***
Сэм листает рукопись. На первой странице название: «Великий Фланниган». — Кас, — говорит он. — Это просто «Великий Гэтсби» в реалиях будущего. — Да, — отвечает Кастиэль. — Ты не можешь просто взять и скопировать другую книгу, — поясняет Сэм. — Я не копировал, — протестует Кас. — Это — дань уважения. — Дань уважения — это больше, чем копирование. Дань уважения — совсем другое, за основу берется идея и... — У меня другое, — перебивает Кас. — Ты что, не читал? Действие «Великого Гэтсби» происходит в тысяча девятьсот двадцать втором году. А в моем романе две тысячи сто пятидесятый. В «Великом Гэтсби» было много машин. У меня же их нет совсем. Автомобили к две тысячи сто пятидесятому году устарели. — Ты не можешь слово в слово использовать сюжет, просто изменив антураж, — объясняет Сэм. — Это все равно плагиат. Кас потрясает «Пятьюдесятью оттенками» и поднимает брови. — Позволю себе не согласиться. Сэм закатывает глаза. — Это исключение, а не правило. — А если я использую персонажей «Великого Гэтсби», но все они будут зомби? — предлагает Кас. — Сексуально озабоченными зомби? Звучит совсем по-другому. Сэм хмурится. — Нет. Просто... нет. — Твои правила совершенно не согласуются с моими исследованиями, — недоверчиво говорит Кас. Он прищуривается и смотрит на Сэма. — Возможно, ты не входишь в целевую аудиторию моих читателей. Я не пишу «Бесконечную шутку», Сэм. Я пишу роман, который люди будут читать, чтобы отвлечься от глубокой и неизбежной скуки во время поездки в общественном транспорте. А тебя я не часто вижу в автобусах. Сэм вздыхает и бросает рукопись. — Просто напиши что-нибудь оригинальное, Кас. Доверься мне. Твоим пассажирам понравится.***
Дин смотрит на лежащую перед ним рукопись. — Зачем ты это распечатал? Мог бы просто отправить по электронной почте. — Для облегчения корректуры, — объясняет Кастиэль. Дин берет текст и просматривает первую страницу. «Диана и Патриция идут по улице, им не терпится добраться до новой пекарни «Плюшки и не только», открытой вчера. — Надеюсь, у них есть выпечка из слоеного теста, — говорит Диана и открывает дверь пекарни. — Я бы сейчас не отказалась от какого-нибудь симпатичного круассанчика! Женщины заходят внутрь. Патриция оглядывается и ахает. Хватает подругу за руку. — Диана, мне кажется, это не пекарня. Стены магазина увешаны полками, но вместо хлеба и выпечки на них... секс-игрушки! — «Плюшки и не только»! — Диана хватает ртом воздух. — Это секс-шоп! Продажа сексуальных аксессуаров! Из-за прилавка выходит высокий, смуглый и красивый мужчина и улыбается женщинам. На бейдже у него имя — «Чарльз». — Привет! Дамы, не помочь ли вам с сексом?» Дин медленно опускает рукопись. — Кас. Это же просто порно, да? — Эротика, — поправляет Кас. Дин закрывает лицо рукой. — Ты сказал, что пишешь роман. — Бестселлер, — подчеркивает Кас. — Публика хочет того, чего хочет. А жаждет она секса. В частности, сексуальной литературы, ориентированной на женщин. — Ладно, смотри: во-первых, если две женщины заходят в секс-шоп и говорят о том, что им хочется «симпатичный круассанчик», то парень за прилавком должен быть французом, — возражает Дин. — Это... вроде правила. А во-вторых, Диана? Патрисия? Это совершенно не сексуальные имена. Больше подходят бабулям из местного кружка вязания. — Моя целевая аудитория — пожилые женщины, — отвечает Кас. — Диана и Патриция — распространенные имена среди женщин в возрасте от тридцати пяти до пятидесяти пяти. — Кас, Кас, Кас, — Дин качает головой. — Твоя «аудитория» не хочет читать о себе. Они хотят сбежать из реальности. Им нужна фантазия. Они хотят вообразить себя кем-то другим, кем-то с именем Роксана, Лаванда или принцесса Мелодия. Я тебе больше скажу: им нужна история, — он хлопает ладонью по рукописи. — Две бабы заходят в магазин и трахают незнакомца? Это порно, Кас. И никакой истории. А вот две женщины, которые три главы сражались за капризного герцога, а потом одна из них наконец затащила его в постель, притворившись другой? Это эротика. Кас поджимает губы. — Мне... нужно провести еще пару исследований. — Молодец, — Дин встает и хлопает Каса по спине. — И вот тебе подсказочка: отключи функцию безопасного поиска.***
