Тысячу лет назад

      До обеда ровно тридцать три минуты, если верить часам в вестибюле (они отчего-то вечно сбиваются), и Полина уже в нетерпении стучит ручкой по деревянному столу стойки администратора. Сегодня она бьёт все рекорды отеля по количеству зарегистрированных гостей — за это утро прошло просто немыслимое количество иностранных туристов, и это может означать только одно весьма приятное обстоятельство. Номера вот-вот закончатся, и Полина в ближайшее время будет предоставлена сама себе. Через полчаса она быстро поест и заполнит постояльцами последние восемь номеров: пять стандартных и три люкса. Она не может не улыбнуться этому факту. В кои-то веки можно будет присесть, даже скинуть эти ужасные туфли на квадратном каблуке, снять шерстяной пиджак и выдохнуть. Новый год — сумасшедшая пора для московских отелей и гостиниц. Туристы со всего мира слетаются, чтобы отпраздновать новую страницу своей жизни салютом на Красной площади. Однако новое тысячелетие — сумасшедшая пора в квадрате. Увековечить этот несомненно феноменальный момент (Полина каждый раз закатывает глаза) съехались не только любители экзотики из других стран, но и сами россияне из регионов — старательно откладывали с каждой зарплаты, чтобы триумфально войти в двадцать первый век. Светлана Васильевна, директор по связям с общественностью, с утра недоумевала, почему Полиночка не разделяет всеобщее возбуждение и с такой «кислой миной» надевает мишуристый ободок. А ей и ответить-то было нечего, кроме нейтрального «Не очень люблю праздники». По факту же Полина просто смирилась со своей унылой жизнью. Действительно, ей трудно вспомнить, когда она последний раз искренне веселилась, смеялась, ходила на свидание или хотя бы в кино. Жизнь как-то внезапно стала измеряться двумя переменными «Дом — работа», и девушка, сложив руки, в какой-то момент просто поддалась течению. И ведь не случилось с ней никакой трагедии, ничего из ряда вон. Просто после университета в жизни будто понизили уровень яркости. В общем-то, в этом, наверное, и кроется вся проблема — взрослая жизнь не имеет ничего общего с ее тепличными временами школы/университета. После учебы все куда-то разлетелись-разъехались: кто в другие города и страны, кто замуж к детям. А Полина осталась где-то у обочины жизни в этом опостылевшем шерстяном костюме-двойке с бейджиком на груди. И с неизменной любезной улыбкой, от которой уже начали появляться первые морщины, а к концу смены сводит скулы. На обед выделяется максимум пятнадцать минут, из которых пять — только дорога до рабочей кухни и обратно. Полина быстро готовит себе растворимый кофе и раскрывает завернутый в газету обед — два больших бутерброда из половинок батона. Масло и колбаса — не сказать, что Полина в восторге, но сытость от подобного обеда еще долго не проходит и есть шанс не валиться к вечеру от голода. Девушка ритмично жует еду, разглядывая пейзажи за окном: снег мелкой белой крупой посыпает дорогу, крыши домов, новогоднюю елку через дорогу. Полина не без ехидства отмечает довольно бедненькие старые украшения, покупавшиеся наверняка еще при Советском Союзе. Печальное зрелище, ничего не скажешь. Взгляд на часы — через две минуты ей уже нужно быть на месте. Она мельком поправляет прическу рукой перед зеркалом и на ходу достает из сумки помаду — подарок одного из зарубежных гостей. Так уж вышло, что Полина — магнит для иностранцев. И этому в отеле очень быстро нашли объяснение: она из всего коллектива обладает самой славянской внешностью. Высокая, статная (и даже плевать, что за последние годы она прилично набрала), русые волосы отдают золотом, а большие голубые глаза покоряют любого ценителя русской красоты. Вот таким нехитрым образом Полина Гривцова обзавелась несколькими неприлично дорогими предметами гардероба и косметики. Пожалуй, хотя бы ради этого можно терпеть изнуряющий график и довольно небольшую для такого статусного места зарплату. Выдохнув, Полина убирает со стола табличку «Перерыв 15 минут» и ловким движением подкрашивает губы в отражении серого экрана компьютера. Она оглядывает холл дружелюбным взглядом и, натянув