О потерянном и найденном

      Когда они впервые встретились, оба уже были потерянными, пусть и в разное время.       Юнги сидел под деревом и дремал, пригревшись под пробивавшимися через листья лучами солнца, когда услышал плач где-то вдалеке. Лес был огромен, и плач мог быть даже в километрах от того места, где он находится, но, если лес захотел, чтобы Юнги это услышал, он не мог проигнорировать такое событие. Встав с насиженного места, он на скорую руку отряхнулся и быстрым шагом направился в ту сторону, откуда пришёл звук.       Пока он ловко пробирался через случайные кусты и возвышенности, рядом с ним пристроилась рысь, ведя за собой на пару шагов вперёд. Юнги внимательно сопровождал животное взглядом, переступая через ветки и перепрыгивая ручьи. В этом месте уже много лет не происходило ничего интересного, и он ценил свою жизненную идиллию, удивившись, когда рысь вывела его на поляну, где под одним из деревьев лежал шевелящийся свёрток, от которого исходил звук. Люди редко заходили далеко в подобный сезон, и Юнги нахмурился, когда плач стал совсем отчётливым. Рысь грациозно подошла к свёртку, склонившись над ним, и обнюхала то, что находилось внутри. Плач стих на мгновение, и Юнги осмелился подойти. Вокруг всё копошилось, где-то проскочила пара любопытных белок. Казалось, весь лес наблюдал за незваным гостем, которого преподнесла ему судьба.       Склонившись над ворохом белой ткани, Юнги обнаружил, что свёрток оказался обычной белой рубашкой, в которую был завёрнут ребёнок. Затихнув, он рассматривал рысь слабовидящими блестящими глазами, протянув к её морде маленькую ручку. Юнги ахнул, прикрыв рот рукой. Ему казалось, что прошли те времена, когда люди оставляли в лесах детей, которых не решались убить собственными руками, — и вот где он сейчас. Заметив склонившуюся над ним тень, ребёнок перевёл взгляд на человека, неловким изваянием застывшего рядом. Маленькое личико тут же скривилось, и младенец снова начал плакать и кричать во всю (стоило заметить — довольно поразительную) мощь своих детских лёгких, словно это Юнги обидел его, бросив под деревом в лесу.       Рысь дёрнулась и скрылась меж деревьев, выполнив своё предназначение, а Юнги на секунду растерялся, не зная, что делать с этим маленьким созданием. Он и со взрослыми людьми разучился общаться — что говорить про столь хрупкого и маленького человечка? Плавно наклонившись, он осторожно взял ребёнка на руки, словно лишнее движение могло того сломать ненароком. Ребёнок завозился, едва не вывернувшись из его рук, и Юнги прижал его ближе, с великим трудом вспоминая, что в таких случаях принято делать. Начав покачивать ребёнка в руках, он тихо замычал какую-то непонятную мелодию, надеясь, что звучание человеческого голоса возымеет успокаивающий эффект. К счастью, сработало, и ребёнок затих; его раскрасневшееся лицо выровнялось, и он уставился на Юнги своими большими любопытными глазами. Юнги невольно улыбнулся и перехватил его одной рукой, освободив вторую, чтобы пальцем коснуться пухлых пунцовых щёк. Ребёнок в его руках был тёплым. Он издал непонятный звук, и его рот приоткрылся, едва растянувшись. Юнги заметил, что зубы у малыша ещё не прорезались, — он был совсем мал. Кто и зачем мог оставить столь маленького ребёнка в таком месте? Не окажись никого поблизости, это создание, вовсе не подготовленное к встрече с большим миром, вскоре распрощалось бы с жизнью.       Оглядевшись, Юнги поразился несвойственной лесу тишине вокруг, и направился к дому, спрятанному среди бесконечности деревьев. Когда-то он был похож на свалку из разваливающихся досок, а не на жилое помещение, но у Юнги было более чем достаточно времени, чтобы привести это место в порядок. Неуверенно встав у порога, он обернулся, услышав шорох неподалёку. Из-за дерева показалась серебристая лиса, взмахнув всеми девятью хвостами.       — Тоже пришла посмотреть, кого принесла нам судьба? — спросил он, наблюдая за тем, как лиса села, склонив голову в до странного человеческом жесте. — Услышал его среди чащи, когда решил прогуляться.       Ребёнок в его руках мирно спал, периодически тихо посапывая. Юнги осторожно перехватил его.       Лиса снова взмахнула хвостами, и её форма начала меняться. Через пару секунд перед Юнги выросла изящная женщина, поднявшись на ноги и откинув волосы за спину, когда её хвосты исчезли. Единственным, что выдавало её сущность, оставались глаза со слегка приподнятыми уголками, хитро прищуренные большую часть времени и сверкающие обманчиво манящим золотом радужек. Клыки можно было не считать, так как их ты замечаешь только в тот момент, когда они уже разрывают твоё горло.       За время жизни в этом месте Юнги успел привыкнуть к наготе кумихо, составлявшей ему компанию в лесу, когда в одиночестве становилось скучно. Но ребёнка он на всякий случай прижал к себе, чтобы тот ничего не увидел в случае внезапного пробуждения. Во всех смыслах рано ему подобное наблюдать — ещё успеет насмотреться, если проживёт достаточно.       Женщина улыбнулась, сократив расстояние между ними и склонившись над сопящим свёртком. Её жёлтые глаза блеснули, а вытянутые зрачки сузились.       — Что с ним? — нетерпеливо спросил Юнги, когда тишина со стороны его подруги затянулась.       — Это обычный человек, — задумчиво сказала она, осторожно пригладив пальцем пушок волос на детской голове, стараясь не зацепить когтем нежную кожу.       — Я заметил. Это ребёнок, — хмыкнул Юнги, криво усмехнувшись.       — Что забыл ребёнок в таком месте? — спросила кумихо, отстранившись.       — Предполагаю, что родители оставили его здесь и ушли, чтобы дикие животные сделали за них всю работу. Когда я жил среди людей, они иногда делали такое. Не думал, что подобное всё ещё актуально, — пробормотал Юнги, снова опустив взгляд на ребёнка в своих руках. — Лес оказался куда милосерднее, раз захотел, чтобы я услышал его. Ребёнок был далеко.       — Как в своё время он принял тебя. С ребёнком больше ничего не было?       Юнги задумчиво нахмурил брови, припоминая. Все события казались смазанными из-за того, что не так он планировал провести свой день. Да и любой последующий тоже.       — Нет, только он один, завёрнутый в рубашку, — в итоге ответил он и тут же перехватил младенца, чтобы осторожно развернуть ткань и посмотреть, в порядке ли ребёнок. Внешне он казался совершенно здоровым, со всеми конечностями на своих местах.       — Это мальчик, — произнесла лиса и подцепила когтем небольшую бумажку на маленькой ручке, привязанную к ней тоненькой нитью.       — Спасибо, я заметил, — пробубнил Юнги и взял из чужих рук бумажку, всматриваясь в неё. — Кажется, это его имя.       — Какое? — нетерпеливо спросила кумихо, переступив с ноги на ногу. Не хватало виляющих во все стороны хвостов, которые он без труда мог представить.       Юнги облизнул губы и выстоял пару секунд, прожигая надпись взглядом. После чего перевёл взгляд на малыша, даже не проснувшегося и не подозревающего, насколько перевернулась его жизнь.       — Его зовут Чонгук, — едва слышно сказал он, и ребёнок дёрнулся во сне, словно распознал эти слова.       Женщина вытянула губы, задумавшись, и пару раз стукнула пальцем по собственной щеке. Деревья тихо перешёптывались между ними, разнося весть по всему лесу.       — Как я понимаю, ты не собираешься оставлять этого детёныша людям? — поинтересовалась лиса, что наполовину являлось констатацией очевидного факта.       — Он ещё совсем маленький, Хо, — осторожно сказал Юнги, подняв на неё глаза, словно молил непонятно о чём. Вообще у его спутницы не было имени как такового, поэтому он решил взять самую очевидную часть из «кумихо». Она не была против, так и повелось. — Не факт, что его просто не отнесут в другое место и бросят там. Нужно хотя бы дать ему вырасти и окрепнуть, и только тогда отдать в какой-нибудь приют, где он не умрёт.       Кумихо нахмурилась, рассматривая ребёнка, словно тот сам мог дать им ответ. Увы, желаемого не случилось, и они решили взять ситуацию в собственные руки.       — Тогда нам нужна какая-то одежда для него. И еда, человеческая еда, — задумчиво начала перечислять она, загибая пальцы. — Это всё можно раздобыть только за лесом.       Лицо Юнги тут же скривилось в почти болезненной гримасе.       — Ты же знаешь, что я не могу… — начал он, но был прерван на полуслове рукой, лёгшей поверх его губ.       — Я всё сделаю сама, — сказала Хо, покачав головой. — У тебя осталась одежда для меня? Люди всё ещё не относятся к наготе снисходительно.       — Всё в доме в шкафу, — ответил Юнги, когда ему позволили говорить.       Хо скрылась за дверью, пока он остался снаружи, чувствуя себя гостем в этом уже родном ему месте. Взглянув на ребёнка, он чуть плотнее закутал его в ткань рубашки, чтобы тот не простудился. Когда из окна дома выскользнула серебристая лиса, держа стопку одежды в зубах, и убежала в неизвестном направлении, махнув хвостами на прощание, он устроился на пороге, решив остаться на свежем воздухе. Он даже предположить не мог, что когда-нибудь в жизни судьба преподнесёт ему вот такой сюрприз. Бросать беззащитного младенца он ни в коем случае не хотел, поэтому фактически у него не оставалось выбора, кроме как ждать, пока тот подрастёт достаточно, чтобы не умереть в человеческом мире по ту сторону леса. Раз уж лес захотел, чтобы Юнги позаботился об этом мальчике, он так и сделает, вложив все свои силы. Всё равно великих планов на ближайшие десятилетия у него не было.       Вскоре рядом прошмыгнула тень, и на пороге рядом с Юнги устроилась уже знакомая рысь, заглядывая ему в глаза.       — Ну привет, — сказал он, осторожно вытянув руку вперёд и дав животному обнюхать себя, после чего ласково костяшками пальцев провёл по шерсти между подёргивающимися ушами.       Рысь потёрлась о его руку и с любопытством попыталась заглянуть в свёрток. Юнги убрал ладонь, чтобы она могла стать передним лапами на его ногу, зная, что создания леса не причинят вреда без повода, а ребёнок был более чем невинен.       Засунув нос в свёрток, рысь обнюхала мальчика и едва слышно замурчала, что являлось хорошим знаком. Юнги улыбнулся, наблюдая за своеобразным знакомством. Он просидел на крыльце до самого вечера, наблюдая как освещение меняет краски вокруг, углубляя тени среди деревьев. Он не испытывал никаких трудностей в отношениях с тишиной, мог молча сидеть часами на одном и том же месте, позволяя мыслям блуждать где-то за пределами поля своего зрения. Поэтому ожидание не было проблемой. Он привык.       Когда Хо вернулась, он сам едва не задремал, прислонившись головой к дверному косяку и слушая дыхание ребёнка. Наклонившись, он осторожно прислушался к биению маленького сердца, что его невольно восхитило. Было что-то удивительно даже в простом держании на руках такого маленького и хрупкого живого существа. Завидев приближавшуюся человеческую фигуру, он невольно напрягся, но вскоре расслабился, поняв, что Хо просто решила не менять форму, чтобы не морочиться с множеством разных вещей у себя в руках. Кажется, что-то висело ещё и на хвостах, и Юнги невольно задался вопросом о том, как ей удалось раздобыть столько всего. Но у кумихо были свои секреты, в которые он лезть не собирался для своего же блага.       — Ничего не случилось? — спросила она, скинув всё прямо на пол, когда они зашли в дом. Юнги осторожно положил ребёнка на кровать, свернув одеяло на краю так, чтобы тот вдруг не упал, если зашевелится во сне. Пусть его руки успели утомиться от постоянного напряжения, но он тут же захотел подхватить младенца обратно, поглядывая на него чуть ли не через секунду.       — Нет, он даже не проснулся. Наверно, устал из-за пережитого стресса. Как прошла вылазка? — поинтересовался Юнги в ответ.       — Даже лучше, чем ожидалось. Мне подсказали, как ухаживать за новорождёнными детьми, приняв за молодую маму, — ответила лиса, усевшись на полу и скрестив ноги. — Я могу помогать тебе с кормлением и другими вещами, если ты забыл, что делают с детьми.       — Начнём с того, что у меня не было шанса узнать это в первую очередь… — возразил Юнги, перебирая одежду, наверняка великоватую, но лучше, чем ничего. — Тебе тоже нужна одежда, я не позволю расхаживать перед ребёнком в неглиже.       Кумихо фыркнула, подперев подбородок рукой и глянув в сторону кровати.       — Не думаю, что он даже обратит на это внимание в таком возрасте, — сказала она, но возражать не стала.       Они посидели ещё некоторое время, перебирая раздобытые ею вещи, после чего она двинулась к выходу, на ходу скинув с себя остатки одежды.       — Если понадобится помощь, ты знаешь, как меня позвать, — на прощание сказала бодро. Не успел Юнги поблагодарить её, как серебристая лиса уже выскочила за порог, и дверь захлопнулась за ней сама по себе.       Он остался наедине с ребёнком, думая, что должен сделать первым образом, когда тот проснётся. Среди бытовых мелочей был лист бумаги, исписанный чьей-то грубой рукой, в котором значился перечень коротких правил по уходу за детьми. Поначалу он решил ознакомиться с ним, сев у заброшенного камина, который, наверно, таки придётся обустроить к зиме, ведь впервые в его жизни среди леса он будет пригоден и необходим.       Из раздумий Юнги вырвал громкий всхлип, донёсшийся с кровати и постепенно переходящий в плач. Подскочив, он бросил бумажку на стол и кинулся к ребёнку, подхватывая его на руки.       — Тише, Чонгук, всё хорошо, я здесь… — приговаривал тихо, нарезая круги по домику, пока младенец не затих в его руках снова. Посмотрев на его расслабленное личико, Юнги улыбнулся, коснувшись пальцем мягкой щеки, отчего ребёнок забавно скривился.       «И что мне с ним делать дальше?» — подумал юноша, продолжая покачивать младенца, рассматривающего его в ответ с упорным детским любопытством.       Подойдя к двери, Юнги открыл её и встал на пороге.       — Хо, ты нужна мне, — тихо сказал он, и ветер разнёс его зов по всему лесу. Через пару минут с крыши прямо перед ним на землю спрыгнула лиса, дёрнув ушами.       — Ненадолго хватило твоей самостоятельности, — с беззлобной усмешкой сказала она, прикрывшись хвостами, которые решила не прятать. — Детёныш проснулся?       — Да. Наверно, его надо покормить. Я вообще ничего не знаю в этом деле, за всю свою жизнь я лишь на руках их держал. А ты женщина, почувствуешь лучше меня, — сказал Юнги, пожав плечами.       Жёлтые глаза задумчиво прищурились, а губы так и остались растянутыми в беззлобной насмешке.       — Может, ты прав. Я действительно могу помочь. Пустишь меня в свой дом? — спросила кумихо, подойдя к нему вплотную. Юнги сглотнул, бросив взгляд на ребёнка, рассматривавшего новое лицо в их компании.       — Ты прекрасно знаешь, что можешь даже не спрашивать. Мои двери всегда открыты для тебя, — пробормотал он и отступил в сторону.       — Открыты для гостя, — возразила женщина.       — Ты хочешь здесь жить? — нахмурился Юнги, прекрасно понимая, что кумихо не любят быть запертыми в четырёх стенах. Их стихией была свобода.       — Лишь на то время, пока ты сам не научишься обходиться с человеческим детёнышем. Ты имеешь что-то против? — спросила Хо, обернувшись и изящно приподняв тёмную бровь.       Юнги завертел головой, неосознанно прижав мальчика ближе к себе.       — Нет, я только благодарен. Ты и так много для меня сделала, я не знаю, как отблагодарить тебя ещё и за всё это.       Лиса усмехнулась, пряча хвосты и набрасывая на себя первую попавшуюся одежду.       — Ты и так достаточно сделал для меня за те десятилетия в услужении. Мне ничего от тебя не надо больше. Ты — такая же часть леса, как и я, — сказала она, вновь приблизившись к нему и погладив по щеке. Давно перестав бояться близости когтей, Юнги смутился, опустив глаза. Звонко хихикнув, она ласково коснулась носа младенца, который тут же нахмурился и издал булькающий звук, который можно было принять за смех. — Как, говоришь, его зовут?       — Чонгук, — с придыханием ответил Юнги, улыбаясь.       — М-м, я погляжу, ты у нас любимчик судьбы. Когда ты видел его в последний раз — пятьдесят лет назад?       — Семьдесят, — ответил Юнги, изменившись в лице.       — Помнится, тогда он сделал не самые приятные вещи, — задумчиво продолжила свою мысль Хо, постучав пальцем по щеке.       Юнги поник, смотря в лицо младенца, глаза которого снова начали закрываться. Кажется, этот день его жизни принёс слишком много переживаний для маленького организма.       — Он ещё совсем младенец, он ни в чём не виноват. То, что было в прошлом, осталось в прошлом. Если лес захотел, чтобы я нашёл его и сберёг, я сделаю так, — упрямо сказал он, сев на кровать.       На его слова кумихо ответила смешком, сев рядом.       — Мне всегда нравилась эта твоя упёртость, она такая человеческая, — сказала она, и алые губы растянулись, ненадолго обнажив клыки. — Именно поэтому именно тебе я помогаю по своей воле. Можно его подержать? — спросила, протянув руки к младенцу.       Юнги некоторое время смотрел на сонное личико, колеблясь, но всё же кивнул и осторожно вложил ребёнка в женские руки, мягко направив и показав, как лучше держать. Глаза кумихо загорелись почти детским восторгом и любопытством, пока она рассматривала существо в своих руках. Юнги застыл рядом, сцепив руки в замок.       — Такой хрупкий, — пробормотала лиса и ласково подула на макушку ребёнка, почти коснувшись её губами. Юнги сдержанно улыбнулся, без вопросов позволяя ей провести свой ритуал. Мальчик слегка изменился в лице, дёрнувшись во сне, но не проснулся. — Можешь подождать снаружи. Я позову, когда закончу.       Юнги хотел было открыть рот и возразить, но в последний момент передумал и развернулся на пятках. Были вещи, в которые ему лучше не вмешиваться, и он решил довериться своей подруге, ведь она была старше него в не один десяток раз.       Неслышно прикрыв дверь, он двинулся в сторону неровно подвешенного гамака меж деревьев, наблюдая за тем, как скатывается к горизонту его многолетний день. Что-то в воздухе переменилось, словно момент, замерший где-то во времени, внезапно ожил. Юнги прикрыл глаза и глубоко вдохнул, позволяя себе привыкнуть к новому ощущению, разливавшемуся по всему телу. Птицы капали песнями, смешивающимися с шепотом ветра. В какой-то момент ему показалось, что он просто находится во сне и сейчас откроет глаза под тем самым деревом.       Иллюзию уединения разорвал тихий скрип открывшейся двери, когда Хо вышла наружу, оглядываясь. Ребёнок, которого заботливо запеленали, покоился у неё на руках. Он выглядел куда здоровее, чем несколько часов назад, и Юнги едва подавил вздох облегчения.       — Дальше справишься сам, или мне остаться? — спросила кумихо, когда Юнги убрал ноги, позволяя сесть рядом. Гамак опасно пошатнулся и тут же выровнялся.       «Надо перевесить его ровно», — проскочила в голове шальная мысль. До этого не было повода.       — Справлюсь. Не хочу тебя беспокоить лишний раз, — ровно ответил Юнги.       Губы Хо растянулись в улыбке, которая больше напоминала ухмылку, естественную для неё.       — Об этом можешь не беспокоиться. Я только рада, что что-то интересное наконец произошло в этом месте за эти годы. Становилось скучно, — сказала она, подмигнув, на что Юнги лишь закатил глаза и пожал плечами.       Осторожно перекинув ноги через гамак так, чтобы они касались земли, он протянул руки к лисе, передавшей ему ребёнка. Приложив его к груди, Юнги наконец ощутил себя спокойным и умиротворённым. Он всё делал правильно. Когда он снова поднял глаза, место рядом с ним осталось пустым. Бессмертные существа редко прощаются — им это ни к чему. Юнги тоже со временем привык.       Покатавшись на гамаке ещё немного, он направился в дом, боясь, что ночная прохлада принесёт вред ребёнку. Чонгук даже не проснулся, лишь сжал руки в кулачки, каким-то образом став меньше в размерах. Повторив ритуал Хо, Юнги осторожно прикоснулся губами к тёмному пушку волос.       — Добро пожаловать в этот мир снова, Чонгук, — сказал он, укладывая ребёнка на кровать, поправив сползшую простыню.

***

      Если до этого время в лесу тянулось плотной однообразной полосой, то с появлением Чонгука оно побежало резвым ручьём, за которым едва успеваешь следить. Юнги в какой-то момент даже перестал замечать, как пролетают дни и ночи, подскакивая в любой момент, когда мальчик начинал плакать. Он мог часами ходить кругами, безостановочно говоря. Когда Чонгук бодрствовал, Юнги всегда говорил, до кашля и до хрипоты от непривычки. Он описывал мир вокруг, рассказывал истории, делился самыми случайными мыслями, пока ребёнок наблюдал за ним, засунув в рот кулак или палец.       Каждый раз что-то внутри Юнги надрывалось, когда крошечные губы растягивались в подобии улыбки, а маленькая ладошка ложилась ему на щёку или тянула за прядь белоснежных волос. Когда-то человеческие прикосновения были ему противны, но сейчас он улыбался каждый раз, когда Чонгук с любопытством обводил контур его губ рукой. Хо лишь посмеивалась в рукав кимоно, наблюдая за ними со стороны, иногда прячась в тени деревьев, когда Юнги думал, что она далеко. Когда пришла зима, она не ушла со своими сородичами, а перебралась в дом Юнги, лисой сворачиваясь у камина ночами и позволяя Чонгуку играть с одним из её хвостов, лениво подмахивая. С детьми было куда легче, чем со взрослыми, ведь младенцы не задавали вопросов. Мальчик булькающе смеялся, сжимая пальцами её серебристые уши и чувствуя прикосновение влажного носа к своему лицу. Они сдружились за зиму, и Чонгук с трудом привык к отсутствию Хо весной, что заставило кумихо заглядывать чаще.       — Смотри, Хо, он ходит! — с восторгом восклицал Юнги, придерживая Чонгука за руки, пока тот пытался перебирать округлыми ногами, направляясь к сидящей на другом конце комнаты лисе, сверкавшей золотом глаз.       — Когда ты выполняешь большую часть работы за него, Юнги, это сложно назвать ходьбой, — ответила женщина, поманив мальчика пальцем и протянув к нему руки. Чонгук издал непонятный звук и попытался двигаться ещё быстрее, из-за чего чуть не упал, если бы не чужие руки, крепко державшие его. Юнги улыбался сам себе, наблюдая за ним.       Пусть с трудом, но Чонгук всё же смог добраться до протянутых к нему ладоней, упав в них со звонким смехом, который с каждым разом давался ему всё лучше и лучше. Ему не были страшны ни когти, ни клыки. Хо скромно засмеялась, подняв ребёнка в воздух. Даже ей не удалось избежать его очарования.       — С каким усердием он идёт по жизни, — сказала она, и это можно было считать похвалой с её стороны. Юнги пригладил растрепавшиеся волосы, чувствуя, как грудь распирает от гордости за этого маленького человека.       Периодически Чонгук начинал лепетать, подражая разговору Юнги, а в какой-то момент он посмотрел на кумихо, пригревшуюся на солнце, и громко выдал:       — Хо!       Это стало его первым словом, и Юнги бережно спрятал этот драгоценный момент в глубинах своего сердца. Периодически он забывал о том, что время скоротечно, и Чонгук растёт, но хотя бы на эти мгновения он мог позволить себе вспомнить о том, каково быть счастливым. Поэтому он почти был готов к разговору, который его ждал рано или поздно.       — Ты же понимаешь, что ему скоро год? Он больше не сможет жить здесь, мы должны отнести его в город, — сказала Хо, когда они снова устроились на гамаке, оставив Чонгука на дневной сон дома.       — Так скоро? Он же ещё совсем маленький и беспомощный, — со вздохом сказал Юнги, незаметно ссутулившись.       — Теперь он сможет выжить в мире людей и без нас. Нас уже не достаточно, — твёрдо отрезала Хо, прищурившись. — Человеку нужен человек. Ты помнишь, как попал сюда?       Юнги сцепил руки в замок, опустив голову. Через пару секунд он едва заметно кивнул.       — Я понимаю, просто… Почему так скоро? Он только начал передвигаться без моей помощи, — сказал он. Чужая рука невесомо опустилась ему на плечо, заставив вздрогнуть.       — Вот поэтому тоже. Нельзя позволить тебе привязаться к нему слишком сильно, Юнги, ты сам это знаешь. Ничего хорошего из этого не выйдет, — почти ласково сказала кумихо, словно ребёнком тут был он. Может, для неё именно так.       Юноша вздохнул ещё раз, безвольно смотря вниз. Где-то в душе он всё ещё пытался отрицать неизбежное. Эта праздная привычка не один раз ранила его в прошлом.       — Можно побыть с ним до конца лета? — почти беспомощно спросил он, с мольбой смотря в золотистые глаза.       Редким случаем было отсутствие насмешки на лисьем лице, и Юнги мог считать себя особенным. Хо ещё раз погладила его по плечу, печально искривив манящие вишнёвые губы.       — В первый день осени он окажется в приюте, — сказала она, и Юнги соскользнул на землю, упёршись лбом в грязь в глубоком поклоне. Отточенное десятками лет движение давалось ему естественно и легко до сих пор.       — Благодарю, — тихо сказал он пустоте перед собой.       Зайдя в дом с последними лучами солнца, он склонился над кроватью, где во сне свернулся ребёнок, прижимая к себе край скомканного одеяла. Он выглядел тёплым и открытым, безмятежно пребывая в небытие и не понимая, как же ему повезло ничего не понимать и впервые открывать для себя этот огромный мир.       Всхлипнув, Юнги снова опустился на колени и горько заплакал, закрыв лицо руками, чтоб случайно не разбудить мальчика. Казалось, он должен привыкнуть к пустоте за всё это время, но каждый раз судьба дарила ему сердце, чтобы снова его вырвать, обрызгав всё кровавыми слезами. Время забирало с собой многое, но так и не отобрало у него способность чувствовать.       Следующие дни, считаемые практически с ужасом, Юнги полностью посвятил ребёнку, уходя с ним в лес так далеко, как заходил только один. И по их следам всегда шла та самая рысь, словно оберегая. Периодически Чонгук вырывался из рук, чтобы её погладить, периодически долго игрался с ней, пока Юнги сидел под деревом и наблюдал, стараясь успокаиваться, чтобы хотя бы дрожащие губы не выдавали его. Ребёнку незачем видеть его в таком состоянии, даже если с годами эти воспоминания сотрутся из маленькой головки.       Хо не появлялась до самого конца лета, из-за чего Чонгук периодически начинал плакать и отбрыкиваться от прикосновений Юнги, невольно раня того ещё глубже. Когда лиса наконец появилась на их пороге, Чонгук встретил её звонким смехом и протянул ручки, перебирая ногами, пока его не поймали на подходе. Юнги смотрел в глаза кумихо, и его взгляд был пустым, как заброшенный колодец.       — Мне жаль, — сказала Хо. — Ты попрощался?       Юнги сглотнул, продавливая слова.       — Можно подержать его в последний раз? — сипло, но твёрдо попросил он, протянув руки.       Взяв Чонгука на руки, он прижал к себе крохотное тельце, зарывшись носом в пушистые волосы. Чонгук тут же принялся изворачиваться в его объятьях и недовольно хныкать, отстраняясь, пока Хо не забрала его обратно, заметив, как плечи Юнги опустились ещё больше, а руки безвольно повисли вдоль тела.       — Я буду присматривать за ним, — пообещал она и с дуновением ветра покинула дом, оставив Юнги в одиночестве внезапно расширившихся стен. Его дом всегда был таким просторным?       Не издав ни звука, он опустился на пол, где провёл следующие несколько дней. Рысь свернулась у его головы, тихо и утешающе мурча.