Следующие недели Кастиэль поглощен своим творением. Что-то изменилось; теперь он кажется одержимым, постоянно что-то бормочет над разбросанными листами бумаги или печатает на компьютере. Он сверяется с разного рода пособиями и читает трактаты о творчестве. Дин и Сэм обмениваются взглядами и размышляют о том, что же Кас в конце концов выдаст. — Может, он переписывает «Неспящих в Сиэтле», — шутит Дин, — но назовет «Тряска в Тусоне». Конечный продукт совершенно неожиданный. Сэм читает первым. Он появляется в дверях комнаты Дина с рукописью в руке. — Дин, — говорит он, широко раскрыв глаза и понизив голос. — Ты уже читал? — Пока нет, — отвечает Дин, листая журнал с ретро-автомобилями. — Кас только вчера вечером дал мне копию. Я думал, прочту позже, может, на этой неделе... — Дин, — Сэм сглатывает. — Тут... про нас. Мы — герои. Дин бросает на Сэма взгляд. — Но я думал... Оказывается, все статьи и пособия советовали Касу писать то, о чем он знал. Поэтому он написал роман, основанный на некоторых событиях его собственной жизни. От реальной жизни он отличался одним существенным нюансом: в книге Кас занимался сексом со всеми. Со всеми и с каждым. Чуть позже в библиотеку врывается Дин. — КА-А-А-АС! Тот поднимает глаза от ноутбука. — Ты закончил читать мой роман? Дин бросает рукопись на колени Касу, радуясь, когда та попадает ему в живот. — Страница сто два! Кас, что за фигня?! Какого хрена?! — Страница сто два? — недоуменно спрашивает Кас. — О чем ты говоришь? — Я! В книге! И сексуальная сцена! С тобой! — рявкает Дин. Кас прищуривается и медленно говорит: — Но... нас нет в моей книге. — Да ладно тебе! — восклицает Дин. — Эммануэль — явно ты! А Дэниел? Он точно я! Кас закатывает глаза. — Нет, он — персонаж, чуточку похожий на тебя. Дэниел обладает многими качествами и характерными чертами, которых нет у тебя, и наоборот. — Ну да! — сердито усмехается Дин. — Например, он любит отсасывать чувакам?! — Дин, — вздыхает Кас. — Я написал Дэниела гомосексуалом. И знаю, что ты не такой. Я не пытаюсь намекнуть, что ты... Дин резко машет рукой. — Да пофиг на гомосятину! Ладно! Но сама сцена, Кас! Что это за херня вообще? Кас в замешательстве хмурится. — А что не так со сценой? — У тебя есть персонаж, которым являюсь я, — Дин для выразительности тычет пальцем в грудь. — Основанный на мне, и этот парень, наконец, выследил Эммануэля, которого искал на протяжении всей этой чертовой книги, и теперь, по сути, он должен втрахать в Эммануэля все воспоминания. Эммануэль же всю твою чертову книгу отчаянно искал свои воспоминания, и теперь понимает, что якобы может вытрахать их из этого незнакомца по имени Даниэль. — Это перефразирование, — бормочет Кас. — И потом ты берешь и заставляешь Дэниела делать ему нежный минет, — разглагольствует Дин. — Как ты не понимаешь, что это неправильно? — В этом нет ничего плохого! — парирует Кас. — Смысл сцены в том, что Дэниел заботится об Эммануэле даже после всего, что произошло! Несмотря на то, что новые воспоминания Эммануэля раскрывают все его прошлые предательства по отношению к Дэниелу, сам Дэниел все равно приехал к нему в настоящем. Дело в сопоставлении. — Кас, ты просто не понимаешь, — Дин потирает висок. — Может потому, что тебе не хватает... опыта, не знаю. Кастиэль сердито смотрит на него. — У меня огромный опыт. — Но поверь