фирменную улыбку, спрашивает: «Кто на регистрацию?». Одновременно с кресел поднимаются два мужчины, но тот, что в большом пуховике цвета металлик оказывается быстрее. Девушка на автомате просит документы, начинает оформлять бумаги, и лишь когда взгляд падает на фотографию, тихонько вскрикивает. — Антон? — Полина во все глаза смотрит на старого друга, абсолютно точно его узнает, но почему-то не может поверить. Хотя это, конечно же, ее Антон. Возмужавший, как будто бы даже подросший, он выглядит как настоящий иностранец. Легкая щетина, идеальная стрижка с челкой на удлинении, конечно же этот неприлично огромный пуховик и большая спортивная сумка на плече. От него пахнет сигаретами и кисловатым парфюмом. И этот человек не имел бы ничего общего с её Антоном Сизовым, если бы не эти насмешливые зеленые глаза, глядящие на нее из-под пластиковых очков. — А я уж думал, когда ты заметишь, Поля? — он смеется. Своим фирменным скрипучим смехом. И называет ее Полей. Девушка крепко хватается за край своего стола, чтобы не потерять равновесие, и старается не пропускать вдохи и выдохи. — Заработалась, — она вымученно улыбается. Пытается выглядеть непринуждённо, хотя внутри все уже скрутилось в плотный узел. — Почему не предупредил, что приедешь? — Хотел устроить сюрприз. — У тебя получилось, — снова улыбка, глупая-глупая, такая, какой она не улыбалась последние пять лет. Полина быстро решает формальности и выдает Антону ключ. — Погуляем вечером? — У меня смена до одиннадцати, я буду без сил, — как бы не хотелось ей провести время с другом, она знает, что после сегодняшней работы её хватит только на поездку до дома. — Давай завтра! Я всего лишь до двух буду работать. Сокращенный день! — Я заеду за тобой в шесть. Ты все там же живешь? — Да, конечно, — Полина улыбается, но про себя ворчит, что за эти пять лет в ее жизни, в общем-то, ничего и не изменилось. Когда поток людей заканчивается, она падает на стул и пытается переварить такую внезапную новость. Антон прилетел. Они снова в одной стране, в одном городе, боже, даже в одном здании! После окончания смены Полина все-таки решается заскочить к нему в номер. Немного поболтать, пожелать спокойной ночи. Она признаётся самой себе, что до завтрашнего дня просто не выдержит, сойдет с ума от ожидания. Карман приятно греет ключ от кухни ресторана, который ей одолжил по доброте душевной Макс, шеф-повар отеля и единственный человек в этом месте, на которого можно положиться. Завтра придется прийти на тридцать минут раньше, чтобы он во время оказался на своем рабочем месте, но Полина только улыбается этой мысли, тихонько открывая дверь пустой и тёмной кухни. Там она, опасаясь включать свет, буквально на ощупь находит большой холодильник, в котором хранится алкоголь. Когда небольшая бутылка шампанского оказывается в руках, Полина присаживается на металлическую столешницу, прислоняет ледяное стекло к щеке и выдыхает. Господи, что же она делает!       На часах уже 23:15, в это время девушка обычно едет домой на метро, но сейчас она стучится в номер старого друга (вся трясётся от волнения).       — Поля? — Антон широко улыбается, хотя слегка обескуражен появлением Полины. На нём свободная вязаная кофта лимонного цвета и серые спортивные штаны. Немного всклоченный и сонный, он пытается привести в порядок волосы, зачесывая их назад ладонью снова и снова.       — Поздравляю с приездом! — Полина трясет бутылкой и насмешливо пожимает плечами. Слишком сложно быть непринуждённой, когда внутри бушует целое разноцветье чувств. Антон крепко её обнимает и проводит в номер, предлагая присесть на диван.       — Как Берлин? — приходится начать разговор первой, пока друг разливает шампанское по бокалам. Шерстяная юбка сидит на слегка располневшей фигуре совсем впритык, отчего задирается каждый раз, когда Полина садится. И если за стойкой администратора этого никто не видит, то сейчас щеки пылают от стеснения, а руки пытаются натянуть плотную ткань на оголившиеся бедра. Антон специально не смотрит на её ноги, отводит взгляд в сторону окна.       — Берлин в порядке! — он смеется и отпивает из бокала. — И… Дома не лучше, но тоже хорошо.       