***

      Когда они встретились в следующий раз, перед глазами Чонгука пробегала одиннадцатая осень.       В приюте он всегда отличался особой резвостью, поэтому никто бы даже не удивился тому, что судьба занесла его в лес, который простелился недалеко от их городка. Обычно им запрещали выходить за территорию города — лишь самые старшие несколько раз в год собирались группами и устраивали недельные походы. Каждый раз, когда они обсуждали какие-то свои истории, глаза Чонгка загорались интересом, он незаметно подсаживался ближе и пытался представить, что такое этот магический лес, о котором ходит столько легенд про всё на свете: призраков, духов, демонов, кумихо, даже драконов. И в один день, разругавшись с воспитательницей, он вышел в город и решил, что пора. Ему целых десять лет, и он уже достаточно взрослый, чтобы устроить свой собственный поход. Никто его не окликнул, и это лишь придало уверенности и твёрдости детскому шагу.       Лес принял его с распростёртыми объятьями деревьев. Долгое время Чонгук ходил протоптанными тропами, вертя головой и стараясь во все глаза рассмотреть этот новый для него мир. Увы, то, что уже было помечено людьми, было ему неинтересно, поэтому вскоре он свернул в первую попавшуюся глушь, услышав плещущийся неподалёку ручеёк, из которого можно было напиться. Это место было наполнено своими неподражаемыми мелодиями: что-то свистело, что-то шуршало, что-то скрипело. Временами Чонгуку казалось, что за ним кто-то наблюдает, но это было хорошее чувство, успокаивающее. Если бы он знал, что такое родители, то мог бы сравнить чувство с родительским присмотром. Но для него «мама» и «папа» были лишь призрачным набором символов с послевкусием так и не познанных эмоций, поэтому мальчик просто двигался дальше, пытаясь догнать это самое тёплое ощущение, уводившее его вглубь и вглубь.       Лес был довольно интересным местом, позволявшим понятию времени раствориться в листве деревьев, и поэтому Чонгук не сразу заметил, как солнце начало соскальзывать за линию горизонта, отблёскивая огненными лучами на прощание. Пора возвращаться, иначе наругают ещё и за это. Он обернулся и наугад двинулся туда, где, как ему казалось, была нужная дорога. Однако, его уверенность и упорство не оправдали себя, и в какой-то момент всё начало казаться одинаковым. А тени удлинялись, протягивая к нему свои тонкие пальцы со всех сторон. Любой другой бы уже расплакался, принимая неизбежность, но Чонгук был не из таких. Он упёрто шмыгнул носом, пнул попавшийся под ноги камень, засунул руки в карманы и грозно двинулся напролом. В кустах зашуршало, и он замер. Это был не ветер. Если это был дикий зверь, то следовало оставаться тихим и готовым бежать в любой момент — без разницы куда. На согнутых ногах, мальчик выжидал, готовый сразиться с неизвестным противником.       Его глаза широко раскрылись от удивления, когда из кустов выпрыгнула лиса. Они периодически забегали к ним в городок, только эта была другая, особенная. Красивая. Мех у неё был почти белым и блестел без солнца, а хвостов было целых… много. Чонгука ещё не настолько заботили цифры, но сам вид впечатлял, и он выровнялся, склонив голову набок, ожидая от зверька дальнейших действий.       Лиса развернулась и неторопливо пошла куда-то. Пройдя десяток шагов, обернулась, словно ожидая.       «Она хочет, чтобы я пошёл с ней!» — подумал Чонгук в восторге от собственной догадливости. И последовал за множеством хвостов, виляющих в разные стороны.       Некоторое время ему казалось, что его никуда не ведут, ведь вокруг всё продолжало быть одинаковым. Но в какой-то момент деревья начали расступаться, приглашая его зайти дальше. Как оказалось, там стоял дом. Маленький, гораздо меньше, чем их приют, он притаился среди деревьев, словно сам вырос на этом месте без чьего-либо вмешательства. Кому понадобилось жить так далеко в лесу?       Переведя взгляд на лису, Чонгук обнаружил, что та исчезла, оставив его один-на-один с домом. Похоже, у него не оставалось выбора, кроме как войти незваным гостем. Постучав, Чонгук вежливо подождал, но никто не открыл, и он снова взял дело в свои руки. Толкнув дверь, он обнаружил, что та легко подалась, приглашающе скрипнув. Вместе с последними лучами солнца он переступил порог, снова завертев головой. Место выглядело жилым: притаившаяся в углу кровать, место, где разводят огонь, стопки книг, книги в шкафу (зачем кому-то столько?), стол, стулья. Наверно, хозяин просто ещё не вернулся, и Чонгук решил подождать. Усевшись прямо на пол, он принялся рассматривать стены, выстраивая в голове свой будущий разговор, где он объяснит, как сюда попал, и попросит вывести его обратно к приюту. И не забудет вежливо сказать «спасибо» в конце.       Тщательно продумывая свой план, Чонгук пропустил тот момент, когда его глаза стали закрываться сами по себе, а голову наполнил сонный туман. Устроившись на полу, он свернулся и мимолётно понадеялся, что хозяин этого места не обидится, если найдёт спящего у него дома незнакомого мальчика. Надо будет обязательно извиниться ещё и за это.       Периодически он выныривал из пучин сна, обнаружив себя на притаившейся кровати, но через секунду снова засыпал, согретый покрывалом уюта. Обычно Чонгук чутко спал, потому что иначе можно было проспать подъём и получить трёпку от воспитателей, но в этот раз спал так крепко, как ему не доводилось ни разу в жизни. Проснулся он с рассветом, обнаружив, что его куда-то несут. Не до конца осознавая своё положение, Чонгук лениво протёр глаза рукой, пытаясь понять, куда он направляется. Взглянув на человека над собой, он столкнулся взглядом с холодным серебром чужих глаз. Такого дивного цвета он никогда ещё не видел. Человек безразлично посмотрел на него, замедлив шаг.       — Спи, — тихо приказал он, и глаза Чонгука снова закрылись, напоследок зацепившись взглядом за лунные струны чужих волос.       Проснулся он уже в приюте с полными карманами каштанов, которые позже разделил с друзьями. Воспитатели не стали его наказывать за то, что он пропал неизвестно куда, словно даже не заметили его отсутствия. А остальные дети не верили его истории о том, как белая лиса привела его в дом в лесу.       — А потом она превратилась в дядю и принесла сюда! — рассказывал он, с восторгом махая руками. Но другие лишь смеялись, а старшие лишь забавлялись детской фантазией. Но Чонгук упорно отказывался верить, что ему всё приснилось. Ему запретили покидать приют, даже просто выходить в город, но он упорно лелелял надежду выбраться ещё раз, чтобы как-то доказать всем (и себе), что не соврал.       Со временем волны детской фантазии сгладились, уступая место новым впечатлениям: зимним и весенним праздникам, прощанием со старшими детьми, которые уходили в жизнь. Периодически они возвращались, но никогда надолго. Куда они пропадают потом, Чонгук даже представить не мог. Взрослая жизнь для того и была взрослой, чтобы он не заботился о ней. Помогая на кухне, он с нетерпением ждал лета, которое отделяло его от Дня Рождения — первого дня осени и того дня, когда он появился в приюте. Было ли это настоящим днём его рождения, он не знал, но этот день стабильно приходил каждый год, поэтому Чонгука всё устраивало.       В итоге на своё одиннадцатилетние он получил небольшой мешочек с карманными деньгами, новые ботинки, перчатки на зиму и разрешение наконец выйти из приюта снова, если он обещает быть осторожным. Честно, он готов был пообещать всё, что угодно, за последний подарок. Недолго думая, мальчик двинулся вверх по дороге, здороваясь со всеми по пути, и направился в лес. Пусть огонь детских страстей поутих за прошедшее время, но своих намерений он не забыл и твёрдым шагом двинулся в том направлении, которое казалось ему единственным верным, стараясь рассмотреть домик меж деревьев. Солнце с ветром ласково трепали его всклоченные чёрные волосы, подталкивая в нужную сторону, а Чонгук рад был следовать, вдыхая полной грудью.       Несмотря на всю свою уверенность, он удивился, когда деревья таки начали расступаться. Широко улыбнувшись без чёткой причины, он ускорил шаг и вышел к тому месту, где из земли перед ним вырос небольшой домик. Тихо подойдя к двери, он занёс руку, чтобы постучать, но запнулся, растеряв всю свою уверенность через секунду. В итоге он решил заглянул в окно и посмотреть, есть ли хозяин дома внутри или там снова пусто. Приподнявшись на носочки, он всматривался в пыльное стекло, пытаясь найти за ним человека. Но либо тот удачно спрятался, либо внутри действительно было пусто.       Ветер подтолкнул Чонгука, взъерошив его волосы, и мальчик решил оглядеться вокруг, вскоре обнаружив прогнутый к земле гамак, натянутый между деревьями. Подумав пару секунд, он медленно двинулся в ту сторону, ощущая, как переворачивается желудок от непонятного предчувствия. Склонившись над гамаком, мальчик открыл рот и чуть не ахнул, но побоялся издать любой неосторожный звук.       В гамаке, едва покачиваясь, лежал тот самый человек, который вынес его из леса на руках и оставил полные карманы каштанов в подарок. Его светлые-светлые волосы ласково пригладил ветер — Чонгук ещё никогда такого не видел. Некоторые воспитатели тоже были с белым волосами, но никогда — с настолько белыми, подобными снегу, переливавшемуся на солнце. Этот человек был похож на одну из магических историй которые рассказывали старшие дети, он выглядел ненастоящим, словно был нарисован на этом самом месте.       Словно почувствовав присутствие рядом с собой, человек открыл глаза цвета нахмуренных облаков и уставился на склонившееся над собой лицо, странно насупившись. Шумно выдохнув, он моргнул пару раз и плотно закрыл глаза снова, словно пытался прогнать навязчивый сон. Но детское лицо не исчезло, продолжая рассматривать его большими блестящими карими глазами.       Решив взять всё в свои руки, Чонгук растянул губы в широкой улыбке, демонстрировавшей слегка большие передние зубы, пришедшие на смену молочным.       — Здрасьте! — бодро сказал он, подняв руку в приветствии. Человек под ним невообразимо широко раскрыл глаза и дёрнулся, чуть не свалившись с гамака. Чонгук сделал шаг назад, послушно спрятав руки за спину в ожидании, пока незнакомец сядет, свесив ноги.       Поиграв в гляделки пару мгновений, мальчик снова открыл рот, чтобы заговорить, но был безжалостно прерван:       — Зачем ты сюда пришёл?       Голос у незнакомца был грубый и хрипловатый, словно тот не был любителем поговорить, поэтому слова с тонких губ срывались немного кривыми и надорванными. Чонгук опешил и моргнул пару раз, приходя в себя.       — Я пришёл, чтобы узнать, Вы ли отнесли меня обратно в прошлый раз, когда я тут потерялся, — честно ответил он, качнувшись с пяток на носки.       Человек смотрел на него со странным неподвижным выражением лица, словно всё ещё не до конца верил своим глазам.       — Да, это сделал я, — в итоге сказал он и тут же провёл рукой по лицу, стирая остатки сна со лба. — Слушай, мальчик, это не то место, где тебе стоит играться, понял? Сейчас я встану, отведу тебя обратно, и ты больше никогда… — быстро начал говорить он, но запнулся, когда у его ног потёрлась большая кошка, довольно мурча. Опустив голову, беловолосый проследил взглядом, как она перебежала к ногам Чонгука и принялась тереться о них, ходя кругами.       Так и не закончив свою реплику, он снова посмотрел на мальчика, с улыбкой и затаённым дыханием наблюдавшего за диким животным без капельки страха в глазах.       — Я не просто мальчик, у меня имя есть, — в итоге сказал ребёнок, присев на корточки и погладив рысь, тут же кинувшуюся под детскую ручку.       — Но тебе всё равно нельзя здесь оставаться, — холодно сказал незнакомец.       — Почему?       Секундное молчание.       — Это место не для тебя, — в итоге ответили ему.       — Но я же пришёл сюда! — упёрто возразил Чонгук, нахмурившись и надув губы, пытаясь бросить своё недовольство собеседнику в лицо.       — Тебя привели? — спросил тот.       Чонгук активно закачал головой.       — Я просто шёл прямо и пришёл.       