мне, честная ты давалка, — продолжает вещать Дин, — у тебя два человека со сложной историей. Они не виделись несколько месяцев. Поначалу они немного осторожны и застенчивы. Но как только касаются друг друга, сразу вспоминают, — он сжимает и разжимает кулаки, подыскивая слова. — Это должно быть... Должно быть похоже на щелчок выключателя. Вспышку. Неистовство. Дэниел жаждет этого, а Эммануэль — он переполнен этими воспоминаниями, воспоминаниями о тьме, чувстве вины и Дэниеле, и отчаянно хочет большего. Это больше, чем желание, это — потребность. Он должен царапаться, кусаться, швырять Дэниела в стену, дергать его за волосы и просто цепляться за все, что у него есть! Все в этой сцене... — Дин останавливается перевести дух. — Все в ней должно быть пропитано животной страстью. Дикой. Кас сидит неподвижно, крепко сжимая рукопись на коленях, ноздри его раздуваются. — Я... понимаю. — Если уж ты отважился использовать меня в гомосексуальной порно-сцене, она должна быть хорошей, — заключает Дин. — И вся эта история — просто туфта, если только эти двое не оттрахают друг друга до полусмерти. Кастиэль коротко кивает. Дин тычет в него пальцем. — И никаких минетов, — предупреждает он. — Если, конечно, это не я получу его. Тогда ладно. — Ты должен... уйти, — напряженно говорит Кас. — Я... мне надо писать. Дин выходит из библиотеки и поднимает руку в знак капитуляции. — Ладно, хорошо, — кричит он, уходя. — Между прочим, секс-сцена с Сэмом — просто жуть. Ты должен ее вырезать!***
Тем же вечером Дин торчит в своей комнате, когда раздается стук в дверь. Это, конечно, Кас. Тот всегда стучит слишком громко, будто боится, что его не услышат. — Да? — отзывается Дин. Он сидит на кровати и листает журнал — последний номер журнала о мотоциклах. Появляется Кас с ноутбуком под мышкой. — Мне нужна помощь с романом, — говорит он, закрывая за собой дверь. Дин закатывает глаза. — А теперь-то что? Кас пододвигает стул и тяжело плюхается на него. — Сцена, которую мы обсуждали ранее. Я понимаю, что ты говоришь, но не могу понять, как это исправить. Мне нужна более подробная обратная связь. — Господи, Кас, я не могу написать это за тебя, — стонет Дин. — Я даже не разбираюсь во всей этой гомосятине, просто знаю, как люди ведут себя, когда трахаются... — Просто... объясни, как ты видишь развитие ситуации, — говорит Кас. — Когда они встречаются, это очень неловко, но ты высмеял мою версию преодоления ими этой неловкости. Я не понимаю, как должен привести их от неловкости к бурному сексу в одной сцене. — Конечно, это неловко! — Дин отложил журнал и потер лоб. — Проблема не в этом. Это... ладно, вот так, — он поворачивается и, свешивает ноги с кровати, садясь рядом с Касом и положив руки на колени. — Они не уверены. Колеблются. Понимают, что нужно делать, но им как-то не по себе. Они не знают мыслей другого. Оба боятся, что, может быть... может, я единственный, кто хочет это сделать. Может, он откажется, а я буду выглядеть идиотом, — он задумчиво потирает подбородок. — Один из них должен сделать первый шаг, — размышляет он. Кас кивает, не сводя глаз с Дина. — Наверное, Эммануэль, — решает Дин. — Это единственный разумный выход. Дэниел знает, что Эммануэль ничего не помнит, и не хочет ничего навязывать ему, но Эммануэль решается на смелый шаг. Он знает, чего хочет, и просто идет на это. Делает решительный шаг. — Какой, например? — настойчиво спрашивает Кас. — Хватает его за руку, — говорит Дин, сосредоточившись на сцене. — Он хватает Дэниеля за руку и целует его, без языка, но жестко... Ну, недвусмысленно. И говорит: «Давай сделаем это, ублюдок». И тогда он начинает вспоминать, тогда внезапно и происходит этот щелчок... Кас хватает его за плечо. Дин вопросительно смотрит на него. И Кас быстро наклоняется и целует — крепко и недвусмысленно, — прижимаясь губами к его рту, впиваясь пальцами в плечо, и пряный запах ополаскивателя для рта «зимняя свежесть», и мягкий скрип кровати, застонавшей от смещения веса Дина — все это доходит до Дина, потрясенно замершего так, словно он проглотил палку. Затем Кас отпускает его. Он смотрит на Дина. Дин смотрит на него. — Итак, — слегка побледнев, говорит Кас, — это не сработало. — Что? — хрипит Дин. Кас бледнеет еще больше. — Я ухожу, — говорит он, вставая. — Кас, какого черта?