Полина понятия не имеет, насколько они до сих пор друзья. Все эти пять лет они примерно раз в месяц созванивались, болтали о том, о сём. Больше про родственников и работу, чем о чем-то личном. Теперь Антон не заполнял каждый её день, все её мысли. Больше не вламывался в её квартиру, когда ему заблагорассудится, не читал её книги, не съедал её завтраки. Но теперь Полина понятия не имела, как Антон к ней относится. Ведь раньше она прекрасно знала, как сильно нравилась ему, и еще больше, как сильно он нравился ей самой. Каким-то немым решением оба пришли к выводу, что портить дружбу отношениями не хочется, ведь найти, в кого влюбится намного проще, чем найти такого настоящего друга. И действительно, Антону потрясающе быстро удавалось находить этого «кого-то», Полина же терпела регулярное фиаско. Она не изнывала от любви к нему, не рыдала в подушку, но всегда знала, что Антон — причина всех её неудачных отношений.       – Как мама? – Антон задает свой стандартный вопрос, от которого на губах Полины появляется кривая усмешка. Всегда про маму, никогда про неё. А ей так хотелось бы, чтобы он искренне спросил, как поживает её душа после его отъезда. Чтобы спросил, почему Полина иногда почти не ест неделями, а иногда съедает еды на пятерых. Почему частенько засыпает со снотворным, а свободное время проводит перед телевизором. Но Антон ничего такого не спрашивает, и Полине приходится пробормотать что-то про скорую мамину пенсию и её увлечение георгинами.       Они в два счета расправляются с этой крошечной бутылочкой шампанского под рассказы Антона о его брокерской компании в Берлине. Девушка ничего толком не понимает и хочет поскорее сбежать, чтобы не наговорить глупостей под действием алкоголя и страшной усталости.       Прощаются скомкано, но довольно искренне. Полине кажется, что она видит в его глазах прежнюю нежность и заботу, но сильно не обольщается. Возможно, это просто шампанское. Возможно, она просто разучилась за эти пять лет различать его эмоции. Антон больше не тот бесшабашный парнишка из соседнего двора, готовый променять все на свете на кассеты с американскими боевиками и оригинальные кеды Адидас. Теперь он холёный взрослый мужчина, большой начальник. Даже странно теперь предположить, что между ними может быть что-то общее...       Полина выбегает на заснеженную улицу, в лицо тут же ударяют белоснежные хлопья. На секунду она задерживается, рассматривая их суетливый танец в свете фонаря. Но долго стоять не получается, нужно торопиться на метро. Там девушка приземляется на холодное сидение, прижимает к себе дипломат и тяжело выдыхает. Неужели этот безумный день подходит к концу? Ещё немного и она окажется в своей крошечной комнате, заберётся под тяжелое одеяло и разрешит себе немножко подумать перед сном о том, что же ждёт ее завтра.       Взгляд блуждает по полуночным пассажирам вагона – их немного. Напротив сидит мужчина средних лет, довольно придерживающий на коленях авоську с консервами. Сайра, тунец, морская капуста, красная икра, горошек... Полина невольно улыбается, – кого-то ждет настоящий праздничный стол на Новый год. Не сравнить с прошлогодним торжеством. Этот внезапный дефолт, месяца без зарплаты, голод. Без слез сложно вспоминать, как встречали 1999 год. Полина ещё получала какие-то гроши, ее мама же не видела зарплаты с сентября. Отварили картошки, немного солений – вот и весь скромный праздник.       Девушка слегка дернула головой, прогоняя грустные воспоминания. Сейчас жизнь немного наладилась. Она весь год упорно трудилась, чтобы порадовать маму, – та с детства обожала Новый год. Хорошие продукты, вафельница в подарок. Пожалуй, как никогда будут актуальны слова про «оставить все плохое в прошлом году». Хотелось бы оставить все плохое в прошлом тысячелетии.       Дома Полина засыпает мучительно долго. Да и как тут уснуть, если стоит прикрыть глаза, – в голове тут же мелькают призраки этого вечера. Вот Антон слегка покачивает бокалом, хитро улыбаясь. Откидывает челку с глаз. Закатывает рукава лимонного свитера. Парень всегда был приятным и симпатичным, но сейчас, очевидно, он прекрасно понимает это сам. Осознаёт, как очаровательна его насмешливая ухмылка, какими томными становятся его глаза, когда он слегка щурится. Полина начинает ненавидеть себя за то, как легко купилась на все это.       