Незнакомец снова моргнул, чуть склонив голову набок, и серебро его глаз немного потеплело. Вздохнув, он запустил руку в снег своих волос, пару раз дёрнул за пряди, вздохнул. Чонгук продолжал смотреть на него снизу вверх.       — Тут для тебя ничего нет, — в итоге сказал незнакомец, печально передёрнув плечами.       Это заявление заставило мальчика улыбнуться. Редко кто-то беспокоился о том, чтобы у него что-то было, ведь самим часто не хватало.       — Тогда давай дружить? — спросил он, осторожно коснувшись влажного носа рыси. Ноги начали затекать, и он встал, встряхнувшись.       На губах незнакомца отразился призрак улыбки, его голова всё ещё была склонена набок.       — Тебя не накажут за то, что ты ушёл в лес? — спросил он.       — Нет, сегодня мне можно гулять где-е угодно! — провозгласил мальчик с триумфальной улыбкой на губах. — Я хотел узнать, было ли сном то, как я пришёл к Вам домой. Потому что никто мне не верил, лишь смеялись, — недовольно пробормотал он.       В ответ на это его собеседник лишь хмыкнул.       — Обо мне нельзя рассказывать другим людям, — сказал он, покачав головой.       — Почему? — спросил Чонгук.       — Они не должны знать обо мне.       — Почему?       Незнакомец цыкнул, закатив глаза. Он не привык иметь дело с любопытными детьми и с людьми в принципе, и это начинало играть на его нервах.       — Если скажешь, я не стану твоим другом, и ты больше никогда меня не найдёшь, — в итоге ответил он несколько грубее, чем планировал, но это сработало. Глаза мальчика в ужасе раскрылись, и он завертел головой из стороны в сторону.       — Если Вы так просите, я никому не расскажу. Можно мне придти сюда ещё раз? — спросил он, с надеждой взглянув в чужие глаза. В приюте жизнь была слишком пресной: учись, читай, пиши, помогай на кухне, помогай с уборкой, помогай присматривать за младшими, периодически играя и выходя в город между всем этим. В этом месте его ждал совершенно другой мир, яркий и неизведанный. Разумеется, Чонгук не мог упустить такое сокровище у себя из-под носа.       Рысь прыгнула на гамак и свернулась там, лениво прикрыв глаза и лишь иногда подёргивая ушами.       — Если ты никому не расскажешь, то можно, — со скрипом ответили ему, нахмурив брови. — А сейчас тебе пора домой. Солнце скоро спрячется.       Чонгук обернулся и заметил, что незнакомец был прав — вечер подкрадывался к ним на цыпочках, набрасывая на деревья покрывало сумерек. Становилось прохладно.       — Вы покажете мне дорогу? — спросил он. Человек плавно покачал головой и улыбнулся сам себе.       — Не я, — сказал он, и рядом с Чонгуком прошмыгнула тень, оказавшаяся уже знакомой ему серебристой лисой. В этот раз мальчик шумно ахнул, широко улыбаясь своему открытию. — Её зовут Хо, она проведёт тебя.       Мальчик с восторгом продолжал рассматривать лису, животная морда которой выражала почти человеческую насмешку. Подняв взгляд на своего нового друга, он спросил:       — А как зовут Вас?       Тот пожал плечами, усмехнувшись.       — Со временем узнаешь, если будешь себя хорошо вести, — сказал он, и Чонгук снова надулся. Безымянный спрыгнул с гамака, потревожив задремавшую рысь, прошёл мимо лисы и осторожно, почти боязливо потрепал рукой тёмные волосы. — Тебе пора, Чонгук. Ночь это не ваше время, лучше поторопиться.       Сказав это, он быстро скрылся в доме, хлопнув за собой дверью. Чонгук пару раз моргнул и чуть не подпрыгнул на месте, когда его ноги коснулся один из пушистых хвостов. Лиса стояла рядом, склонив голову, искоса смотря на него.       — Я же не говорил ему, как меня зовут, — сообщил ей Чонгук, но животное никак не отреагировало и невозмутимо двинулось вперёд. Он поспешил следом отбросив ненужные мысли на потом, оставив место чувству нового открытия, которое придавало шагу небывалую лёгкость.       Лиса довела его до того места, где заканчивались деревья, открывая вид на их городок, постепенно перерастающий в город. Чонгук вдохнул полной грудью, наслаждаясь видом перед своими глазами. Лиса терпеливо сидела рядом, подражая ему. Некоторое время они провели на распутье, не спеша переступать воображаемый порог и довольствуясь моментом. Но солнце щёлкнуло его по лбу последним лучом, и Чонгук всё же двинулся дальше, с поклоном и благодарностью оставив свою спутницу позади. Когда у него спросили о том, где он был, Чонгук честно ответил, что гулял в городе и вдоль леса среди деревьев. Но про безымянного человека с белыми волосами он даже не заикнулся, спрятав эту тайну в карман своих шорт, словно каштан.       С тех пор дни полетели куда быстрее чем раньше, ведь время Чонгук считал визитами в лес, на которые он даже получил разрешение, пообещав возвращаться вечером и всегда быть внимательным. Ему разрешили ходить в походы со старшими, но Чонгук быстро понял, что это дело не для него, ведь толпа отталкивала его, не позволяя окунуться в быт иного мира.       Почти каждую неделю, так часто, как только мог, мальчик наведывался к безымянному, заглядывая к нему в домик и заваливая кучей вопросов про жизнь в лесу, на которые тот терпеливо отвечал, устроившись на стуле у припавшего пылью камина, который явно давно не использовали. Пусть безымянный был тихой и не особо общительной личностью, как казалось поначалу, но Чонгуку было приятно просто находиться рядом с ним. Иногда мальчик занимал свободный стул или место на полу и просто наблюдал за тем, как его друг читает, похрустывая страницами и периодически шевеля губами. Чонгук слышал, что где-то за огромным океаном живут люди, у которых кожа белая, как снег, глаза цвета неба, волосы похожи на солнце. Может, этот был одним из них? Спросить мальчик не решился, оставив мысль на потом. Для начала неплохо бы узнать имя.       Когда начало холодать, Чонгук стал наведываться реже, о чём постоянно жалел. Спрятавшийся в лесу домик приносил ему ощущение того самого уюта и тепла, к которому ты хочешь вернуться. Увы, в этом тёплом мире он пока что был лишь временным гостем, стремясь вскоре породниться. Но время шло, и что-то менялось. Они с безымянным перебрались в домик, всё меньше времени проводя на улице, и непоседливый Чонгук исследовал всё, до чего могли дотянуться детские ручки. Безымянный позволял ему всё, снисходительно наблюдая со стороны с непонятной улыбкой, игравшей на губах. Иногда его лицо становилось совсем грустным — пару раз Чонгуку казалось, что он застал своего друга в слезах, но он не был уверен. Он не знал, почему этот человек живёт в лесу в компании девятихвостой (он наконец пересчитал) лисы и подозрительно разумной рыси; он не знал, почему у этого человека такая необычная внешность; он не знал, почему каждый раз хочет вернуться к нему домой в ту же минуту, когда покидает его. Он не знал, с каких пор именно это место в лесу и этого человека, спрятанного ото всех, он стал звать «домом».       На праздники Чонгук приносил в приют полные карманы каштанов, ягод и других вкусностей, которые можно было поделить между собой и хорошенько отпраздновать. Воспитатели хвалили его старание и пророчили будущее охотника или следопыта — востребованное ремесло, когда живёшь возле леса. Но мальчик лишь отмахивался, понимая, что не позволит себе ограбить этот приютивший его мир.       Когда зима начала топтать людские пороги, Чонгук обнаружил безымянного за чисткой камина. Лёгкая одежда, которую он неизменно носил изо дня в день, была вся измазана сажей, и эти следы грязи заставляли безымянного выглядеть живым и настоящим, меньше похожим на плод детского воображения. Однако волосы будто рано выпавшим снегом сияли даже под комьями пыли. Если и что, то грязь только подчёркивала их яркость.       — Давно я не пользовался огнём, — сказал безымянный, вытирая руки и с довольным видом оценивая результат собственных стараний.       — Почему так? — спросил Чонгук, сидя на кровати и мотая ногами в такт собственной мелодии.       — Повода не было, — ответил безымянный, коротко посмотрев на него.       — А сейчас есть? — Чонгук склонил голову набок.       Тонкие губы растянулись в улыбке, и друг подмигнул ему:       — Теперь тут появился ты. Тебе же нужно тепло, верно? Иначе ты заболеешь.       Чонгук засмеялся и кивнул в ответ, смотря на то, как чёрные разводы добавляют хоть какую-то краску обычно бледному лицу его собеседника, который всё чаще пребывал в хорошем расположении духа, что не могло не радовать. Чонгуку нравилось, когда ему улыбались: это позволяло чувствовать себя нужным в этом месте. И всё же он не мог не подумать о том, как можно было прожить зиму без огня. Безымянный звучал так, будто для него это не было чем-то обязательным, однако разве не всем живым созданиям в этом мире жизненно необходимо получать тепло?       Конец осени был знаменательным двумя вещами. Чонгук старательно хранил деньги со своего подарка, чтобы купить на рынке несколько декоративных лент, после чего долгое время уговаривал девочек научить его плести браслеты, которыми они периодически обменивались. Те долго противились компании мальчишки, но вскоре сдались и научили его искусству плетения дружественных браслетов. В итоге он собрал три важных для себя цвета: белый, неотрывно связанный с образом друга, чёрный, напоминавший о саже, которая оживила того у мальчика на глазах, и красный — его любимый цвет, ярко выделявшийся между монохромными полосками.       Чонгук провёл много времени над созданием двух браслетов, старательно переплетая ленты между собой и часто переделывая, пока не останется доволен. Результат, по его скромному мнению, получился прекрасным. Когда девочки поинтересовались, зачем ему плести браслеты — ведь это девчачье дело — Чонгук фыркнул и гордо сказал, что дружба это всегда общее дело, как и подарки. С ним никто не рискнул спорить, и в последний день осени он нервно теребил в кармане украшение, близнец которого красовался у него на запястье. Безымянный встретил его с привычным радушием, открыв дверь и запустив в дом, где занимался перебиранием множества книг, переставляя их с места на место, будто от этого их стало бы хоть сколько-то меньше.       — Как проходит конец осени? — поинтересовался он, хрустя словами в собственных руках. Чонгук привычно плюхнулся на кровать, нервно сцепив руки.       Наивно было полагать, что его друг ничего не заметил, но виду он всё равно тактично не подал, реалистично отыгрывая живой интерес к перекладыванию бумаги. Чонгуку понадобилось некоторое время, прежде чем он осторожно начал, дёргая ногами в воздухе:       — Я хочу Вам кое-что подарить, — осторожно сказал он, аккуратно подцепив пальцами браслет, но оставив его в кармане.       Безымянный вопросительно замычал, даже не подняв на него взгляд.       — Сегодня какой-то праздник? — спросил он почти безразлично. Мальчик сглотнул, чувствуя как смущение обжигает его щёки и уши.       — Сегодня последний день осени, — начал он, но безымянный продолжал смотреть на книгу перед собой. С тех пор, как Чонгук начал говорить, он не перевернул ни одной страницы, негласно демонстрируя своё внимание, но не давя. — И я бы хотел сделать подарок про нашу дружбу, — неловко закончил он, совершенно запутавшись в словах.       Безымянный потянул молчание несколько мучительных секунд, после чего посмотрел на Чонгука плавленным серебром своих глаз.       — Я с радостью приму твой подарок, — сказал он, скромно улыбнувшись. Такое выражение лица Чонгук видел впервые, и это заставило его улыбнуться в ответ, уверенно достав браслет из кармана и протянув его своему другу. Тот покрутил украшение в руках, рассматривая хитросплетение красного, белого и черного цветов. Выдохнув смешок, он осторожно натянул подарок на запястье, покрутив руку под пристальным взглядом мальчика.       Чонгук широко улыбнулся, демонстрируя зубы, и протянул свою руку, показывая копию своего подарка.       — Он красивый, я даже не знаю, что сказать. Если бы ты предупредил, я бы подготовил для тебя что-то в ответ, — пробормотал безымянный, переводя взгляд с собственной руки на довольное лицо мальчика.       — А мне ничего от Вас и не надо! — бодро сказал тот, засунув руки в карманы. — Но если Вы хотите чем-то ответить, скажите мне своё имя. Я же хорошо себя вёл?       