First snow

В студии было тихо и спокойно, только здесь Чанёль мог чувствовать себя самим собой. Он всю душу вложил в эту студию, чтобы было место, куда можно прийти и забыться, забыть обо всем, вернее — о ком. Он услышал звонок домофона, нет, возможно, это не он, да, конечно, не он, с чего бы вдруг ему сразу идти сюда? Чанёль встал и направился к двери, посмотрел на видеодомофон, и его сердце остановилось. Это Он. Зачем? Он ещё не готов. Хотя за столько лет он точно должен был приготовиться, но как объяснить это своему сердцу, которое тотчас начало биться об грудную клетку, грозя выпрыгнуть.Чанёль смотрел на кнопку и не решался нажать. Хорошо, будь что будет, это неизбежно, он уже взрослый мужчина и должен решить этот вопрос раз и навсегда. Да и в принципе нет никакого вопроса, всё уже решено, но не им. Чанёль глубоко вздохнул и нажал на кнопку. — Хён? — Может ты впустишь меня наконец, я уже околел от холода. Чунмён улыбнулся в камеру. Чанёль открыл дверь и стал ждать с нарастающей тревогой в груди, что сжимала его лёгкие и не давала дышать; он надеялся, что сможет оттянуть эту встречу. Глупо. Будто это возможно, учитывая то, что они соседи. Вот поэтому он уже неделю прячется в своей студии, с того дня, когда узнал от радостной Юры: «Чунмёни возвращается, представляешь, Чанёль!» Ну всё. Бежать некуда. Он все такой же красивый, даже слишком. Улыбается всё так же ярко, и ему даже на миг показалось, что солнце заглянуло в его мрачную студию. Только волосы изменились, теперь у Чунмёна были темно-бордовые пряди, но это делает его ещё более прекрасным, хотя куда ещё? Да и теперь он меньше Чанёля, хотя раньше всё было наоборот. Раньше всё было по-другому. Чанёль смотрел на него и думал, что смог стереть этот образ из своей головы, но кого он обманывал, он помнил даже эту маленькую родинку над левой губой. Не смог забыть. Чунмён снял свою обувь и посмотрел на Чанёля: — Ты изменился. Очень. 4 года. 4 года назад Чунмён уехал в Америку. Столько лет Чанёль пытался его забыть, не отвечал на письма, не брал трубку, когда мама тыкала в него телефоном с сердитым тоном: «Это же твой любимый хён». Потом письма прекратились, но он так и не открыл ни одного, просто не смог. Не смог взять трубку, чтобы услышать этот голос и умереть в очередной раз. А теперь он стоит перед ним, такой волшебный, что Чанёлю кажется если дотронется, то он исчезнет, как мираж в пустыне. — Ну здравствуй, Чанёль. — Здравствуй, хён. Будешь пить? Чанёль прошёл в маленькую комнату, которая служила ему и спальней, и кухней, и гостиной. Он знал, что Чунмён идёт за ним, он слышал его тихие шаги за спиной. Сердце колотилось с бешеной силой, он хотел убежать. — Мы не виделись 4 года, а ты мне просто предлагаешь попить? Тот Чанёль, которого я знал, был более эмоциональным, — Чанёль лишь хмыкнул уголками губ. — Хорошо, да, я буду пить. — Прости за такой приём. Если честно, я просто не спал несколько суток, дописывал песню для новой группы, поэтому все эмоции остались там, в песне. К тому же я, наверное, ещё не полностью осознал, что ты приехал, мне кажется, что я сплю. Он устало улыбнулся. Чунмён посмотрел на его опухшее лицо, на синяки под глазами и ничего не сказал. Сейчас не время для нравоучений. Он молча сел на маленький диван посреди комнаты, казалось, что старший что-то хочет сказать, но не решается. Наконец, он посмотрел на Чанёля и прошептал: — Может ты всё-таки обнимешь меня? Я правда очень скучал по тебе. Чанёль повернулся к нему и, пристально посмотрев, направился к Чунмёну. Притянул его к себе, крепко обнял. Боже… как же он скучал, как долго мечтал вот просто так обнять его. Ему казалось, что он сейчас просто потеряет сознание от нахлынувших чувств, как он мог думать, что всё прошло, что он смог подавить свои чувства. — Я тоже скучал. Очень. — Ты стал таким высоким, Чанёль. Я