О чём шепчут волны

      Тоннели Ямы Скорби простирались на многие мили, не пропуская ни света, ни звуков внешнего мира. Обитатели подводного мира не забредали сюда, ни крохотной креветки, ни страшной рыбы-удильщиков нельзя было найти в этом царстве тьмы и пустоты, лишь щупальца жадно тянулись к путникам, пытаясь схватить их и затащить к себе.       Всякое говорили об этой Яме. Поговаривали, что её тоннели тянутся в самые недра земли, глубже, чем Подземье, что она хранит в себе тьму, которая старше сотворения мира, что она ведёт к Вселенской Утробе, Первобытному Океану Тамаит. А ещё — что стоит заплыть слишком далеко, как ты начинаешь забывать себя, и личность, как и память о ней, растворяется в окружающей тьме. Правда это или нет, никто не знал. Те немногие, кто отваживался сюда заплыть, никогда не возвращались.       Хлоре было не по себе. Он снова и снова проделывал упражнение по контролю страха, которому научил его отец. Он закрыл глаза и просто плыл вперёд. Никакие чувства здесь не работали, так что приходилось плыть наобум, отбиваясь от щупалец.       — Человек во мне засыпает, — услышал он телепатический голос Мамы Нерпы.       Саму селки он не видел, хотя она плыла недалеко от него.       — Я слишком долго нерпа, — продолжила женщина, Скоро забуду, что когда-то была человеком.       — Я тебя понял. Чем дольше ты нерпа, тем сильнее растворяется твоя человеческая сущность. Сущность животного её поглощает, — кивнул Хлора. — Боюсь, это ещё даже не половина пути. Тебе придётся постараться, чтобы не забыть о нашей… своей цели.       Конечно, Мама Нерпа помнила. Она повторяла про себя мантру, выученную с младенческих лет. Я — Мама Нерпа. Ни человек, ни зверь, и не принадлежу ни океану, ни суше. Мой дом — не куда ведёт моя дорога, а где она проходит. Моё имя — то, как себя называю я, а не другие.       Но так не могло продолжаться вечно. Для каждой селки рано или поздно наступала пора выбора. Океан или суша, человек или зверь. Мама Нерпа думала, что сделала его когда-то давно, когда в лунную ночь сказала океану «прощай». Но она ошибалась. Она так и не выбросила шкуру — не смогла, не решилась.       Прошло много времени, но сколько, путники сказать не могли, ведь тут царила лишь тьма. Но оба очень проголодались и устали, конечности едва их слушались, а Маме Нерпе всё сложнее давалось сохранение воспоминаний о своей человеческой сущности.       В конце концов ребята потеряли всякий счет времени и просто плыли, лишь бы плыть. Без мыслей, в молчании, вяло перебирая плавниками. Маме Нерпе вдруг подумалось, что Яма Скорби что-то от них хочет. Хочет, чтобы они сделали выбор. Чтобы Мама Нерпа сделала выбор. Человек или зверь. Суша или океан.       Разве можно заставить тюленя выбрать между побережьем и морем? Разве можно заставить птицу перестать летать между небом и землёй? Разве можно заставить человека перестать восхищаться звёздным небом и рассветом? Мама Нерпа никогда не выбирала, потому что не могла. Потому что не должна.       Тьма вокруг неспроста казалась живой, практически осязаемой. Она и была живой, каким-то древним сознанием. И это сознание ждало. Прошли минуты, часы, может, даже сутки. Так больше продолжаться не могло.       Мама Нерпа выбрала. Просто подумала, тихо, про себя, не сообщая об этом никому. Выбрала с тяжёлым сердцем, но потом вдруг почувствовала лёгкость, словно после долгого пути наконец вернулась домой, словно вдруг обрела потерянную себя.       И тьма расступилась. Хлора не смог сдержать восторженного крика, даже Мама Нерпа невольно восхитилась.       Чем темнее ночь, тем ярче звёзды. Так гласит поговорка. А здесь они были буквально повсюду, куда только падает взгляд. Словно небо обрушилось на землю, словно океан поглотил самые яркие звёзды. Они искрились всеми цветами, сияли и мерцали, и среди всего этого светового безумия дремал громадный кит. Его тёмные бока мерно вздымались, и это было похоже на землетрясение. Он медленно покачивался в воде, вздымая песок на дне, вяло перебирая плавниками, и под его светлым брюхом лежала, переливаясь, большая раковина.       