На секунду безымянный опешил, и улыбка сползла с его губ. Чонгук мысленно выругал себя за то, что испортил такой момент, когда юноша встал, отложив книгу в сторону и подошёл к нему, нависнув бледной тенью.       Оплетённая браслетом рука неловко поднялась в воздух и взъерошила чёрные волосы заботливым жестом. Когда прикосновение исчезло, Чонгук снова открыл глаза и почти с восторгом посмотрел на протянутую к нему открытую ладонь, словно в приветствии.       — Меня зовут Юнги. Будем знакомы, — сказал уже-не-безымянный, и Чонгук несколько раз по-совиному моргнул, не веря происходящему и пытаясь переварить только что полученную информацию. Юнги слегка потряс рукой, привлекая его внимание и выводя из транса. На его лице сияла неловкая, но искренняя улыбка.       Шмыгнув носом, мальчик двинулся мимо открытой ладони и врезался носом куда-то в живот Юнги, крепко обхватив его руками. Тот несколько секунд стоял ошарашенный, неловко расставив руки в стороны и не зная, куда себя деть в этой ситуации и как поступить, пока мальчик вжимался лбом в его рёбра. Осторожно выдохнув, всё же решил сдвинуться и сомкнуть руки за спиной Чонгука, упираясь в острые лопатки. Они простояли в тишине, просто дыша в такт друг другу, пока Чонгук не решился поднять голову, взглянув в лицо над собой.       — Юнги. Вас зовут Юнги, — сказал он, и Юнги кивнул, что вызвало у мальчика улыбку. Уголки его глаз были красными, но ребёнок остался доволен, и это успокаивало. Тонкие пальцы осторожно зарылись в чёрные волосы, ласково перебирая их.       — Да, именно так, — с придыханием сказал он.       Тем вечером Чонгук почти летел к приюту, по пути рассказывая Хо о том, что наконец узнал имя своего лучшего друга. Лиса нежно щёлкнула его хвостом по носу, заставив нахмуриться и звонко рассмеяться. Начало зимы выдалось тёплым, а у Чонгука в кармане прибавился ещё один каштан тайны.       Обычно Чонгук недолюбливал зиму, потому что в холода не хотелось выходить на улицу, и он почти всё своё время проводил в стенах приюта, разыскивая самый тихий и спокойный уголок. Но этой зимой многое изменилось. Пусть ему пришлось постараться, чтобы уговорить воспитателей разрешить ему уходить в лес хотя бы раз в неделю, но результат того стоил, потому что зимой всё магическим образом преображалось, словно даже воздух менялся на новый. Дом Юнги встречал его радушным уютом, а сам хозяин, ожидая мальчика, каждый раз разжигал камин, у которого ютились рысь и белая лиса, ставшие временными сожителями в этом месте. Чонгуку нравилась такая компания, и он мог часами сидеть у камина или спать, завернувшись в пушистые хвосты, пока Юнги занимался какими-то своими делами.       В один из таких мирных дней Юнги поинтересовался тем, умеет ли Чонгук читать. Мальчик надул губы и задумчиво посмотрел в потолок, после чего честно признался, что читать умеет, но никогда серьёзно этим не занимался. Так же было и с письмом.       Юнги покачал головой, тихо цыкнув себе под нос.       — Почти двенадцать лет, а читать не умеет, нехорошо…       Проведя несколько минут в тщательном поиске нужной книги, Юнги устроился на кровати и жестом подозвал Чонгука к себе. Книга оказалась сборником мифов и легенд, что зажгло искорку интереса в детских глазах.       — Каждый раз ты должен будешь прочитать любую легенду на выбор и рассказать мне, о чём она. Если встретишь слова, тебе непонятные, можешь обратиться ко мне.       Мальчик серьёзно кивнул, взяв книгу в руки и осторожно погладив потрёпанную обложку пальцами.       — А что мне за это будет? — спросил он, слегка насупившись, готовый к соревнованию с самим собой.       Юнги задумался, смотря куда-то за окно и постукивая пальцами по колену. И вдруг его серебристые глаза широко раскрылись в озарении, а бледные губы растянулись в довольной улыбке.       — Ты сможешь выбрать любую легенду, и я прочитаю её вслух, — предложил он, вопросительно посмотрев на мальчика. Тот нахмурил брови, что-то обдумывая, после чего расплылся в ответной улыбке и кивнул, и Юнги оставил его наедине с выбранной историей.       Если поначалу награда казалась сомнительным мотиватором, то вскоре Чонгук осознал, насколько доволен был получившимся раскладом, после чего стал с нетерпением ждать времени, когда сможет улечься на кровати, прикрыть глаза и послушать, как с уст Юнги срывается живая история. Голос у него был приятным, тихой вибрацией отдаваясь в груди, и Чонгук позволял этим звуками обволочь себя, словно одеялу. Он сам не заметил, как процесс чтения увлёк его так же сильно, как чтение Юнги вслух. В итоге, расправившись с легендами, он стремился найти новую не менее интересную книгу, чтобы узнать что-то новое, открыть для себя ещё один потайной мирок, принадлежавший им двоим. И Юнги с готовностью стал его проводником в этом нелёгком деле.       Теперь в приюте Чонгук мог похвастаться тем, что всегда мог рассказать детям помладше какую-нибудь интересную историю, слегка переиначив её мотив. Также он любил возиться с теми, кто только учился читать, стараясь вдохновить их на такое же открытие, которое совершил сам. Его День Рождения был ещё нескоро, но он чувствовал, что уже вырос и изменился, хотя всего лишь научился любить читать. К письму они приступили аж летом, когда Юнги начал выходить из дома и отправляться куда-то далеко-далеко, показывая Чонгуку те места, о которых мальчик даже не подозревал. Однажды он взял с собой уже прочитанную вдоль и поперёк книгу с легендами, подобрал первую попавшуюся ровную палку и предложил Чонгуку переписать любое предложение. Получилось неровно, но Чонгук старался, поглядывая на страницу чуть ли не каждую секунду, пока Юнги невозмутимо наблюдал со стороны. После он взял палку и написал то же самое, только получилось куда красивее, и губы Чонгука вытянулись в маленькую «о», пока он наблюдал за ловкими движениями кисти и запястья.       — Как Вы это делаете? — спросил он в восторге, рассматривая чёткие иероглифы. — Так быстро и ровно… Вы волшебник!       Юнги криво улыбнулся и пожал плечами.       — Я давно не практиковался, но память меня не подводит. Давай я покажу тебе, как просто это всё делается…       И так в жизни Чонгука появились уроки письма, которые были не менее увлекательными, чем чтение. Иногда они превращались в рисование, когда он выводил на земле самые разные фигуры, которые только видел, а Юнги угадывал, что они значат. Поэтому каждая их встреча была наполнена чем-то ярким и тёплым, чего каждый раз ждёшь с нетерпением.       Когда Чонгук научился прилично выводить иероглифы палкой на земле, в домике появились стопка бумаги, кисть и чернила, с которыми он мог работать часами, рассказывая Хо о том, как пишется то или иное слово. Иногда лиса упорно за ним наблюдала, лениво помахивая хвостами, иногда просто сворачивалась рядом и дёргала ушами, ловя нить детского бормотания.       Про свой письменный талант Чонгук решил в приюте не рассказывать, чтобы не вызвать ненужные вопросы. Он был сообразительным парнем и догадывался, что такие результаты его походов в лес не могут остаться незамеченными. Каштаны тайн гордо перекатывались у него в карманах, пока он считал дни до новой встречи.       В такой мирной рутине незаметно летело время. С тринадцати лет Чонгук резко начал расти и уже был Юнги по плечо, с восторгом подмечая разницу.       — А я смогу стать таким же высоким, как Вы? — спросил он однажды, когда они с Юнги устроились на берегу ручья, и Чонгук разминался, готовясь ловить рыбу руками, чтобы угостить детей за ужином и, может, отдать парочку Хо и рыси — те ценили вкусные подношения.       — Кто знает. Может, станешь, а может, нет, — лениво отозвался Юнги, устроившись под деревом и прикрыв глаза. Редкие лучи солнца, через листья пробивавшиеся к нему, заставляли белоснежные волосы сиять, словно в них запуталась звёздная пыль. Иногда Чонгук ловил себя на мысли, что хочет собрать её в своих ладонях или зарыться пальцами.       Оставив друга дремать в тени, он осторожно зашёл в воду и долгое время резвился там, гоняясь за рыбой туда-сюда и смеясь над собой же. Словив достаточно по собственным меркам, Чонгук, весь забрызганный с головы до ног, вылез на берег и отряхнулся. Юнги продолжал лежать под деревом, собрав руки на груди. Чонгук едва слышно подошёл к нему и склонился, рассматривая ближе. Ему раньше никогда не приходило в голову, что Юнги может быть не просто красив, а привлекателен внешне, и сейчас это было заметно как никогда. Его ресницы и брови оставались чёрными, теряясь под длинной чёлкой, снегом упавшей на лоб; лицо казалось мягким, когда Юнги позволял себе расслабиться, а на плавный изгиб тонких губ невозможно было не обратить внимание. Чонгук тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли, до которых ещё не дорос. Подобрав ближайшую палку, он принялся по памяти писать первые приходившие в голову слова, стирая их снова и снова, пока компанию ему не составила уже породнившаяся рысь, уютно устроившаяся под боком.       К своим странным мыслям Чонгук вернулся нескоро, когда начал замечать, как некоторые в приюте сходились в пары; как семейные пары гуляли по городу; как влюблённые прятались в укромных местах, скрываясь от чужих глаз. Это было для него чем-то новым, выходившим за рамки страниц книг, ставших ему новыми учителями.       — Представляете, они целуются прямо в коридорах! — громко возмущался он, устроившись на кровати в обнимку с книгой и стареющей на глазах рысью.       Хо лукаво взглянула на него и снова закрыла глаза, дремая у камина.       — Для подростков это нормально, — пожал плечами Юнги. — Тебе же пятнадцать, скоро сам поймёшь. Я помню, как в таком возрасте некоторые парни что похуже вытворяли.       — Парни? — с любопытством спросил Чонгук, проигнорировав предыдущее предложение.       — Ну, девочки обычно были скромнее, не знаю, как сейчас, — снова пожал плечами Юнги, ловко орудуя иголкой и нитью. Он работал так быстро, что новые пуговицы на рубашке практически невозможно было отследить. Трёхцветный браслет болтался на запястье, нетронутый временем.       — То есть Вы хотите сказать, что парни встречались с парнями, а девушки с девушками? — спросил Чонгук, сведя брови к переносице. Хо дёрнула ухом, но глаз не открыла. Рука Юнги дрогнула, и он чуть не выронил иголку.       — Не всегда… — неловко начал он, прочистив горло, — можно даже сказать, практически никогда. Но иногда встречались, да. Что-то не так?       Юноша тут же замотал головой то ли в качестве ответа, то ли чтобы сбросить наваждение и непрошенные мысли.       — Нет-нет, всё в порядке. Я просто, — неловко провёл руками по криво подстриженным волосам на затылке, — никогда не задумывался об этом.       Юнги тихо хмыкнул, подёргав нитку для надёжности.       — У тебя ещё будет время, не переживай. В этом нет ничего страшного, — мягко сказал он, не подняв глаз, пока Чонгук рассматривал его, чувствуя, как мысли перекатываются в голове.       С тех пор он действительно много думал, по-новому смотря на людей вокруг себя. Говоря честно, ничего криминального в отношениях между людьми одного пола он не видел, просто такая возможность стала для него очередным открытием, не только в мире, но и в себе. И тогда старые мысли с новой силой постучались в голове. Только направлены они были не на друзей и знакомых. Они терпеливо встали рядом с Чонгуком, когда он склонился над спавшим в гамаке Юнги, не ожидавшем его прихода. Его ресницы едва заметно подрагивали, словно он видел какой-то тревожный сон, а губы слегка разомкнулись, что позволило мыслям похлопать Чонгука по плечу, напоминая о чём-то, давно забытом. Он передёрнул плечами, сбрасывая с себя внезапное наваждение и коснулся плеча Юнги, обозначая своё присутствие. Тот испуганно дёрнулся, распахнув глаза, серебро которых расплавилось при взгляде на парня. А тонкие губы растянулись в радостной полуулыбке, заставившей желудок Чонгука перевернуться. Он впервые увидел Юнги так. Это чувство было новым и непривычным, поэтому он отступил, решив дать себе время, посмотреть, что будет дальше.       