Утро выходит странным. Завтрак на кухне отеля в компании Макса, полноватого повара слегка за тридцать, неунывающего и заразительно позитивного. Небольшая ссора с коллегой, которая неожиданно выбивает из колеи и заставляет ещё минут тридцать приходить в себя. То ли из-за вчерашнего вечера, то ли из-за бессонной ночи Полина несобранна и вспыльчива.       В холле сегодня зябко и сыро, отчего девушке начинает казаться, что кожа ее внезапно стала слишком чувствительной. Будто любое прикосновение доставляет боль, а шерстяная ткань костюма невыносимо раздражает. Из-за всей этой массы ощущений Полине хочется выть. Почему нельзя просто сосредоточиться на работе? Механически выполнять последние мелкие поручения в этом году, заполнять бумаги, согласовывать приказы и машинально улыбаться постояльцам, принимая от них поздравления с наступающим… Полина лишь страшно нервничает и бесконечно смотрит на лестницу, опасаясь, что в какой-то момент оттуда спустится Антон.       Но до конца смены он так и не появляется, и Полина мысленно себя ругает за этот необоснованный психоз. Какого черта нужно так бояться с ним пересечься, если буквально на сегодняшний вечер вы договорились о встрече? Девушка тяжело вздыхает, выключая компьютер. Раскладывает по местам канцелярию, выбрасывает бумажки с ненужными заметками. Нужно немного упорядочить рабочее место перед Новым годом, а с ним и мысли. Такая бездумная работа её немного расслабляет, и даже внутри появляется небольшая радость от предстоящего вечера.       "Надеюсь, никто никогда не залезет в мои мысли", усмехается она про себя, удивляясь такой частой смене настроения и, вообще, собственной пугающей непоследовательности.       Слишком давно не виделись. Не знаешь, чего ожидать от такого родного и одновременно такого далёкого человека, заключает Полина. В раздевалке она быстро обувает сапоги, вспоминает про небольшую дырочку, из-за которой наверняка опять придется идти домой с мокрыми ногами. Конечно, можно было бы надеть валенки, но московская декабрьская слякоть не оставляет выбора.       Дома Полина принимает душ, которым надеется смыть все переживания и дурные мысли, а затем делает себе самую большую чашку кофе и устраивается на кухонном подоконнике. Это своего рода ритуал для неё, когда мамы нет дома. Та вечно ворчит, что Полина сидит не так, ест не так и не то. Девушка не держит зла на мать, но иногда радостно выдыхает, когда по возращению с работы не застаёт ее дома. Вот и сейчас она усаживается по-турецки и рассматривает заснеженный двор. Антураж за окном не меняется столько лет, сколько Полина себя помнит. И каждый кусочек этого места по итогу складывается в пазл ее воспоминаний. Особенно сейчас, когда ее память особенно встревожена появлением Антона.       В этой покосившейся беседке они коротали вечера за разговорами, наверное, курса до третьего. Как-то плавно болтовня о школе, фильмах, дурацких статьях из журналов перетекла в обсуждение душевных метаний. Антон всегда рассказывал о своих романтических приключениях, ссорах с отцом, планах на будущее. Полина пыталась соответствовать, но куда ей было тягаться с его навыком устраивать событие из мелочей. Свою жизнь она считала скучной, а самые интересные вещи происходили только, когда рядом был Антон Сизов. Именно поэтому у неё даже была компания – ребята, с которыми они регулярно где-то собирались. Веселились, танцевали, устраивали кинопоказы. Полина была симпатичным приложением к Антону и вполне довольствовалась отведённой ей ролью.       За просмотром второй части «Места встречи изменить нельзя» она медленно собирается. Заплетает волосы в две тугие косы, подкрашивает ресницы, наносит немного серебристых теней на веки. Засиживается перед зеркалом неприлично долго, размышляя о том, насколько сильно она отличается от немецких девушек. Наверное, Полина на их фоне смотрится совсем уж простушкой, хотя когда-то ей говорили, что у неё утонченные черты лица. Пожимает плечами самой себе в отражении – черт его знает, какие у неё там черты… Рассматривать себя в зеркале ей больше не хочется.       