Она выбрала

Ночь опустилась на город траурной вуалью. Окна в соседних домах зажглись искусственными огнями рыжих ламп. Они вспыхивали друг за другом и уходили вдаль, словно среди зловещей черноты опустевших улиц шла в глубоком молчании незримая похоронная процессия с горящими свечами. Одинокая женщина сидит у высокого окна мансарды. Ее комната почти без света. Из освещения — лишь канделябр из темного серебра. Женщина сидит, сгорбившись, обхватив колени, упирается спиной в оконную раму. Ее темно-фиолетовое платье сливается с тенью, а волосы, заплетенные шикарными лентами, кажутся бесцветными. Она вдруг опускает руку, дотрагивается до короткого каблука, подносит измазанные пальцы к лицу и вдыхает. Пахнет сыростью, железом. Пахнет кровью! Она вытирает пальцы о пышную юбку с каким-то усталым безразличием. Сегодня убили человека. Не так! Сегодня убили хорошего человека. А она стояла у эшафота и ничего не делала, чтобы спасти его. В прошлом году она чуть не рассталась с жизнью. Он явился нежданно — из облака пепла, укрыл своим телом от взрыва, а его парные мечи рассеяли череду агрессивных неоновых вспышек проклятий. Она вовек не забудет гул своего растревоженного сердца, молотившегося под узкими ребрами. Не забудет ровный, суровый, но такой заботливый голос спасителя: «Жива, Эдельфельт?» Не забудет его посеревшее от горя, растерянное лицо, с которым он будет выслушивать смертный приговор. «… признан виновным в разрушении города Сан-Андреас; в многочисленных терактах по всему миру, с числом жертв «…», убийстве собственной жены «…» Она плохо слушала обвинение, все смотрела на когда-то спасшего ее человека и не верила. Он никогда не мог так поступить. Более того: она видела, что случилось на самом деле. Он был тем, кто на ее глазах изо всех сил держался против духов зла, когда другие уже сложили оружие. Тем, кто сидел на опаленной земле без движения, до последнего обнимая погибшую жену, пока ее не отняли, а его самого не истыкали копьями, блокировавшими магические цепи в человеческом теле. Она слышала абсурдные обвинения и молчала. Если бы она осмелилась открыть рот, мигом бы оказалась в петле рядом с ним. Стоя высоко над толпой, на деревянном эшафоте, ее заторможенный болью герой расспрашивал палачей: «Рин? Что происходит? За что? Я же хотел, как лучше… Я… Где Рин? Верните мне Рин!» Сбитая, тихая мольба, полумертвый взгляд человека, потерявшего все… В ответ жесткий удар в грудь и наконечником копья по лицу. Герой низко опускает голову, с щеки капает кровь, и тут! Он резко выпрямляется в руках палачей, смотрит куда-то в толпу, сквозь насмешки и злобу людей. О да, они прекрасно знают, что он не виновен. Никто не пойдет против слов власть имущих. Никто не захочет стать вечным изгоем в глазах общества, верящего во всем правящему кругу. Герой шепчет имя своей жены. Эдельфельт читает по губам. Где-то в этой разномастной кучке лжецов и лицемеров герой видит родное лицо покойницы. И улыбается — мягко, устало, с печальной радостью. Эдельфельт стоит в самом конце собрания, и ей страшно. Приговоренный спаситель видит призрак жены, но не видит ее — Эдельфельт. Может, к лучшему? Эдельфельт такая же, как они — лжецы, лицемеры, убийцы, согласные на любую подлость ради статуса. Она знала правду, но струсила, утаила, пыталась забыть. Она боялась. Боялась, что он оторвет взгляд от ушедшей мечты, перестанет шептать, взглянет на нее — предательницу его семьи, дружбы его жены. Все давно кончилось. Она сидит у окна, а душа ее в муках корчится, так же, как десять часов назад, дрожит, упивается болью — память грызет и мстит. Она все еще там, где стянулась петля, старый преданный друг неустанно шептал погибшей жене, из-под твердо стоящих ног вылетал табурет. Она все еще там, ловит чужой предсмертный хрип, и опять ей слышится: «Рин-Рин-Рин!» Вот она дома в тепле, предала друзей, но зато жива. Не жалеет теперь? Неправда! Но ей проще сказать себе: «Они правы, закрой эту дверь и оставь память гнить одну». Не пройдет, не решить все так просто. Она правильно поступила! Себя спасла! Только жить теперь легче не станет. Закрывает лицо. В темноте видит серый взгляд мертвых глаз у огня. Мир признаёт и принимает идею того, что люди не живут и не будут жить ради других. Что их жизнь — это нечто большее, продолжающееся вне границ тех часов, где ваши пути пересекаются. Не думаете, что кто-то способен поступить иначе? Поступите так же, как большинство других, пекущихся о своем «я»? По пути большинства пошла леди Эдельфельт. В жизни всякое бывает. Переступая через ближнего своего, остановитесь и подумайте хорошенько: вам с этим жить.