, мальчик, — прошептал Дамблдор и поднял на меня обреченный взгляд. И я сразу понял, о чем он. — Жизнь и Любовь должны были победить Смерть и Зло. А теперь…       — Вы сказали, сэр, — осмелился ответить я, — что Жизнь и Любовь должны победить Зло. Но где сказано, что это должен быть именно Гарри? Оставьте его в покое. Он уже отдал этой войне всех и всё. Единственное, в чем он нуждается — жизнь и любовь. Вы Великий маг, владелец Бузинной палочки. Кому, как не вам, бороться со злом и победить его? Вы справитесь, сэр, и найдёте выход. Мы все в вас верим, все те, кто пошёл за вами раньше и уже мертв, и те, кто остались в живых.       Что решили орденцы, как ругались и чем все закончилось, не знаю. Я ушел сразу же, как высказал свое мнение, благо меня выпустили без вопросов и проблем. Дамблдор только раз протестующе вскинул голову, когда я упомянул палочку, и больше не поднял глаз.       Мне даже было его где-то жаль. Он не хотел славы, боялся погрязнуть во власти и стать новым драконом вместо того, кого уничтожит. Знал, что он способен, и уж из него-то выйдет отличный дракон — куда страшнее и жёстче, чем Лорд. Он знал про тьму в себе и видел её в других, и ему даже не нужно было становиться бездушным Личем, чтобы притягивать её в других людях к своей пользе, используя их слабости и тонко играя на чувстве вины и тайных желаниях. Он смог бы предложить любому не меньше, чем Лич, но в отличие от него, его бы боготворили, а не боялись.       Судьба одарила его щедрой рукой невиданной магической силой, дарами, древним артефактом и совершенно заслуженными амбициями — и он всю жизнь трусливо от неё бежал, боясь стать чудовищем. Но не для других — а для себя самого — дать себе волю. Он был слаб и признавал это, хоть и прятал за высокими речами и всепрощением. И всё же судьба нашла способ и припёрла его к стене. Теперь я не сомневался, что он придумает что-нибудь, чтобы уничтожить Лорда. Он малодушно рассчитывал на пророчество, тогда как это его судьба — очистить Британию от зла. Почему его? Потому что он сам этого жаждал всем существом. Его Величие и гордыня не могли не поучаствовать в таком эпохальном событии, но он бежал от славы и добровольно отдал бы её Гарри Поттеру. Его амбиции вполне бы утешились его ролью в этом деле, ведь на самом деле он бы знал, кто привёл Гарри к победе. Дамблдор вовсе не был плохим человеком — просто человеком, как все мы, и как всеми нами, им правили слабости и страхи. Но заглянуть в себя, понять и простить, — всегда страшнее, чем понять и простить другого. А он так и не сумел этого сделать.