еле достаю тебе до подбородка. Когда это мой маленький донсен успел так вымахать? — он улыбался ему в грудь, Чанёль чувствовал это. Ему не хотелось ничего говорить, хотелось вот так стоять всю жизнь, вдыхать невероятно приятный запах волос, прижимать его к себе. Хотелось забыть об этих четырёх годах и о том, что для Чунмёна он всего лишь любимый младший братишка. Чанёль закрыл глаза и всё же отстранился. — Это всё благодаря клубничному молоку, которым ты меня всегда угощал, забирая из школы. Чанёль улыбнулся этим воспоминаниям. Да, когда-то они всегда были вместе. Чунмён как старший всегда ждал его у ворот школы с клубничный молоком в руках. А Чанёль бежал после уроков к нему. Всегда. Голос Чунмёна прервал поток его воспоминаний. — Если бы я знал, что это молоко так способствует росту, я бы тебе его не отдавал — Чунмён рассмеялся и шутливо ткнул его в плечо. Пак протянул ему стакан свежего сока. Чунмён, благодарно кивнув, взял его, сделал глоток и оглядел студию. Мрачновата немного, но видно, что Чанёль приложил руку ко всему, что здесь находилось. От коллекции маленьких фигурок марвеловских героев до дивана, на котором он сейчас сидел. Затем посмотрел на хозяина, который идеально вписывался в обстановку. — Ну так что, ты теперь композитор, автор песен, к тому же у тебя своя студия. Я поздравляю тебя, Чанёль, ты достиг всего, о чем мечтал, что неудивительно. У тебя тяга к музыке была ещё со школы. Чанёль подумал, что тяги к одному человеку у него больше, но этого он говорить точно не будет. — Откуда ты узнал про студию и авторство? Я всегда пишу под псевдонимом, — удивился Чанёль, округлив свои и без того огромные глаза. — Ну знаешь, в отличие от тебя, твоя мама всегда брала трубку и делилась со мной новостями. Я хоть и был далеко, но мне всё было известно, спасибо ей и Юре, — грустно улыбнулся Чунмён. Чанёль не знал, что ответить. Сейчас он почувствовал вину, за то, что избегал телефонные звонки. Он понимал, что вёл себя глупо и по-детски, ведь Чунмён ни в чем не виноват. Лучше пока не думать об этом, иначе его просто разорвёт от усталости и переживаний. Чанёль вздохнул от своих мыслей и решил сменить тему. — А ты как, навсегда приехал или просто погостить? Он боялся услышать ответ, и Чанёль не мог понять какой именно. Ему не хотелось страдать, видя его каждый день и не иметь права даже прикоснуться, но в глубине души он знал, что лучше так, чем вообще не видеть. — Навсегда. Я очень скучал по Корее. Америка более свободная страна, но Корея — мой дом, место, где я родился. К тому же здесь остались мои друзья, если, конечно, они меня помнят. Хотя я написал Сехуну и Чонину, что приеду, и они были очень рады. Самое главное — здесь моя семья, — Чунмён сделал паузу и посмотрел на Чанёля. — И ты. Чанёлю показалось, что за этим «и ты» есть что-то особенное, но не дал себе обмануться. Нельзя. — Это здорово, что ты вернулся. Наши друзья правда часто спрашивали о тебе, да и твои родители будут счастливы. Ты уехал учиться, но потом решил остаться работать. Чунмён пристально смотрел на Чанёля:  — А ты. ? Ты рад, что я вернулся? Чанёль не понимал, что кроется за этим взглядом, за этим вопросом, но старался не заморачиваться. Не хватало сил, он действительно не спал несколько суток, он боялся, что увидит Чунмёна и опять будет больно. Да, больно, но, оказывается, не видеть и не слышать ещё хуже. — Конечно. Конечно, я счастлив. — Вот и замечательно! — Чунмён встал и хлопнул в ладоши. — Так, а теперь собирайся, мы едем домой. Твоя мама сказала, чтобы я тебя привёз, и даже разрешила притащить за уши, если придётся. Но, думаю, мы не будем прибегать к таким жестоким методам и обойдёмся малой кровью. Юра пожаловалась, что ты тут уже неделю безвылазно торчишь.