В одном бюстгальтере и длинной чёрной юбке в складочку она перебирает вешалки в шкафу. Как-то странно и грустно рассматривать вещи, которые видела уже тысячу раз, и надеяться, что внезапно среди этих обносков всплывет что-то особенное. Хотя тут, конечно, есть блуза от Армани. Её подарил один из зарубежных постояльцев. Совершенно очаровательная белая блуза, которую мама прожгла старым советским утюгом. Или, например, пуловер Ральф Лорен. Чудесной небесно-голубой расцветки, милым белым воротничком и жуткими затяжками, любезно предоставленными кошкой Люськой.       Взгляд падает на темно-красный батник Мальборо, привезённый Антоном из его первой поездки в Германию. Они тогда ходили в одинаковых, как близнецы, и считали эти кофты своего рода талисманами. Помнит ли он про них? Хранит ли свою? Полина быстро, пока не передумала, надевает кофту на себя, подбирает к ней бордовые янтарные серьги и толстую серебряную цепочку. Немного задыхается от волнения.       Антон уже ждёт Полину на улице, когда она выходит из подъезда. И он смотрится слишком уж прелестно в этом чёрном пальто на фоне темного двора, окружённый роем крошечных снежинок. Он уложил удлинённые волосы назад, отчего лицо его приняло более серьёзный вид. Девушка на мгновение замирает, пытаясь привыкнуть к нему такому. Элегантному, взрослому.       Безусловно, она ему уже не подходит. Как не подходит и Москва. Измученно-обездоленная. С тяжестью проблем последних лет. Такая же, в общем-то, как и сама Полина. Ещё подкрашивает губы фирменной помадой, надевает симпатичные наряды, подаренные иностранными гостями. Крепится, улыбается, но внутри страшная разруха и страх перед будущим. Да, Берлин отличная пара для Антона.       – Потрясающе выглядишь! – он очаровательно улыбается и по-свойски сгребает Полину в объятия. Щеку немного колет шерсть его пальто, пахнет чем-то хвойным. На пару мгновений они выпадают из реальности, и Полина чувствует, что не только у неё пробежали мурашки по спине. Мимо проносится москвич, из которого раздаются отрывки песни: «Мы встретимся снова... Пусть свечи сгорели и кончился бал...». Антон размыкакт объятия, Полина слегка ежится.       – Погуляем или сразу в ресторан? – парень прячет руки в карманы, едва заметно встряхивает плечами, избавляясь от снега.       – Можно посидеть в беседке...       – Шутишь?       – Шучу, конечно. Пошли в ресторан.       Полина слышет, как сердце ускоряет ритм. Конечно же, она не шутила. Совершенно глупо и наивно полагала, что он поддержит ее идею. Да, это безумие сидеть там в разгар зимы, но раньше им до этого не было никого дела. И в дождь, и в снег они прятались там от всего мира.       До ресторана идти не долго, но и эти десять минут они проводят в неловкой тишине. Под ногами хлюпает подтаявший снег, в лицо ударяет новый и свежий. Все вокруг напоминает о предстоящем празднике: мужичек, волочащий за собой только что купленную ель, подружки, весело обсуждающие планы на новогоднюю ночь, продавщица в магазине, расклеивающая бумажные снежинки на окна. Полина видит, как восторженно озирается по сторонам Антон, как впитывает в себя ощущения, воспоминания, радуется каким-то ему заметным мелочам родных улиц. Полина прячет куда-то очень глубоко свое раздражение от праздника и натягивает восторженную улыбку.       – Ты скучал? – спрашивает она внезапно, на секунду кажется, что даже не вслух, а где-то мысленно, оттого и пугается, когда слышит ответ.       – По Москве? – его голос будто надламывается.       – Ну да, по ней родимой, – девушка выплёвывает эти слова, обгоняет Антона и первой отворяет тяжёлую дверь ресторана. Ее щеки горят, тонкие пальцы щиплет мелкими иголочками, и ей, в общем-то, не разобрать, что тому виной, – обволакивающее тепло помещения после улицы или неловкость, сковавшая все ее нутро.       