Эмоциональное выгорание

Я смотрю вверх, на бесшовный серо-белый потолок. Где-то там, высоко над капсулой базы и над поверхностным льдом, простирается глубокий черный космос. Там опасно и холодно. Там бушуют магнитные бури Юпитера, вулканы его ближайшего спутника, Ио, и жесткая радиация, которую нечем убрать от поверхности: у Европы нет атмосферы. Зато есть лед. Под ним – пустоты, пузыри над водой. Мы с Элис и Тритоном подготавливаем их для постройки первой плавучей колонии вдали от Земли. Сперва было страшно, конечно. Мы ждали увидеть русалок, удильщиков, многометровые водоросли, крепкие, как канаты, но не нашли ничего, кроме пары бактерий. И то, нет уверенности, что их занесли в пробы не мы сами. Я – оператор аватара «Тритон». Мои – наши – руки в ледяной и сернокислой воде. Возможно, они-то и были недостаточно чистыми. Но это, по большому счету, не имеет значения. Мы будем жить здесь, и даже хорошо, что ни с кем не придется делить свою новую колыбель. Я потягиваюсь и зеваю. Одна – на целый отсек. После перенасыщенной, переполненной Земли – невероятно щедро. Но сейчас мне необходимо поговорить хоть с кем-то. Мне надо испытать себя. Вернее – свои чувства. К сожалению, сейчас это невозможно. Со вчерашнего дня Юпитер заглушает любые радиопередачи. Это известная сложность. Общение с главной базой возможно лишь в определенные, рассчитанные заранее даты, когда Европа оказывается между Юпитером и Землей. Похожие проблемы и у нашей местной связи, между исследовательскими отсеками. Айзек Хорт, Джон Карам, Анна Петровская, Джереми Веллингтон – словом, вся остальная команда «Соляриса-5» – где-то там, за пределами моей экранированной капсулы. Близко и далеко. На расстоянии радиосвязи, вторые сутки не работающей из-за небывало сильных магнитных возмущений. Ну, хотя бы с Элис можно поговорить. Она отвечает прежде, чем я раскрываю рот: – Доброе утро! Системы жизнеобеспечения работают штатно. Температура снаружи – 0 градусов по Цельсию. Земное время – 8-13 по нулевому меридиану. Не забудь позавтракать. Точь-в-точь, как и вчера утром. Вот так совпадение, да? Впрочем, для Элис, искусственного нейро-интеллекта, контролирующего функциональность базы, это вполне нормальное явление. Наверняка просто глючит массив с вариативностью фраз, предназначенных для моего пробуждения. Для такого сложного устройства, как Элис – мелочь, ерунда. Не стоит внимания. Тем не менее, ассоциация делает свое дело. Минувший день послушно вспоминается – смутно, но без искажений. Хороший был день. Повторяю все то же самое. Встаю с постели, завтракаю пайком из пакета, забираюсь в капсулу аватара. Пара датчиков обхватывает запястья и шею, в порт на затылке входит соединительный штекер. Перед глазами вспыхивают искры. Картинка раздваивается, как в плохо сидящих на носу 3D-очках. Голова слегка кружится. Щекотно. Моргаю и легонько трясу головой. – Проверяю обновления… В эксплуатацию аватара введено обновление, совместимое с имплантами серии С. – Ты это уже говорила. Вчера, – напоминаю я, хотя Элис и без меня это знает. Опять зудит в затылке – точно мягкое кусачее облачко в волосах. Но это, скорее, воображение, чем действительно пробой импланта. Он безопасен. Он выдержал стрессы, предполетные проверки, перегрузки перелета до Европы в криосне и длительные сеансы на связи с аватаром. Его очередные новые возможности – только в плюс. Откидываюсь в кресле, расслабляюсь. Малейшая дрожь может быть воспринята аватаром как команда к неверному действию. Но мне и не страшно уже, и не волнительно. Все нормально. Все обычно. Все хорошо. Я готова приступать к работе. – Последний пакет обновлений