С новым взглядом он стал осторожнее в словах и действиях, замечая то, что раньше не воспринимал. В его возрасте другие парни обсуждали округлявшиеся формы девушек, безусловно, приносивших эстетическое удовольствие при взгляде. Но Чонгук замечал, как рубашка периодически почти спадает с плеча Юнги, когда он ленится застегнуть несколько пуговиц; замечал, как блестят его глаза каждый раз, когда Чонгук находит время, чтобы заглянуть в лес лишний раз; замечал, что он почти сравнялся с Юнги в росте, и теперь ему не надо поднимать голову, чтобы посмотреть тому в глаза. Жизнь продолжалась. Приближалось время его ухода из приюта, и он уже знал, что пойдёт в подмастерья к местному врачу, чтобы изучить его ремесло. Он много знал про свойства разных трав, найдя рукописный справочник среди книг Юнги. В приюте это обзывали «девчачьим делом — цветочки собирать», но Чонгука редко волновало чужое мнение, если оно не касалось Юнги. Они продолжали стабильно видеться, дорога к домику стала ещё ближе, чем раньше, и Чонгук находил своё счастье в этом месте — покой и отдых от суеты обычной жизни. Иногда он шутил, что уйдёт из города и тоже поселится здесь, на что Юнги отмахивался, фыркая. Лишь трескавшаяся по уголкам улыбка могла его выдать.       — А почему ты живёшь именно здесь? — однажды поинтересовался парень из ниоткуда, отложив кисть.       — Я? — переспросил Юнги, словно в доме был кто-то ещё, кроме них и Хо, лежавшей у Чонгука в ногах. — Так получилось. Вдали от людей, тут хорошо и тихо.       — Ты никогда не хотел выйти в город? — продолжил гнуть своё Чонгук.       Юнги пожал плечами и покачал головой.       — Я привык, — коротко ответил он, и тема была закрыта.       С Юнги было легко общаться на самые разные темы, он всегда был открыт для любых мыслей и вопросов, из-за чего их отношения строились гладко, порой напоминая сказочную утопию. Которую Чонгук чуть не загубил один раз по собственной глупости.       Он даже точно не помнил, почему в какой-то момент всё пошло по наклонной: в один момент слова начали звучать резче, а тона становились всё выше. Кажется, всё произошло из-за того, что Чонгук снова задал лишний вопрос и сказал то, чего в здравом уме точно не сказал бы раньше.       — Это не я закрылся в каком-то маленьком домишке неизвестно где в лесу и отказываюсь даже попытаться строить свою жизнь! — сказал тогда он и ушёл, громко хлопнув дверью, от чего словно вздрогнул весь дом. Юнги остался внутри, и Чонгук не обернулся, упёрто шагая вперёд и зная, что лес вытолкнет его к городу. Ему было почти семнадцать, он был вспыльчив и глуп.       Буквально через несколько часов былой запал поутих, а через несколько дней Чонгук переступил через собственную упёртость, разумно признав свою неправоту. Решившись извиниться, он никак не ожидал того, что не сможет найти дороги к почти родному дому. Каждый раз ему казалось, что невысокая крыша сейчас вынырнет из-за деревьев, и его поприветствует широко распахнутая дверь, но тропинки продолжали путаться, и он ни к чему не приходил, скитаясь до вечера и возвращаясь в приют ни с чем. Только сейчас он задумался о том, что раньше никогда не запоминал дорогу намеренно, а лес сам вёл его к нужному месту. И сейчас он отказался это делать, оставив парня блуждать в неизвестности.       А перед глазами всё ещё стояло воспоминание о том, как потух свет в глазах Юнги, и его сжатые в кулаки руки резко расслабились и беспомощно повисли по сторонам.       При мыслях о том, что эта единственная его ошибка может стать последней, по спине Чонгука пробегали мурашки, и он долго не мог заснуть по ночам, слушая шёпот других детей, бросивших вызов комендантскому часу. Воспитатели поинтересовались его нервным состоянием, на что он лишь отмахнулся и быстро соорудил отговорку про наступающий День Рождения и страх перед взрослой жизнью. Его потрепали по голове, словно ребёнка, сказав, что он пока что может позволить себе расслабиться и просто жить. Предупредив, что собирается в лес с ночёвкой, Чонгук подхватил свой рюкзак и стремительно покинул здание, практически бегом направившись в лес. Там он бродил часами, запоминая места, каждый раз казавшиеся ему новыми.       Спустя пару недель его терпение подошло к концу. Встав посреди очередной поляны, Чонгук зло поднял взгляд к верхушкам деревьев, словно они были виноваты в его неудачах.       — Чего ты хочешь от меня?! — крикнул он, не заботясь о том, кто услышит его слова. — Я знаю, что ранил его! И я хочу искупить свою вину!       Пнув первый попавшийся на пути камень, он засунул руки в карманы штанов и двинулся дальше, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть болтающийся меж деревьев гамак. Безуспешно. Он всё ещё ходил кругами.       Сжав кулаки, парень снова остановился.       — Не знаю, как ты это делаешь, но я не уйду, — сказал он, с каждым словом повышая голос. — Даже если я похож на идиота, кричащего в никуда, я буду приходить сюда так часто, как только смогу. И ты меня не остановишь!       Услышав шорох в кустах, он обернулся, готовый к чему угодно: от того, что из кустов покажется человек и посмеётся над ним, до того, что это какой-то дикий зверь, откликнувшийся на его голос.       Результат превзошёл все ожидания, когда перед ним встала девятихвостая лиса, устроившаяся на земле с уже знакомым видом вселенской надменности.       — Хо! — радостно произнёс Чонгук, бросившись к ней и усевшись на корточки, чтобы заглянуть в золотистые глаза. — Ты проведёшь меня к Юнги?       Лиса прищурилась, смотря на него в ответ. Отведя взгляд, она встала и не спеша двинулась куда-то в сторону. Чонгук поднялся на ноги и хотел было последовать за ней, как вдруг его глаза уловили внезапное изменение. С каждым шагом Хо менялась, увеличиваясь, пока перед ним не оказалась человеческая фигура, повёрнутая спиной. Ставшие больше в размерах, хвосты всё так же лениво покачивались в воздухе, а на месте человеческих ушей из-под длинных угольных волос торчали серебристые уши, опущенные вниз. Только благодаря этому Чонгук понимал, что перед ним стоит всё та же лиса.       Женщина, совершенно нагая, повернулась к нему лицом, прищурив золотистые глаза, пока парень ошарашенно моргал, забыв закрыть рот. С возрастом он догадался, что девять хвостов у лисы это не нормально, и он имел дело с духом. Но даже думать не смел, что его спутницей детства окажется самая настоящая кумихо, сейчас представшая перед ним.       — Не так остр язык, как раньше казалось? — спросила женщина, усмехнувшись. Один из хвостов плавно обвил её талию, пока два других легли на плечи и поверх груди.       Чонгук тряхнул головой, приходя в себя.       — Ты кумихо? — спросил он для начала, пытаясь собраться с мыслями.       — Мне казалось, имя прозрачно намекало на это, — отозвалась лиса с тихим смешком. К щекам Чонгука прилил румянец, и он поджал губы.       — Ты пришла, чтобы выпроводить меня отсюда? — Сразу перешёл к делу.       Растянув губы ещё шире, лиса сделала пару шагов ему навстречу.       — А если так? — вопросом на вопрос ответила она, ехидно щурясь.       Парень насупился, приподняв плечи.       — Тогда я приду сюда в следующий раз. И ещё раз. Столько, сколько будет достаточно, — сказал он, понизив голос и ещё крепче сжав кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.       Хо прикрыла рот ладонью, хихикнув. Обошла его по кругу, внимательно и насмешливо рассматривая.       — С каждым разом ты становишься всё упорнее, — сказала она. — Я видела, как ты приходил, уходил, снова приходил. Даже видела то, как ты учился ходить здесь. И каждый раз ты находишь способ его ранить.       Парень нахмурился, сведя брови к переносице.       — Каждый раз? Я только один раз нагрубил ему… так. И хочу извиниться, мне действительно жаль. Ты пустишь меня или нет? — сказал он, стараясь сохранять голос ровным.       — Взаправду, ты раскаиваешься, я это вижу. Но пущу тебя не я. Это должен сделать сам лес. Юнги жил тут слишком долго, чтобы не заслужить заботу и доверие. Поэтому сейчас ты вернёшься назад и дашь себе время, — сказала она.       — Я не собираюсь уходить, сейчас даже не вечер, — вспылил Чонгук. — Я сказал, что не уйду, пока не добьюсь своего, и я это сделаю.       Тонкие пальцы крепко обхватили его подбородок, слегка царапнув когтями. Золотые глаза потеряли свой насмешливый прищур, взамен приобретя опасную хищную искру. Только сейчас Чонгук рассмотрел клыки под алыми губами. Женщина перед ним была воплощением красоты и опасности.       — Умерь свой пыл, дитя, — сказала она внезапно холодным голосом. — У тебя не будет и половины того времени, сколько потратил Юнги, чтобы разговаривать со мной таким образом. Поэтому сейчас ты вернёшься в город и не появишься здесь до следующего новолуния. Воспользуйся этим временем с умом, тебе стоит о многом подумать. Потому что в следующий раз ты можешь не выйти из этого места.       Сглотнув, Чонгук кротко кивнул, и хватка ослабла. Вместо это Хо тыльной стороной ладони провела по его щеке, а огонь в её глазах сменился приветливой теплотой.       Обхватив лицо парня ладонями, они притянула его к себе, коснувшись губами тёплого лба.       — Надеюсь, в этот раз ты не отступишься и сохранишь чистоту своих помыслов, — сказала она. — Ступай.       Чонгук дёрнул головой, имитируя кивок. Всё его тело охватило странное оцепенение, постепенно сходившее на нет, и он нервно передёрнул плечами.       — Ты пойдёшь со мной? — осторожно спросил он.       — Только до края, как всегда, — ответила Хо и уверенно двинулась в сторону, противоположную той, откуда пришёл Чонгук. Через пару шагов на её месте шагала уже знакомая ему светлая лиса.       Придя в себя, парень поспешил двинуться вслед за ней, чувствуя на себе взгляд леса, которого не замечал раньше. Словно деревья стали длиннее и склонились над ним, следя за каждым движением. В голове мелькнула мысль о том, что ненадолго оставить это место будет правильным решением, и Чонгук поправил идеально висевшие на плечах лямки рюкзака. До новолуния оставалось всего несколько дней, меньше недели. Это он сможет пережить.       Вернувшись в город, он ненадолго ощутил себя чужим и в этом месте, возвращаясь в приют самой длинной дорогой, которую только смог выбрать. Вернувшись, он повалился на кровать, игнорируя визги младших детей, выяснявших отношения в игровой неподалёку. И провалился в долгий сон. Как он узнал от воспитателей потом, его лихорадило всю ночь и целое утро, поэтому его не стали будить, дав организму шанс самостоятельно перебороть заразу.       Пока Чонгук спал, в его голове эхом звучали слова: «И каждый раз ты находишь способ его ранить». Он понимал, что эта фраза важна, пытался прокрутить её, рассмотреть и потрогать. Но слова ускользали, сменяясь рваными картинками, заменившими ему сон.       В первой, запомнившейся ему, он смотрел на Юнги, склонившегося над ним с улыбкой. Всё вокруг было слегка размытым, но Чонгук с лёгкостью узнал знакомые белые волосы и светлые глаза. Чонгуку нравилось, как выражение искреннего счастья украшает лицо перед ним.       Увы, следующая картина была менее ясной. В этот раз он стоял наравне с Юнги, смотря на него прищуренными глазами. Юнги казался уменьшившимся в размерах, словно сжавшимся. Его руки, сжатые в кулаки, подрагивали, а по щекам катились злые слёзы.       «Уходи и больше не ищи меня», — сказал он дрожащим голосом, и Чонгук с ужасом осознал, что в действительности поворачивается и уходит, оставив тихие всхлипы позади. Это было неправильно, — подумал он. Он бы никогда так не поступил.       Его сны сменялись одни за другим, одни чётче, другие размытые: вот Юнги смотрит на него через улицу и убегает, резко развернувшись; вот Чонгук случайно замечает серебряноволосую макушку на рынке, кидается следом, но Юнги исчезает раньше; Чонгук мягко сжимает руку своей жены, о чём-то бегло вещавшей, а его глаза цепляются за прекрасного человека в черно-красном кимоно, устроившегося на берегу реки и откинувшего голову назад, чтобы ветер свободно трепал белые-белые волосы.       