Но как только путники подплыли к этой спящей громадине достаточно близко, кит открыл глаза, похожие на две луны.       — Ты сделала выбор, сестра, — сказал он.       И голос его был похож на шум моря во время шторма и раскаты грома. Хлора даже не понял, действительно ли кит это сказал или лишь послал мысль в их головы.       — Я пришла за Рогом Начала, — сказала Мама Нерпа.       И Хлора опять не понял, телепатически или голосом.       — Зачем ты пришла за Рогом Начала? — вопросил кит.       — Чтобы спеть Песнь Земли, которая усыпит Пробуждённого.       — Почему ты хочешь усыпить Пробуждённого? Почему ты хочешь спасти сушу, сестра? Что ведёт тебя, какому пути ты следуешь?       Снова перед глазами Мамы Нерпы возникла сцена встречи с королём эльфом. Снова в голове прозвучал вопрос, на который они оба знали ответ.       — Или тобой движет любовь, сестра? Любовь к своему дому, к своему миру?       Если бы она могла улыбаться, то улыбнулась бы.       — Мой дом — суша. Мой дом — океан. Я видела земли снега и льда. Я видела птиц, летящих в небе. Я видела море тёмной ночью. Я видела рыб цветом, как луна и кораллы цветом, как кровь. И то, и другое должно жить. И то, и другое мне дороги.       — Значит, тобой движет любовь?       — Мной движет судьба. Я просто иду, куда дует ветер. Я думаю о глупой Унасит-Ыын, которая сейчас сидит дома и жуёт кожу, чтобы сделать себе сапоги. Я думаю о её лице под водой, бездыханном и мёртвом. Пусть я лишь одна из героев, которые просто делают, как надо, и не знают, почему надо. Я знаю лишь то, что океан не может без земли, а земля — без океана.       — Хм-м-м…       От этого вздоха задрожало дно, вновь вздымая песок. Внезапное резкое течение едва не унесло путников прочь.       — А что думаешь об этом ты, сын моря? — обратился к Хлоре кит.       — Где-то далеко, — начал Хлора, — в Космоокеане плавают две рыбы: золотая и серебряная, гоняются друг на другом в вечной охоте, тем самым заставляя вращаться мир. Что будет, когда одна из них поймает другую? Кто знает… Быть может, мир остановится. Быть может, когда-нибудь это произойдёт. Но не сейчас, я знаю это. Не сейчас.       И снова вздох. И снова молчание.       — Если желаешь забрать Рог Начала — иди и забери его, сестра. Подними над головой и наполни его Песнью Земли. Песнью льдов и песков, лесов и полей. Иди, сестра, и храни в себе песнь земли, храни её в своём сердце и спой её, когда придёт время.       Хлора не без опаски подплыл к раковине и поднял её, очищая от песка. Он отнёс её селки и вместе они заворожённо разглядывали её рельефные бока, переливающиеся перламутром. Но внутри неё было пусто. Песни не было.       — Где же Песнь? — спросил Хлора.       — Ищите её в сердце льда и сердце песка, в сердце леса и сердце полей, — ответил кит. — А потом — услышьте эхо земли. Эхо её недр.       — Ничего не понимаю, — проворчал Хлора. — Обязательно говорить загадками?       — Песня когда-то была спета, — сказал кит. — Её ноты разлетелись по всему миру и осели в разных его уголках. Прошли века, и Песнь стихла, ныне она многими забыта. Но и сейчас её эхо можно услышать, и его слышат те из сыновей и дочерей земли, что знают, где его искать и как.       — Стало ненамного понятней, — процедил Хлора. Кто ты вообще такой, кит? Почему ты её называешь сестрой?       — Разве это не было понятно с самого начала?       — Неужели…       — Первый селки, — сказала Мама Нерпа.       — Когда-то был, — согласился кит. — Но давным давно, много лун тому назад, я сделал выбор. Как его сделала ты, сестра.       — Потому что ты заставил.       — Нет, ты его сделала ещё давно, просто не хотела в этом себе признаваться. Иди же, сестра! Иди, сын моря! Идите и делайте так, как должно.       И они уплыли. И Рог Начала сиял, гордо поднятый над их головами.