представляет собой нейрокомпьютерный протокол, – оповещает Элис. – Это словарь и программное обеспечение для расшифровки химико-электрических сигналов в человеческом мозге. Предусмотрена негативная реакция оператора, то есть, твоя. Комментарий разработчика: программа предназначена исключительно для оптимизации работы на аватаре. Все твои личные мысли останутся при тебе. Я открываю глаза, гляжу под потолок. Элис там нет, физически, но так почему-то проще. – Ты сама себе противоречишь. – Это исключено. Громко хмыкаю и закрываю глаза снова. – Тогда ты повторяешься. – Это стандартная процедура техники безопасности, поскольку оператор аватара воспользуется новой опцией. С помощью словаря импульсов, а также твоего мозгового импланта я смоделирую и буду транслировать изображение с матрицы камеры аппарата «Тритон» непосредственно в твой мозг. – То есть, я увижу то же, что он, без тех специальных очков? В своей голове? – спрашиваю, смутно припоминая: что-то такое когда-то уже было. Ощущаю дежавю, но несильное. Такое… как мутная темная вода. – Да. Ясно. И, раз Элис получила такую программу, значит, выбора для меня нет. Там, на Земле, все уже решено. Осталось принять участие в испытаниях. Снимаю и откладываю очки. – Приступай. В затылке колет – снова. А затем голову окутывает электрическим покусывающим облаком. Оно распространяется вдоль нервов рук и ног, где проходят датчики мышечных сокращений. Вес тела теряется; кажется, вот-вот в нем, расслабленном, как при засыпании, возникнет ощущение падения, и погружение прекратится. Краснота перед закрытыми глазами сменяется мутным, подрагивающим изображением. Голос Элис звучит прямо над ухом: – Соединение установлено. Связь стабильна. «Тритон» слегка покачивает массивными манипуляторами: автоматическая калибровка чувствительности. Я поднимаю голову, смотрю вверх: бесшовный серо-белый лед, выхваченный светом прожектора, напоминает грязную медицинскую вату. Он слишком рыхлый, чтобы закрепить в нем фиксаторы для очередной плавучей капсулы-отсека. Слишком близкий к воде, растает и отвалится. Капсула уйдет в свободный дрейф по океану. Нужно снять еще слой. Я приступаю – и это ощущается по-новому. Я больше не управляю роботом извне – я и есть робот. Я смотрю, как он, я присутствую за пределами базы, я действую без ограничений. Я не чувствую ничего лишнего. Нельзя назвать чувствами данные с датчиков: давление, температура, кислотность. Мне не жжет, не холодит и не давит. Я просто знаю, что нужно сделать, что можно, а чего не стоит. Думаю, что Элис функционирует примерно так же. Мимо моего… лица сыплется сколотый лед. Он шлепается в темную воду и медленно уходит вниз, в процессе тая и теряя резкие очертания осколков. Я едва это замечаю. Странно. Раньше увлекало на целые минуты. Заставляло задуматься о жизни, о вечном… и потерять драгоценные минуты заряда аккумулятора. Быть роботом непривычно, но раз это улучшает эффективность работы, то почему бы и нет? В конце концов, я здесь не ради красот подводного мира, не ради горизонтов Юпитера. Я – оператор аватара, а не турист. Я, Элис и «Тритон» подготавливаем, как и другие члены команды «Солярис-5», площадки для расширения человеческой колонии. И, ни на что не отвлекаясь, я могу спокойно отработать полный сеанс. Когда он завершается и Элис отключает меня от аватара, я вновь обретаю вес. И мне снова кажется, что это сон. Был сон. Встаю с кресла – и сразу падаю на колени. Руки кажутся чужими и бесконечно далекими. Ноги – тяжелыми. Сердце стучит тяжело и часто, а я дрожу. Адреналиновая реакция на усталость, не более того. Мне не страшно. Всё… нормально. Всё