Полина долго и вдумчиво изучает меню, пряча глаза за тонкой книжицей в кожаной отделке. Взгляд блуждает от блюда к блюду, но не задерживается на тексте – мысли все не о том!       Антон сдержанно кашляет и нарушает молчание: "Выбрала?"       – Что? Я? Да!       – Давай тогда уже заказывать, – он расслабленно улыбается (совсем как-то по-голливудски, так нельзя!) и подзывает официанта. Немного потрёпанный парнишка записывает в блокнот гуляш, селёдку под шубой, котлеты по-киевски (Полина выбрала в последнюю секунду), а ещё самую дорогую бутылку вина, из-за которой ей приходится немного попротестовать, но всё-таки довольно быстро сдаться.       – Я скучал, Полинка, скучал, – выдыхает Антон, когда они остаются наедине. Полина давится шампанским.       – Изменилась Москва, да? – девушка глупо улыбается и нервно стучит каблуками старых кожаных сапог. Зачем он это вспомнил?       – По тебе, дурочка.       – По мне? Да как же! Мы же общались, чего скучать. Письма мне свои электронные слал, – бормочет, конечно, чушь всякую, лишь бы не смотреть в его лицо.       – Какие письма, Поль, – он берет девичью руку в свою и наконец ловит взгляд пристыженных глаз напротив. – По тебе скучал. По рукам твоим, по смеху, по глазкам... Ты мой дом, Поль, а я не дома. Где бы ни был – не дома.       – Я... Я тоже скучала, Антон. Как мы дружили! Я уж наверное ни с кем так не подружусь, – Полине хочется с размаху дать себе пощечину, такую звонкую оплеуху, от которой остаётся жгучий красный след. Антон сейчас такой странный, нежный, такой, о котором она всегда мечтала, но которого так испугалась. Не мог же он, в конце концов, скучать по ней не просто как по подруге…       Он хрипло смеётся, качает головой, позволяет официанту расставить блюда. Полина радуется передышке, занятые едой они снова умолкают, но длится это недолго.       – Знаешь, мы как-то об этом особенно не говорили, но как вы перенесли последние пару лет? – он режет ножом котлету, но глаз с Полины не спускает.       – Что ты имеешь ввиду?       – Дефолт и... И прочее.       – Ну, знаешь, по-разному, – Полина мысленно морщится, не желая поднимать эту тему. Нужно ли ему знать обо всем, что ей пришлось пройти? Поймет ли сытый голодного? – Было... Было непросто, но мы со всем справились.       – Звучит, как уход от темы, – он откладывает салфетку и подпирает кулаком подбородок.       – Тебе и правда хочется слушать за ужином о том, как я ела раз в день, ходила на работу пешком по два часа туда и обратно? Как варила суп из одной картофелины? Как однажды едва не украла кусок мяса из магазина? Тебе действительно нужны эти истории?       – Прости, Поль, – Антон закрывает лицо ладонью и тяжело выдыхает. – Почему ты ничего не рассказывала? Я бы выслал тебе денег.       – Нет уж, просить – никогда, – Девушка опускает взгляд на свои сжатые ладони. Господи, и зачем наговорила ему все этого? Будто он отмотает время назад и все исправит. Это уже не так важно.       – К чему эта гордость? Я бы помог. Ни в чем бы не нуждались.       – Да? И была бы должна? Ты мой хороший друг, Антон, но с такими вопросами мы привыкли разбираться сами. Никого ни о чем не просили с мамой.       Антон молчит. Видно, что немного злится, раздражается. Понимает, что сам недоглядел, не спросил, был поглощён собственными успехами, когда его подруга голодала.       – Сейчас все нормально?       – Да.       Полина снова опускает голову, погрузившись в поедание салата. Она чувствует на себе взгляд друга, но смотреть на жалость в его глазах решительно не хочет. Пытается держать лицо, скрывать внезапную дрожь в руках. Господи, неужели так важно обсуждать все это после такой долгой разлуки? Почему же не клеится разговор? Почему хочется спрятаться, убежать?       – Общаешься сейчас с кем-то из ребят? – предпринимает новую попытку завязать разговор Антон. Он так ровно держит спину, так искусно пользуется столовым ножом. Интерьер ресторана с этими вензелями на обоях, бордово-зелеными оттенками и коваными элементами как-то изыскано сочетается с новым Антоном. С его дорогим джемпером глубоко изумрудного цвета, слегка растрёпанными после улицы волосами. Немного приглушенный свет мягко обрамляет его возмужавшее лицо. Полина замирает с вилкой в руке, рассматривает его во все глаза.       – Поль?       – Что?       – Ты меня слушаешь?       – Ох, – девушка откладывает столовые приборы и пытается сосредоточиться на последнем вопросе. Волнение отчего-то снова подкатывает к горлу, – Да, иногда пересекаюсь с Мариной. Кир рядом работает, периодически приходит к нам на обед. А так, больше ни с кем, наверное.       В целом, конечно, ничего удивительного. Центром их компании всегда был Антон. Люди к нему тянулись: он увлекал разговором, своим неутомимым желанием жить и чувствовать. И влюблялись в него, конечно, также просто. Полину воспринимали скорее как должное и мирились с необходимостью дружить и с ней тоже.       – А нас зовут отмечать Новый год к Марату, кстати, – Антон достает сигарету из пачки, в молчаливом вопросе показывает ее официанту. Получив разрешение закурить, он медленно затягивается и, кажется, немного расслабляется. Полина протягивает руку.       – Ты с каких пор куришь у нас? – подозрительно вскинув бровь, он все же вынимает ещё одну, ловким движением поджигает и подносит к ее губам. Девушка не двигается, пытаясь совладать с интимностью этого момента. Медленно обхватывает губами сигарету и отводит взгляд в сторону. Только сейчас она понимает, что глянцевая мраморная стена отражает все происходящее. Совершенно очаровательный Антон, замерший с протянутой рукой, и Полина – жалкая, забитая, с каким-то глубоко укоренившимся страхом в глазах.       Момент получается странный и смотреть на него больше нет желания – содержимое тарелки, вроде как, интересней.       Полина затягивается, выдыхает. Снова затягивается, снова выдыхает. Ловит на себе насмешливые глаза друга. Много лет назад им ничего не стоило избежать неловких разговоров: Антон дурачился, она смеялась, и все беды этим двоим, казалось, были нипочем. Возможно, он уже больше не может любую ситуацию превратить в шутку, а ей с годами все сложнее проявлять эмоции, но в них все ещё достаточно сил, чтобы сгладить острые углы.       – Тебе идёт сигарета, – хитрую улыбку Антон прячет за бокалом шампанского, но Полине, в общем-то, всегда было достаточно одних его глаз.       – Правда? Похожа на твоих девчонок из Берлина?       – Девчонки из Берлина ни в какое сравнение не идут с моей москвичкой.       Она тушит бычок о свою тарелку, отвлекается на пузырьки в фужере, пытаясь совладать со смущением и пульсирующим в ушах волнением. В какой момент их разговор перетек из мелкой стычки во что-то столь двусмысленное? Мелкие мурашки вновь пробегают по спине, заставляя ее едва заметно вздрогнуть. Антон все ещё довольно улыбается, и ей ничего не остаётся, кроме как зачарованно смотреть в ответ.       – Так что там с Маратом? – наконец произносит Полина слегка осипшим голосом.       – Зовёт к себе встречать новое тысячелетие. Вроде как будут все. Кир, Марина, Света, Артур с Дианой. С универа кто-то ещё будет. В общем, как в старые добрые соберёмся большой компанией. Пойдем?       – Пойдем.       Глупо было надеяться, что Полина откажется. Несмотря на все неловкости после долгой разлуки, никуда не делась ее какая-то щенячья преданность и желание быть рядом. И тут уже, конечно, не важно, что она вообще-то Новый год не любит, а праздничную ночь собиралась посвятить хорошему такому, качественному сну.       Антон наконец-то забалтывает ее, замечает небольшое потепление в разговоре и с лихвой им пользуется. Из глубин подсознания достает самые ностальгические воспоминания, чем окончательно снова располагает к себе подругу. Полина радуется такому забытому чувству: обволакивающему комфорту, который раньше Антон всегда приносил с собой. Снова можно по-идиотски улыбаться, давиться чаем, спрашивать все, что взбредёт в голову, а ещё смеяться – слишком уж громко и неприлично для ресторана.       Вечер кажется девушке бесконечным, чуть-чуть пьяным и счастливым. Но оказавшись в своей комнате, она ещё минут тридцать сидит на полу и давится слезами. Антон разбередил в ее душе что-то слишком горькое, забытое, запретное. То, чего никому нельзя было касаться. Тем более так нежно...