К моменту его пробуждения картинки в голове менялись всё чаще и становились всё более резкими. В одной он увидел Юнги в совершенно другом облике: его волосы были чёрными с редкими полосами белизны. Он цеплялся за руку Чонгука и что-то быстро говорил, но парень не слышал ни слова, лишь улавливал взглядом движение бледных губ. А в последнем сне волосы Юнги были совсем чёрным, соответствуя его бездонным глазам, покрасневшим от слёз. Он прижимал руку Чонгука к своей щеке и что-то кричал, но парень не мог даже заставить себя моргнуть и сделать хотя бы один вдох, несмотря на желание двинуться и сказать, что с ним всё в порядке. Он лежал где-то и смотрел на нависшее над собой лицо, заменившее ему небо. Это было последним, что он увидел, и поэтому Чонгук не боялся засыпать. Стоило ему открыть глаза, как все видения стёрлись из разума, оставив парня пусто созерцать потолок. До новолуния оставались считанные дни.       Чонгук на всякий случай сходил к своему будущему наставнику, который заключил, что со здоровьем у юноши всё в полном порядке, никаких признаков минувшей лихорадки. В итоге явление осталось для него загадкой, но он точно знал, что должен найти Юнги. Чонгук совершенно не помнил того, что ему снилось, но знал, что всё вело к тому, что он должен извиниться и исправить не одну свою ошибку. Ему действительно было о чём подумать: о том, что только сейчас он заметил, как за всё время их общения Юнги не изменился, словно время шло мимо него; как вспоминал времена, которые были слишком давними, чтобы их пережить и остаться молодым; как он постоянно жил в лесу, но знал о людях больше, чем те, кто всю жизнь провёл в городе. Даже то, что он на равных общался с самой настоящей кумихо, навевало определённые мысли. Но это стоило оставить для дальнейших разговоров, если им суждено свершиться.       В день после новолуния Чонгук проснулся с первой зарёй и, едва попрощавшись, выбежал за порог приюта, со всех ног рванув в лес. Притормозил он лишь перед первыми деревьями, грозно вставшими у него на пути.       — Я сделал то, что мне сказали. Теперь ты обязан пропустить меня, — почти шёпотом сказал он и уверенно двинулся вперёд, нигде не сворачивая.       Поначалу окружение казалось ему абсолютно одинаковым, словно он снова начал ходить кругами, но Чонгук упорно смотрел перед собой, представляя как из-за деревьев выныривают знакомые ему стены. Когда вдалеке начал вырисовываться силуэт дома, парень сначала подумал, что мозг играет с ним злую шутку. Но вскоре убедился, что всё происходило на самом деле, и он действительно смог вернуться к тому месту, которое безуспешно искал неделями. Сорвавшись на бег, будто иначе дом мог от него скрыться, Чонгук в считанные секунды оказался перед закрытой дверью, шумно дыша, упёршись руками в колени. Казалось, что само место вокруг растеряло тусклее, растеряв свои краски, но он не обратил на это внимания, занятый исключительно одной мыслью в голове.       Разогнувшись, он приложил руку к груди, слушая, как колотится сердце, а вторую занёс над дверью, нерешительно застыв на пару мгновений и вернувшись к тому началу, где он, будучи совсем мальчиком, так же неуверенно стоял перед порогом и колебался.       Глубоко вдохнув, он постучал. Ожидаемо, никто не отозвался, и Чонгук уверенно впустил себя сам, переступив через порог, и привычно огляделся, пока не столкнулся взглядом с Юнги, сидящим на кровати. Тот выглядел напряжённым и даже перепуганным, каждая часть его тела своим видом кричала о готовности бежать куда подальше. Но, так как Чонгук стоял в дверях, Юнги остался на месте, сжав простынь в кулак.       — Чонгук? — спросил он, словно не верил своим глазам. Парень кивнул, улыбаясь с осознанием того, что лес действительно пустил его и позволил исправить свою ошибку. — Как ты тут оказался?       Улыбка на губах парня стала ещё шире.       — Стоял и кричал на лес, как идиот, пока не получилось, — сказал он. Юнги его энтузиазма явно не разделял, и его лицо сохраняло нейтрально-безразличное выражение. Он ничего не сказал, продолжая рассматривать человека перед собой, но его глаза говорили краше слов.       Закрыв за собой дверь, Чонгук спешно прошёл вглубь помещения и встал прямо перед кроватью, чётко зная, что он намерен сделать. Хорошо слаженным движением он опустился на колени, согнул спину и упёрся лбом в пол, смотря, как деревянные половицы расплываются перед глазами. На секунду он забыл все слова, почувствовав, как перехватило дыхание. Но всё же слова смогли найти свой путь:       — Я пришёл извиниться. Те, слова, которые я сказал, не должны были прозвучать, и я жалею о том, что даже сама мысль родилась в моей голове. Я видел, как это ранило тебя, но всё равно ушёл, подавшись эгоизму. И я раскаиваюсь. Я не должен был оставлять тебя, а должен был сказать это ещё раньше. К сожалению, я осознал это слишком поздно. Но лес довольно ясно показал мне, что случится, если я посмею повторить нечто подобное. Я усвоил урок и обещаю впредь сдерживать свои слова, оторванные от мысли.       Сказав это, он замер, почти не дыша и внимательно слушая, что скажет Юнги. Сердце колотилось где-то в ушах, а к щекам прилил жар, но Чонгук не рискнул оторвать голову, смирно опустив лоб и вдыхая запах пыльного дерева.       Сверху раздалось тихое шуршание, и он едва сдержал порыв поднять глаза. Шуршание затихло, сменившись ровным дыханием.       — Можешь встать с колен. Ты прощён, — коротко сказал Юнги настолько тихо, что Чонгук едва разобрал его слова. Подскочив, он остался сидеть на полу, смотря перед собой широко раскрытыми глазами. Он думал, что Юнги будет злиться и кричать, может, даже захочет его ударить. Но тот тихо лежал на кровати, повернувшись к парню спиной и поджав ноги.       Чонгук уже открыл рот, чтобы продолжить говорить, но Юнги прервал его быстрее:       — Можешь идти, ты свободен. Извинения приняты, — глухо сказал он, и Чонгук застыл на пару мгновений, потерявшись в словах.       — Я не собираюсь уходить, — почти потерянно сказал он, смотря на белое полотно рубашки, закрывающее чужую спину.       — Ты пришёл, чтобы извиниться. Я тебя простил. Тебе больше незачем оставаться здесь, — сказал Юнги и, немного погодя, добавил: — В этом лесу, вдали от людей и нормальной жизни.       С каждым словом Чонгук чувствовал себя ударенным собственной же плетью. Чувство вины тяжестью поселилось в груди.       — Юнги, — тихо позвал он, заметив, как плечи того вздрогнули от звучания собственного имени, — я действительно не хотел говорить те вещи. Я жалею о том, что вообще вспылил из-за какой-то мелочи. — Сделав глубокий вдох, он неуверенно встал на ноги, не зная, куда себя деть. — Можно мне остаться с тобой? Я действительно хочу этого. Ты бы больше не увидел меня, если бы мне было наплевать.       Юнги ответил молчанием, продолжая смотреть куда-то в стенку перед собой.       — Оставайся, — пробормотал он в итоге. Уголки губ Чонгук приподнялись в неуверенной улыбке. Это уже было маленькой победой.       — Можно обнять тебя? Я соскучился за это время, — сказал он, осмелев. Возможно, вопрос был слишком смелым, ведь ответа не последовало, но парень терпеливо остался стоять, сгибая и разгибая пальцы и растирая слегка вспотевшие ладони.       В итоге Юнги так и не дал словесного ответа, но подвинулся ближе к стене, оставив свободное место как раз для ещё одного человека. Чонгук засиял от счастья. Осторожно опустив на кровать одно колено, чтобы обозначить своё присутствие, он устроился за спиной Юнги, придвинувшись к нему так близко, как только можно было, и обхватил рукой поперёк груди. Когда он был младше, зимой они часто оставались в кровати под одеялом, и Юнги позволял Чонгуку обнимать себя, чтобы сохранить как можно больше тепла. Тогда Юнги запомнился Чонгуку большим и взрослым, а теперь он казался маленьким и уязвимым, свернувшийся на кровати так, что Чонгук мог полностью закрыть его собой. Только сейчас он осознал, что Юнги такой же человек, как и он сам. Не без мистики и тайн, но такой же хрупкий и чувствительный, такой же обычный парень, как и он сам.       Зарывшись носом в белые волосы, Чонгук вдохнул запах, который всегда ассоциировался у него с лесом, а теперь и с домом.       — Я действительно испугался, когда не смог вернуться к тебе, — тихо сказал он, словно лишний звук мог ранить. — Я понял, что был неправ в тот же день, когда пришёл обратно в город, и хотел поговорить. А потом я не смог найти дом, снова и снова. Сначала я думал, что просто потерялся, а потом осознал, что сам лес решил преподать мне урок. И я его усвоил очень хорошо, — тихо фыркнул, выдохнув помятый смешок.       Он почувствовал, как Юнги начал потихоньку расслабляться: его спина слегка обмякла, и он подался назад, ближе к Чонгуку; плечи опустились, а дыхание выровнялось. Уже результат.       — Я действительно испугался, что больше не увижу тебя. Сам не ожидал, что меня это так сильно заденет. Я готов был днями скитаться среди деревьев, словно безумец, если бы это значило, что я рано или поздно найду нужную дорогу. Я даже все те вещи сказал из-за банальной злости. Я никак не собираюсь себя оправдывать, потому что поступил мерзко, но мне трудно думать о том, что я всегда в городе, а ты где-то там. С каждым днём мне всё больнее осознавать, что время идёт вперёд, скоро я покину приют и начну жить своей жизнью, а ты останешься здесь, и я не смогу забрать тебя с собой. Ты понимаешь, о чём я говорю?       Юнги промолчал, лишь глубоко вздохнул. Чонгук не требовал ответа, понимая, что вопрос был скорее риторическим, но хоть одна стена между ними упала, и ему стало легче от того, что часть своих переживаний он наконец осмелился озвучить.       Пару минут они лежали в тишине, слушая дыхание друг друга, когда вдруг Юнги завозился в руках парня, заставляя того удивлённо разомкнуть их. Перевернувшись лицом к Чонгуку, он сполз пониже и уткнулся лицом ему в грудь, несмело обняв за талию. Чонгук тепло улыбнулся и принялся поглаживать спину парня, надеясь, что это поможет ему расслабиться окончательно.       — Мне жаль, — пробубнил Юнги, и Чонгук едва разобрал его приглушённые тканью слова.       — Почему? — спросил он, начав играть с белыми нитями волос на затылке. По коже Юнги пошли мурашки, и он слегка вздрогнул.       — Я должен делать тебя счастливым, а не наоборот. А я только тяну тебя назад, — ответил парень, смяв ткань чужой рубашки у себя в кулаке.       — Ты не хочешь покинуть это место или не можешь? — прямо спросил Чонгук, стараясь звучать как можно мягче. На пару мгновений Юнги перестал дышать.       — И то, и другое, — в итоге выдал он.       Чонгук улыбнулся, даже если это осталось незамеченным.       — Тогда это не твоя вина. Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем. Просто оставим этот разговор на потом, а сейчас я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не оставлю тебя. И в этой жизни, и в следующих. Я всегда буду искать дорогу, которая позволит мне вернуться, — расслабленно сказал он, пропуская пряди через пальцы и осторожно массируя. Дыхание Юнги сбилось. — Может, ещё рано это говорить. Но я хочу, чтобы ты знал, что я дорожу тобой и хочу проводить вместе так много времени, как только возможно. Мне нравится даже просто лежать и держать тебя в руках, это ощущается самым правильным, что я делал в своей жизни.       Рубашка на его груди постепенно пропитывалась влагой, а руки, крепко сжимавшие ткань на его спине, слегка подрагивали. Пусть это было не идеально, пусть много между ними так не было озвучено, но именно в этот момент Чонгук чувствовал себя счастливым и умиротворённым. В этот раз он знал, что всё делает правильно.       — Можно мне остаться на ночь? — спросил он.       Юнги прочистил горло и прижался ещё ближе, переплетя их ноги.       — Оставайся, — сказал он.       Когда Чонгук засыпал в кровати тем вечером, его не покидало странное чувство, словно он уже не в первый раз остаётся в этом доме больше чем на день. Решив не углубляться в самокопание, он прикрыл глаза и позволил себе расслабиться, слушая ровное дыхание Юнги, уже погрузившегося в дрёму рядом.