спокойно. Но чужим теперь как будто стало мое собственное тело. – Что это со мной? – Нейрокомпьютерный протокол предусматривает непрерывную работу аварийного импланта. Комментарий разработчика: приношу извинения за причиненные неудобства. Прошу немедленно записать свои впечатления и отправить на главную базу в ближайшее окно связи, – отвечает Элис. Опять что-то знакомое. Дежавю. Оно сбивает с мысли, но недолго. – Аварийный имплант? – отвлекаюсь на более ясную, более актуальную проблему. Нам говорили, что он просто выключает основной в случае серьезного пробоя или другой неполадки. Выходит, обманули. Встаю, дотаскиваю себя до компьютера. Включаю – так трудно. Чувствую себя выпитой, бесконечно усталой. С трудом помню, что только что делала. – Зачем на самом деле нужен аварийный имплант? – Аварийный имплант расположен в лимбической системе. Комментарий разработчика: в случае потери контроля над эмоциями, угрожающей жизни оператора и функциональности аватара, имплант блокирует передачу импульсов и заглушает работу лимбической системы. – Понятно. Отключить можно? Я в норме, мне не нужна перестраховка. Особенно такая. По рассказам, происходящее со мной похоже на действие нейролептиков. – Я сделаю запрос. – Хорошо. Буду ждать ответа. Обедаю. Записываю отчет, ставлю в очередь на отправку. Листаю старую почту – от нечего делать. Скучно. Ложусь отдохнуть. Смыкаю глаза, вытянувшись на койке, – и сон приходит без малейшей задержки. Я смотрю вверх, на бесшовный серо-белый потолок. Где-то там, высоко над капсулой базы и над поверхностным льдом, простирается глубокий черный космос. – Доброе утро! Системы жизнеобеспечения работают штатно. Температура снаружи капсулы – 0 градусов по Цельсию. Земное время – 8-13 по нулевому меридиану. Не забудь позавтракать. Точь-в-точь, как и вчера утром. Вот так совпадение, да? В затылке зудит, не прекращая. Морщусь, взъерошиваю волосы. Нет. Не от них щекотно. – А день? Какой сегодня день, месяц? – Пятнадцатое июня. Две тысячи шестьдесят второй год по земному исчислению. А ведь в последний раз, как я спрашивала, было десятое. В отчете. Из соседней ячейки. Но к ним больше нет доступа. С одиннадцатого. Уже четыре дня как. Хм. Не могу испугаться как следует. В затылке снова рождается неясное облачко. Аварийный имплант, вот что это такое. – Верно, – откликается Элис. – Ты теперь читаешь мои мысли? – Я учусь понимать человека. Это одна из целей работы нейрокомпьютерного протокола. Комментарий разработчика: нам нужны сильные стороны обоих интеллектов без их же слабостей. Эмоции мешают полноценному сотрудничеству. Нам нужно знать, что будет, если их физически отключить. Оказывается, злость можно чувствовать не телом, а мозгом. Без адреналина, без вспотевших ладоней и горящего лица. Без всего лишнего. Ее можно просто понимать – и жалеть, что в век межпланетных перелетов люди все еще не изобрели возможность дать собеседнику по лицу посредством беспроводной связи. Посмотреть? Просто взять – и посмотреть? На мне? Уколы в затылок становятся еще отчетливей. Накатывает отупляющее безразличие. – Дни стали слишком одинаковыми. Ты тоже это чувствуешь? Я не могу отделить их друг от друга. Это все из-за импланта. Я хочу его выключить. – Все земные сутки имеют одинаковую продолжительность, – замечает Элис. Хотелось бы мне слышать в ее голосе сочувствие. – Я не об этом. Все слишком похоже. Каждый день – абсолютно как предыдущий. Я даже запуталась в числах… «Эмоциональное выгорание», – приходит мне на ум, и я чувствую, что вот-вот начну дико смеяться. Невероятно меткий каламбур. Но смеяться не хочется. Это… больше попросту не имеет смысла.