Так нельзя. Чунмён цокнул. Он всегда так делал, когда хотел казаться взрослее и мудрее. Между ними была разница всего два года, но Чунмён всегда вёл себя по отношению к Чанёлю так, будто он старше на все десять. Парень рассмеялся, потому что сейчас его хён выглядел смешно и совершенно очаровательно. — Хорошо, сейчас только возьму ключи, и поедем, мне действительно нужно поспать и хорошо покушать. Иначе я умру от поедания только рамёна с кимпабом. Чунмён на это лишь закатил глаза. Он всегда был приверженцем здорового питания и не одобрял такой рацион. Видимо, на его лице было написано, как он относится ко всему этому. Но Чанёль решил сразу пресечь всю тонну лекций, которые Чунмён собирался рассказать ему, бедному и смертельно усталому. — Эй, я не всегда так питаюсь, моя мама бы не позволила, и ты, надеюсь, помнишь, как она вкусно готовит. Я что, похож на идиота, чтобы променять её шедевры на лапшу быстрого приготовления? Чунмён хотел сказать, на кого похож его друг, но тактично решил промолчать. Не время и не место для поучений, да он и не знал, имеет ли теперь на это право. Чанёль взял ключи от машины, надел куртку и открыл дверь. — Пошли, хён. *** В машине было тепло и спокойно, из динамика играла песня любимой группы Чанёля «Coldplay — Magic». Они не разговаривали, каждый думал о своём. Чунмён смотрел на огни ночного Сеула и понимал, как сильно ему не хватало всего этого. Нью-Йорк очень красивый город, но не его. Он хотел сбежать оттуда в первый же месяц учёбы, но не мог. Родители бы очень расстроились, они копили на его обучение, и он не имел права их так подвести. Ещё был Чанёль. Он знает, что им придётся говорить о том, что тогда произошло; он думал, что поступил правильно, он должен был. Чунмён повернул голову в сторону водителя, Чанёль вёл осторожно и расслабленно. Изменился. Раньше он был ходячим вулканом, мог взорваться в любую минуту, из-за любой мелочи, нескончаемая энергия била из него мощным ключом. Иногда Чунмён просто не мог совладать с ним, слишком эмоциональным. А сейчас это взрослый мужчина, который умело держит себя в руках. Но одно всё же осталось неизменным: его любимые эльфийские уши, которые Чунмёну так нравилось трогать. Просто так. Потому что никому другому Чанёль не позволял это делать. — О чем думаешь, хён? Ты молчишь уже несколько минут, я чувствую себя немного неуютно из-за этого. Чанёль посмотрел на Чунмёна и улыбнулся. Улыбка была немного усталой, к тому же Чунмёну совсем не нравились эти синяки под глазами Чанёля. Он нахмурил брови и отвернулся к окну. — Я знаю, что это совсем не моё дело, но разве можно так изводить себя? У тебя измученный вид. — Я совсем не враг себе и своему здоровью, просто нужно было написать песню, а я её слишком долго откладывал, сроки поджимали. Спасибо, хён, что даже сейчас переживаешь обо мне. Чанёль улыбнулся на этот раз тепло и мягко. Чунмён не мог не улыбнуться в ответ. — Я всегда буду переживать за тебя, — Чанёль задержал дыхание. — Ты ведь мой лучший друг и любимый братишка. Сердце Чанёля рухнуло куда-то вниз. Как всегда «любимый братишка», его уже тошнит от сочетания этих слов. Больше никто не произнёс ни слова, будто эта фраза вклинилась между ними и не давала шанса на дальнейший разговор. Каждый из них думал об этом. Кто-то с сожалением, а кто-то с ненавистью. Они вышли из машины, и им в лицо ударил холодный осенний ветер. Такой же неприятный, как и осадок, что остался после разговора. Чанёль хотел сказать что-нибудь, но не решался. Потом. Сейчас он слишком устал для серьёзных разговоров. Нет сил. Чунмён стоял у машины, он казался таким крошечным, особенно сейчас, когда почти до носа укутался в своё пальто, только ветер трепал его тёмные пряди. У Чанёля защемило сердце, ему хотелось подойти к нему и закрыть от этого противного ветра, от всего, что могло навредить или даже как-то расстроить Чунмёна. Виновник всех его мыслей повернулся к нему и наткнулся на обеспокоенный