- резко спрашивает Дин. Он облизывает губы и смотрит на него. — Ополаскиватель для рта? Ты это спланировал? Что за херня? — Я... я сделал ход, — заикается Кас. — Нельзя просто схватить кого-то и поцеловать! — кричит Дин. — Без какого-либо чертова предупреждения... хочешь попасть в сводку новостей? Потому что из-за такой срани тебя арестуют! — Ты же сам только что предложил, чтобы я заставил Эммануэля схватить Дэниела, — парирует Кас. — В долбаной книге! А это реальная жизнь! — рявкает Дин. — Врубись в ситуацию! — Я думал, что так и сделал, — огрызается Кас. — Ты говорил о поцелуях, и я подумал... — Ну, ты ошибся, — фыркает Дин. — И с каких это пор ты хочешь меня поцеловать? С чего вдруг? Рот Каса сжимается в тонкую линию. — Я думал об этом. — И давно? Типа с тех пор, как начал читать всю эту сопливую похабщину? — интересуется Дин, поднимая бровь. — И, дай угадаю, едва ты начал читать о целующихся друг с другом парнях, тебе стало любопытно и... — Я не ребенок, — рычит Кас. — И знаю, что такое поцелуй, Дин. Знаю, что значит целовать других мужчин. В животе Дина вспыхивает раздражение. — Тогда ты должен быть в курсе, что я не согласен. И это возвращает меня к вопросу: какого хрена? Кас отворачивается, опускает взгляд и смотрит в сторону. — Я думал, что все будет по-другому, — бормочет он. Дин хмурится. — Почему? Кас не смотрит на него. Просто выходит за дверь. — Кстати, я принимаю твои извинения! — сердито кричит ему вслед Дин. — Мудак!***
Когда новый черновик книги Кастиэля закончен, Сэм боится читать. Он не уверен, что готов к очередным мысленным образам в своей голове. Но поскольку знает, что, по крайней мере, чтение этого опуса не займет много времени, он, наконец, заставляет себя открыть первую страницу. Это кардинально отличается от предыдущего проекта. История почти та же, но Эммануэль спит не с каждым персонажем, а всего с несколькими, и в первую очередь это история любви. История Эммануэля и Дэниела, предательства, искупления и потери, и их кульминационное противостояние по-прежнему включает возвращение воспоминаний Эммануэля. Но в этой версии, чтобы вернуть их, ему нужно всего лишь поцеловать Дэниела, и когда это происходит, переживая их одно за другим, он точно понимает, в какой момент Дэниел разлюбил его. И осознает, что иногда можно ранить кого-то настолько, что вернуть уже особое место в его сердце, увы, невозможно, и чувства не будут прежними, независимо от того, насколько ты прощен. Эммануэль оставляет Даниэля и уходит, чтобы начать новую жизнь с чистого листа. Это и правда... хорошо. Сэм интересуется у Дина, читал ли тот рукопись. Дин закатывает глаза. — Кас не дал мне новый вариант. Ему не понравилась моя реакция на последнюю версию. — Ты должен это прочесть, — говорит Сэм, протягивая ему черновик. — Меня по-настоящему проняло. Это очень... реалистично.***