***

      Кажется, в тот судьбоносный день Чонгук наконец смог ухватиться за тонкую ниточку, которая вела ко всем ответам. Оставалось осторожно тянуть её, не дав порваться, и со временем этот клубок распутается. Поэтому он запасся терпением и позволил себе наслаждаться каждым моментом, который мог посвятить Юнги.       — Ты же согласишься уйти со мной, когда моё обучение закончится? — спросил Чонгук, когда они устроились на покрывале в тени деревьев, слушая шепот ручья неподалёку. Мокрая рубашка парня сушилась на ветке загораживая их от прорывающихся сквозь листья шальных лучей, пока он довольствовался остатками летнего тепла.       Юнги что-то невнятно промычал, не открывая глаз. Чонгук расплылся в улыбке, не удержавшись и коснувшись пальцем бледных губ. Юнги лениво посмотрел на него, приподняв брови.       — Не притворяйся, что не услышал вопрос, — сказал Чонгук, улёгшись на бок и приподнявшись на локте.       — Я всё слышал, — пробормотал Юнги. — Если ты не передумаешь, то уйду.       — А сам ты не выходишь из леса вообще? — полюбопытствовал парень, плавно водя пальцем по ткани чужой рубашки и следя за тем, как та собирается вслед за его движениями.       — Как ты заметил, мне это не нужно, — рассудительно ответили ему.       Эти слова были правдой. Юнги никогда не ходил за едой, одеждой, общением. Человеческий мир был совершенно чужд и ненужен ему, и он начал налаживать хрупкие контакты лишь с появлением Чонгука, потому что иначе никак. Как выяснилось позже, в этом ему активно помогала Хо, ставшая неким посредником между человеческим и лесным мирами. Правда, о причинах такой замкнутости он мог лишь догадываться и пока не решался спросить напрямую. Одной из мыслей была теория о том, что Юнги на самом деле дух-хранитель, живущий в лесу и поддерживающий там порядок. И с годами он абсолютно не меняется — бессмертен. Но этот вариант тут же был отброшен, потому что Юнги сам упоминал, что раньше жил среди людей, а это вызывало лишь ещё больше вопросов. Чонгук решил, что всему своё время.       — А со мной будет нужно? — ехидно спросил парень, усмехнувшись.       — С тобой это будет возможно, — совершенно невозмутимо ответил Юнги, и лишь морщинки в уголках глаз выдавали его улыбку.       Чонгук хихикнул и в ответ на вопросительный взгляд в свою сторону драматично сказал:       — Прекрасный мужчина спасёт тебя от злых чар и заберёт с собой в счастливую жизнь!       И драматично взмахнул рукой куда-то вверх. Юнги пару раз моргнул, впитывая его слова, после чего фыркнул и рассмеялся, прикрыв рот ладонью.       — Прекрасный мужчина, — сквозь смех пробормотал он, смотря на парня блестящими серебристыми глазами.       — А что не так? — с наигранным недовольством спросил Чонгук, хотя широкая улыбка портила всю интригу. — Скоро я официально войду во взрослую жизнь. Или ты хочешь сказать, что я не прекрасен? — шутливо добавил он, нависнув над Юнги, опираясь на локти рядом с его головой.       В тени свет его глаз казался ещё ярче.       — Я со всем согласен и ни с чем не спорю, — примирительно сказал Юнги, отведя руку от лица и открыто улыбаясь. Чонгуку нравилось это радостное выражение лица, которое делало парня более живым и настоящим.       Не удержавшись, он подался вперёд и осторожно коснулся носом носа Юнги, тут же сморщившегося в смущении.       — Ты слишком милый для меня, — сказал он, сдвинув белую чёлку с чужого лба.       — Кто бы говорил, — пробурчал Юнги, плавно обвив руками его шею и притянув ближе, чтобы быстро поцеловать улыбающиеся губы. Чонгук тут же последовал за ним и позволил себе растянуть момент ещё немного. Их поцелуи никогда не были идеальными, как и сейчас, потому что они улыбались и практически не двигались, но Чонгук был абсолютно счастлив с тем, что имеет. И что-то ему подсказывало, что Юнги ощущает то же самое.       Парень чуть не потерял равновесие, когда чужая нога обвилась вокруг его талии и потянула ближе. Устроив колено меж бёдер Юнги, он практически улёгся на нём, накрыв собой.       — Тебе не тяжело там внизу? — ехидно спросил он, устроившись удобнее.       — Нет, мне тепло, — пробормотал Юнги, притягивая парня ещё ближе, пока тот не уткнулся носом ему в шею. — Ты точно не заболеешь, если будешь ходить вокруг в таком виде? — спросил он, проведя пальцами вдоль оголённой спины, по которой тут же прошлись мурашки, и Чонгук едва заметно вздрогнул. Прикосновения Юнги были практически невинными, но каждый раз заставляли его чувствовать невероятные вещи.       Вместо ответа, он перекатился и взвалил Юнги на себя, довольно ухмыляясь.       — Теперь точно не заболею, мне тепло с двух сторон, — сказал он, и Юнги фыркнул, сполз ниже и повозился, чтобы лечь получше. — Ты же знаешь, что я люблю тебя?       Юнги провёл пальцем по выпирающей ключице, чувствуя тёплое дыхание на своих волосах.       — С недавних пор ты так часто напоминаешь мне об этом, что я не забуду даже через сотню лет, — сказал он, довольно выдохнув и позволив себе полностью расслабиться, пока Чонгук мягко выводил круги на его спине, спокойный и совершенно довольный.       Чем прочнее становилась связь между ними, тем труднее Чонгуку было покидать лес. Каждый раз невольно ощущался последним, и он подолгу прижимал Юнги к себе, стараясь сохранить ощущение в своих руках. Сам Юнги не возражал и даже не смеялся, обнимая его так же крепко, чтобы в следующий момент раствориться меж деревьев, словно никогда и не существовал. Так было проще.       Каждая встреча сокращала расстояние между ними, позволяла открыть что-то новое. Чонгук всё ещё многого не знал, но в этот раз он был разумнее и терпеливее, довольствуясь тем, что имеет. Он с запалом знакомил Юнги с жизнью в городе, в подробностях расписывая каждую деталь. Поначалу процесс был медленным и неловким, так как оказалось, что Юнги почти ничего не знает об этой части мира, если не считать рассказы Чонгука. Поэтому он с интересом слушал про новые методы ведения хозяйства, праздники, которых не было всего лишь сотню лет назад, школы, где детей учили читать, писать и считать.       — В моё время, чтобы научиться всему этому, ты должен был принадлежать богатому семейству, способному оплатить тебе наставника, — задумчиво сказал он, и парень жадно впитал эту информацию. Когда-нибудь он сможет узнать.       Утро своего совершеннолетия Чонгук провёл в приюте, прощаясь со всеми и поочерёдно обнимая как детей, так и воспитателей; последним ещё и кланялся о земли, повторяя слова благодарности. Он столько ждал этого дня, а в итоге всё пролетело единым потоком: отцовские объятия наставника, перенос своих скромных пожитков из одного места в другое. Не успел он оглянуться лишний раз, как ноги уже несли его в лес, где его уже ждали.       — С днём совершеннолетия, — сказал Юнги, завидев его меж деревьев, и приветственно раскрыл руки, чтобы в следующую секунду парень врезался в него, вышибив дыхание из лёгких и едва не повалив на землю.       Не успел он оправиться, как Чонгук отстранился, взглянул на него сияющими глазами и тут же поцеловал, резко и жарко. Рвано выдохнув, Юнги прикрыл глаза и подался вперёд, смяв ткань на спине Чонгука в кулаке. Когда парень прикусил его нижнюю губу и тут же коснулся её языком, Юнги тихо замычал и отстранился, шумно дыша. Сердце Чонгука быстро билось под его ладонью.       — Ты энергичен сегодня, — сказал он с придыханием, улыбнувшись. Чонгук ответил ему широкой улыбкой, опустив руки с талии на бёдра и прижав так близко, что между ними не осталось никакого пространства.       — Ещё немного, Юнги. Подожди меня совсем немного, — сказал он, а тонкие пальцы уже запутались в его тёмных волосах, заставив наклонить голову ниже, когда Юнги приподнялся на носки и снова поцеловал его, в этот раз не отстраняясь и позволив Чонгуку делать всё, что тот пожелает. Это был его день, и они не хотели, чтобы он заканчивался.       Они не отрывались друг от друга до глубокого вечера, когда солнце, мазнув на прощание лучами по окнам, скрылось за горизонтом, и даже после Чонгук не нашёл в себе желания отойти хотя бы на шаг. Не был уверен, что за всю жизнь возжелает чего-то подобного. Юнги задумчиво выводил пальцами узоры на его голой груди, пока Чонгук перебирал мягкие волосы на затылке старшего, время от времени спускаясь пальцами к светлому обнажённому бедру и наблюдая, как Юнги блаженно прикрывает глаза, наслаждаясь малейшими прикосновениями.       — Знаешь, — начал Чонгук едва слышно, на что Юнги вопросительно хмыкнул, проявляя внимание, — я не против остаться с тобой в лесу навсегда, если ты захочешь.       Пальцы замерли на долю секунды, после чего возобновили своё движение.       — Это плохая идея, — тихо ответил Юнги и приоткрыл глаза, невидящим взглядом смотря куда-то меж ключиц парня.       — Почему? — не унимался Чонгук, переведя ладонь ниже и широко раскрыв пальцы меж лопаток, будто готов был дерзнуть и вжать Юнги в себя, сделав их единым целым. — Мне тут нравится, да и это место твой дом.       — Я нахожусь здесь долгое время, Чонгук, оторванный от времени и людей. — Стоило Юнги заговорить вновь, как чужие пальцы продолжили рисовать нехитрые узоры уже на его спине, цепляясь за выпирающие позвонки. — Это место защищает меня, и я оберегаю его, однако я не могу жить так, как это понимают обычные люди. Я нахожусь на месте, не двигаясь вперёд и не отступая назад. Поэтому я думаю, что уйти с тобой будет правильным решением. Я смогу закончить эту жизнь, так как должен был ещё много-много лет назад. С тобой.       Чонугк молча выслушал его, не останавливая своих движений, чтобы показать, что он всё ещё здесь. Юнги уже не напрягался в его руках при подобных разговорах, и это радовало. Однако вместо того, чтобы переубедить юношу, Юнги дал ему лазейку, ведь за годы пора было понять, что Чонгука сложно переупрямить, если тот что-то вбил себе в голову.       Но всё равно слова Юнги зацепились за его разум, особенно — «с тобой». Чонгук чувствовал это с самого первого дня, пусть и не мог завернуть мириады чувств в осознанные слова. Он знал, что они с Юнги должны быть вместе. Он был готов сделать всё для того, чтобы это свершилось. И пусть время от времени Чонгук хотел спросить, почему же много-много лет назад они не закончили эту жизнь вместе, он не хотел трогать старые раны. Прошлое в прошлом, и иронично было то, что именно Юнги подталкивал его двигаться вперёд. Юнги, потерявшийся во времени и в лесу среди животных, деревьев и духов. Чонгук принял решение: он заберёт его с собой. У них было время, а Юнги умел ждать. Говоря, что потерял в себе всё человеческое, он умел то, что другие люди не осваивали за всю свою жизнь. Он научил Чонгука стремиться, ждать, извиняться, прощать. И сколькому ещё им предстоит научиться друг у друга — он с нетерпением будет ждать тех времён.       С того самого дня Чонгук серьёзно занялся обустройством собственной жизни, поражая всех своим стремлением. Наставник по-отцовски хлопал его по плечу, приговаривая, что он далеко пойдёт. И как же он был прав — амбиции Чонгука превышали самые смелые от него ожидания. Благо, лес он знал, как свои пять пальцев, и природа работала с ним в тесном дуэте. Пришлось сократить встречи с Юнги, отнёсшимся к этому с пониманием. Чонгук всё ещё считал, что сделал что-то невероятно геройское в прошлой жизни, чтобы заслужить его. Полученное время он жертвовал во имя саморазвития, не сводя глаз с маячившей перед ними цели, отблёскивающей снегом волос и серебром глаз.       Когда Юнги покинул лес впервые за долгие-долгие годы, он ступал по земле, как оленёнок, ещё не чувствующий собственных ног. Мир за пределами деревьев казался бескрайним, и небо волной накрывало его собой сверху, заставляя Юнги ощущать себя маленьким и беззащитным. Горячая рука Чонгука, сжимавшая его собственную, служила точкой опоры, на которой в тот момент держался весь мир Юнги, широко раскрытыми глазами созерцавшего затерявшийся в закромах воспоминаний пейзаж, глубоко вдыхая воздух, ощущавшийся совершенно иначе на вкус. Всё было смыто рекой времени, и в то же время в сточенных берегах воспоминаний он мог узнать что-то до сих пор.       Чонгук созерцал Юнги, и его губы едва заметно растянулись в улыбке. Этого стоило ждать — он был готов ждать сколько угодно, чтобы всё пришло к этому дню. Он не отпускал руку Юнги, жавшегося к нему, словно дикий зверь, впервые видевший людей. В первый день они ходили вокруг да около, ведь Юнги требовалось время, чтобы привыкнуть и осмелиться вновь проникнуть в успевший отвергнуть его мир. Каждый шаг ощущался иначе, почва совершенно незнакомо впивалась в босые ступни, а в светлых глазах отражались новые краски.       Понадобились годы, чтобы Юнги заново обжился среди людей, однако каждое мгновение, которое они с Чонгуком были вместе, определённо того стоило. Неожиданно ярче всех отреагировали дети из приюта, когда Чонгук пришёл показать Юнги место, вырастившее его наравне с лесом. Детворе понравился необычный юноша со светлыми волосами, будто покрытыми снегом. Самые отчаянные даже попросили дать их потрогать, и Юнги со скромной улыбкой и затаённым смешком опустился на корточки, позволяя неуклюжим ладошкам касаться его головы, пока Чонгук наблюдал со стороны и держал руки скрещёнными на груди, боясь, что иначе его сердце и лёгкие просто разорвёт от наплыва эмоций.       Медленно, месяц за месяцем, глаза Юнги темнели, пока не приобрели почти чёрный оттенок, глубокий настолько, что Чонгук каждый раз терялся при долгом взгляде. После этого начали темнеть и волосы, постепенно окрашиваясь в чёрный, чтобы через десятки лет вновь окраситься в уже новый для них серебристый цвет. И в будущем история о необычном юноше, вышедшем из леса, будет передаваться из уст уста, записываться на бумаге. История о потерянной и снова найденной жизни, о единении двух сердец, прошедшем сквозь века. И спустя столетия через множество нарисованных картин будет прыгать лисица, виляя то одним, то девятью хвостами и заманивая уж больно хитрым взглядом.