взгляд Чанёля. — Что-то случилось? Чанёль, пошли скорее домой, я уже не чувствую своих пальцев. Боже, ещё ведь даже не зима, почему так холодно. Чанёль отмахнулся от своих мыслей. Да, нужно скорее домой, иначе он не удержится и сделает ещё хуже, чем есть. Госпожа Пак была так счастлива увидеть Чунмёна, что совсем забыла отчитать своего непутевого сына, чему Чанёль был несказанно рад. Его мама хоть и намного ниже его ростом, но гнев её страшен, и сейчас он точно не хотел выслушивать, какой он неблагодарный сын, что совсем не бережёт своих родителей. Юра просто прыгала от счастья рядом с ними, она всегда обожала Чунмёна, что не удивительно, его невозможно не любить. Кому, как не Чанёлю, знать это. За столом было шумно, семья Пак и семья Ким в полном составе. Все радостно разговаривали, спрашивали Чунмёна его о будущих планах, о жизни в Америке. Чанёль не участвовал во всём этом, он меланхолично размешивал в тарелке лапшу с мясом и пытался не смотреть на своего хёна. Из раздумий его вывел голос Юры: — Чанёль, приходил Кёнсу, спрашивал о тебе. Ты опять избегаешь его? Все посмотрели на Чанёля, будто он только что встал на стол и закричал, что ему показалось не такой уж и плохой идеей. — Я не избегаю его, просто отключил телефон. Видимо, он не смог дозвониться, ты же знаешь, когда я работаю над песней, не отвлекаюсь ни на что. Я перезвоню ему позже. Чунмён с интересом слушал этот разговор, в груди что-то кольнуло — у Чанёля появился лучший друг, который, видимо, беспокоится за него. Ну, а что он хотел? Чтобы Чанёль всё это время был один? Наверное, на лице Чунмёна отразились все мысли, что сейчас терзали его, что Юра шепнула ему на ухо, хихикнув: — Это бывший парень Чанёля. В это время все резко перестали разговаривать и посмотрели на Чанёля, кончики ушей которого стали пунцово-красными. —Пак Юра! — госпожа Пак строго посмотрела на сестру Чанёля, а потом на него самого с сожалением. Чанёль готов был провалиться сквозь землю от стыда. Он любил и обожал сестру, но иногда хотел просто придушить. Да, семья знала о его, так скажем, предпочтениях, но вот так открыто говорить всем, особенно когда здесь был Чунмён. Он встал из-за стола и, несмотря ни на кого, ушёл. Чанёль стоял на балконе, ветер мягко трепал его тёмные волосы. Было прохладно, но он как будто совсем не чувствовал этого холода. Внутри бушевал пожар, казалось, что он сейчас просто вспыхнет. Он так долго учился сдерживать свои эмоции, не взрываться по любому поводу, но сейчас ему хотелось закричать в темноту Сеула, чтобы его голос пронёсся по этим ночным улицам, по закрытым лавочкам и там же осталась вся боль, что так долго копится в нём. Он глубоко вздохнул и взъерошил волосы. За спиной послышался звук открываемой двери, а потом тихие шаги. — Холодно, правда? Не люблю позднюю осень, вроде ещё не зима, а уже такая мерзлота. Держи. — Чунмён протянул Чанёлю кофту. — Не хочу, чтобы ты заболел. Чанёль так и остался стоять спиной к нему, он не знал, что сказать, не знал, что нужно сейчас говорить, да и должен ли что-то объяснять. — Это случилось 2 года назад, я не мог больше скрывать, да и не хотел наверное. Отец тогда ничего не сказал, просто ушёл в комнату, а мама плакала, только Юра единственная сразу это приняла, возможно догадывалась. — Чанёль повернулся к Чунмёну и наткнулся на взгляд, только не мог понять, что он означал, ему казалось, что в нём были и жалость, и восхищение, и понимание. — Я тогда только студию открыл, поэтому всё время проводил там, через некоторое время пришла мама, а потом отец. Они поняли меня, возможно сделали вид, что поняли, но я им благодарен хотя бы за это, но всё же я не люблю это афишировать. Ты ведь знаешь, что это не то, о чем можно рассказывать всем налево и направо, я не стыжусь, я такой, какой есть, но всё же..... Чанёль грустно улыбнулся, а Чунмёну