Дин находит Каса на кухне. Тот пытается замаскировать цветную капусту под рис, потому что Сэм попросил помочь обманом заставить Дина есть овощи. Дин входит с рукописью в руке. Глаза у него красные и слегка блестят. Он кладет стопку листов на стойку. Кас смотрит на него, но ничего не говорит. — Твоя долбаная книга выбила из меня слезу, — бормочет Дин, опустив взгляд. — Приму это за комплимент, — говорит Кас. Он нажимает кнопку кухонного комбайна. — Ты влюблен в меня? — тихо спрашивает Дин. Кас выключает комбайн. Воцаряется молчание. Они стоят рядом, не глядя друг на друга. — Возможно. Дин кивает и выпячивает подбородок. — Хм. — Я правильно ее понял? Дин бросает взгляд на Каса. — Что? — Ту сцену. Думаешь, я правильно написал ее? Дин хмурится. — Что в ней правильного? Как может быть правильным... просто отказаться от кого-то? Кас вздыхает. — Ну, для Эммануэля было бы бессмысленно... — Нет, — обрывает его Дин, — нет, я имею в виду эту фигню, будто Дэниел отказался от него. Конечно, ему больно, это больно — любить кого-то, и боль при любом раскладе неизбежна, по крайней мере для меня — я не могу вспомнить ни одного человека, которого любил бы, кто хотя бы раз не подвел меня по-крупному. Да ради бога, взгляни хотя бы на нас с Сэмом. — Но ты уже не тот, — возражает Кас. — И не можешь вернуться к тому, что было. Дин фыркает. — Конечно, не тот. Мы носим этот груз с собой. И продолжаем нести. Кас долго смотрит на него. Дин сжимает губы, его глаза расширяются, и он сжимает руку Каса. — То, что ты написал... Просто отлично для твоей книги. Но это не я, Кас. Это не мои чувства. — Тогда... каковы твои? Дин сглатывает и крепче сжимает его руку. — Я немного напуган. Ты напугал меня всем этим неподъемным дерьмом. — Тема серьезна, — замечает Кас. — Прости, что не поговорил с тобой напрямую. Но Дин лишь сильнее нервничает. — Но мне жаль, что все так вышло. Не идеально. Ну. Я думал. Что ж. Не хочу тебя обманывать, — говорит он. — Я не... — он откашливается. — Не позволяю своему рту выписывать чеки, которые не может обналичить моя задница, — он смущенно хихикает и краснеет. — Не пойми меня неправильно, но... Кас хмурится. — Что? Дин оглядывает кухню, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. — Я дам тебе второй шанс. Можешь попробовать еще раз. Посмотрим, может, это как-то подстегнет. Просто по приколу. Кас хмурится еще сильнее. — Что попробовать? Дин уже ярко-красный. Он опускает голову и бормочет себе под нос: — Сделать ход. Ты можешь попробовать еще раз. Я разрешаю. Каса осеняет. — О. — Быстрее! — бормочет Дин. — Сэм только что отправился на рынок, он скоро вернется, сколько там может быть овощей? Кас наклоняется и целует его. На этот раз он не следует совету Дина. Прижимается мягко, медленно, не торопясь, чтобы ощутить малейшую реакцию в теле Дина — как тот колеблется и неглубоко дышит, и сердце его колотится, и Кас выпускает его губы и скользит рукой по шее, но руку не убирает, ждет, и чувствует, как Дин выдыхает и наклоняется чуть вперед, и они снова целуются, и Кас целует его, прижимаясь еще сильнее, отдаваясь ощущению, и рука Дина по-прежнему сжимает его бицепс, цепляясь, словно он — главное в жизни. Кас отстраняется и смотрит на Дина. Тот выглядит напуганным до ужаса. Кас вздыхает. — Извини, не стоило пользоваться твоим предложением. До этого ты очень ясно дал понять... — Я не сказал «Хватит»! — выпаливает Дин. — Почему ты остановился?! Кас смотрит на него. — Ты выглядишь... испуганным. — Конечно, я напуган до смерти! Ты любишь меня и написал об этом книгу, и теперь мы целуемся! — Книга — всего лишь вымысел, Дин. Дин закатывает глаза, хватает Каса за воротник и целует его так, словно завтра конец света.***
— Итак, мораль сей истории... Любовь мертва, — резюмирует Дин. Они сидят в комнате Дина; Кас печатает последние заметки, а Дин валяется на кровати и листает книгу Кастиэля в твердом переплете. — Нет, — поправляет Кастиэль, — речь идет о принятии реальности. Примириться с болезненными истинами и понять, что можешь их пережить. — Это предполагает, что «истина» — штука, которая существует, — утверждает Дин. Он кладет книгу на тумбочку. — Например, я — истинный натурал. Или нет? — он перекатывается на спину и складывает руки за голову. — Что, правда, из клуба натуралов выгоняют только за то, что ты занимался сексом с одним парнем? Это несправедливо. Разочек попробовав бекон, не перестаешь быть вегетарианцем. Ты просто вроде как... выпал из фургона. Кас скептически поднимает брови. — Думаешь, ты свалился с гетеросексуального фургона? — Такова моя теория, — говорит Дин. — А как еще это объяснить? — Скрытая бисексуальность, — подсказывает Кас. — Сексуальная гибкость. Сексуальная ориентация как искусственный конструкт. Социальная обусловленность. Глубокий самообман и когнитивный диссонанс. Отсутствие эмпирических психосексуальных исследований, непосредственно не обслуживающих существующие гетеронормативные учреждения... — Ладно, остынь, Кинси, — возражает Дин. Кас откладывает ноутбук в сторону. — Дело в том, что если бы ты не попросил меня еще раз поцеловать тебя, все бы закончилось. Я бы принял твой отказ. Для меня это стало бы горькой правдой. — Чувак, ты ничему не научился из этих любовных романов, — усмехается Дин. — В этих книгах правила созданы для того, чтобы их нарушать. Вот почему они так нравятся женщинам. Никто никого не уважает, но все в ажуре. Ты живешь фантазией о том, что тебя вытесняют из зоны комфорта, и тебе это нравится. Кастиэль кивает. — Это мне понятно. Фантазии подталкивают к тому, о чем боишься спросить в реальной жизни... — Но я серьезно говорил о новостях, — говорит Дин. — Тебя арестуют за это дерьмо. — М-м. Кас как-то странно смотрит на него, в уголках его глаз играет улыбка, но до губ не доходит. — Что? — спрашивает Дин. — Когда ты сказал мне, какой должна быть та сцена, — говорит Кас. — Когда описал, каким тебе представляется воссоединение Эммануэля и Даниэля. Мне... понравилось. Дин поднимает бровь. — Расскажи-ка. Щеки Каса розовеют, и он тихо говорит: — Помнится, ты описывал какое-то... швыряние... и использовал слово «животное». И это были... — он откашливается. — Мощные образы. — Я так и сказал, — Дин небрежно встает, но ноздри его раздуваются. — И почти уверен, что сказал Эммануэлю, чтобы тот прижал его к стене. Кас встает. — Да. Ты сказал, что история бессмысленна, если только эти двое не оттрахают друг друга до полусмерти. Дин засовывает большие пальцы в джинсы и ухмыляется. — Я умею обращаться со словами, да? — Итак, — говорит Кас, краснея. — Итак, — с надеждой повторяет Дин. — Ты не будешь против, если я... — Да, — перебивает Дин. — Ради бога, да. Поэтому Кас хватает его за все, что у него есть.***
В итоге книга Кастиэля бестселлером не стала. Она была опубликована коллегой-ангелом и получила толику славы, но в конечном счете продать ее было трудно. Как ни крути, на какую книжную полку в «Barnes & Noble» поместить «вымышленные драматические мемуары пансексуального ангела, страдающего амнезией»? Но Кастиэль, похоже, не возражал. Достаточно того, что у него есть Дин. Возможно, он был влюблен в Дина, и хотя Дин отказывался открыто признать это, он, вероятно, тоже был влюблен в него. Кастиэль знал это по тому, сколько раз он целовал Дина на прощание, и тот кричал ему вослед: «Не слишком привязывайся, приятель! Завтра я могу быть в Нью-Мексико!» И он знал это по тому, как Дин выискивал статьи о его книге и распечатывал их, чтобы приклеить скотчем к стене спальни. Это была реальная жизнь, и поэтому она завершилась так, как часто и заканчиваются настоящие приключения: он до смешного отстал от своей цели, но приземлился в месте настолько радикально отличающимся, что «провал» звучало несправедливо. Больше напоминало уход с курса, планирование с края нанесенной карты и нахождение на неизведанной территории. И в таком случае он был неудачником, однако очень и очень счастливым.