первый раз захотелось заплакать от злости на самого себя. Пора, нужно всё объяснить, рассказать, что всё это время мучился не только Чанёль, что боль и вина в груди Чунмёна скоро потащат его на самое дно, что он...... любит. Любит и всегда любил, но он боялся, а сейчас боится ещё больше. Боится, что опоздал. — А потом появился Кёнсу. — Чунмён поднял взгляд, но наткнулся лишь на профиль мужчины, который с улыбкой разглядывал полупустые улицы и миллионные огоньки, пролетающих по трассе машин. — Он очень помог мне, но я плохой друг, хён, ты же помнишь. Чанёль оторвался от разглядывания любимого города и с полуулыбкой посмотрел на Чунмёна. — Ты замечательный друг, всегда им был и ты… Чанёль прервал его, он знал, что сейчас тот скажет, но последнее, что он хочет услышать это «мой любимый братишка». — Хён, давай отложим этот разговор, ладно? Я нереально устал, слишком много потрясений на сегодня, надо и на завтра оставить. — Чанёль рассмеялся, и Чунмён увидел наконец-то ямочку на левой щеке, о которой даже успел позабыть. — Я очень рад, что ты вернулся. Чунмён так был поглощён разглядыванием ямочки, что даже не осознал сначала, что Чанёль обнял его. Но это объятие отличалось от той, что было в студии, сейчас Чанёль обнимал его так нежно, что сердце Чунмёна так и норовило выпрыгнуть из груди, оно билось с такой громкостью, что ему показалось, будто его стук слышно даже родителям в комнате. Чанёль ласково гладил его по спине «Боже, дай сил не упасть». А Чанёль думал о том, что хорошо, сейчас всё хорошо, он рядом, пусть и такой далёкий для него, но он рядом, а об остальном он подумает завтра. Какими глупыми могут быть люди, молчание — всегда причиняет боль. Молчание может привести к тому, что люди разлучаются на очень долгое время, на целых четыре года. *** Вечеринка была в полном разгаре, если это можно так назвать. Все уже дошли до кондиции «я что-то соображаю, даже могу стоять, но разговаривать членораздельно не очень-то получается», а главный виновник торжества сидел на подоконнике и думал о том, что стал слишком стар и уже не хочется напиваться до поросячего состояния. Но всё же он был счастлив увидеть всех своих старых друзей и знакомых. С кем-то он очень хорошо общался, например, с одноклассником Чанёля, Чонином, что сейчас сидел и разговаривал с каким-то парнем, у которого были огромные глаза и губы, что образовывали сердце каждый раз, когда тот улыбался. А улыбку вызывал именно Чонин, который слишком часто что-то шептал этому парню на ухо, от чего тот улыбался и краснел. Сказать, что он удивился, это ничего не сказать. Этот неуклюжий мальчишка, что постоянно таскался с Чанёлем и Чунмёном, превратился в нереального красавчика и к тому же стал геем? Надо бы узнать у Чанёля. Кстати, где он? Прошла неделя с того дня, как вернулся Чунмён, но они как будто избегали друг друга. Чанёль пропадал в студии, а Чунмён был занят поиском квартиры и работы. Взрослая жизнь. И вот сегодня они как раз отмечали возвращение Чунмёна и его же новоселье. Чанёль только улыбнулся ему, поздравил с переездом и больше даже не подходил к нему. Будто не было тех лет дружбы, будто Чунмён всегда был под боком и можно его игнорировать. «Ни за что. Он всё-таки его хён». Всё же выпитые несколько бутылок пива, пусть даже и слабого, давали о себе знать. Нужно найти эту ушастую шпалу и сказать, что нельзя так обращаться с ним! Чунмён на немного шатающихся ногах прошёл по коридору, зашёл на кухню, в ванную, туалет, спальню и зачем-то даже заглянул в шкаф, но Чанёля нигде не было. — Он вышел. Он не любит долго находиться среди большого количества людей, — это был тот парень с губами-сердечками, что мило беседовал с Чонином. — Я Кёнсу, а ты, видимо, Чунмён. Очень приятно. Чунмён не знал точно, приятно ему или нет теперь. Если судить по словам сестры Чанёля, то именно с ним встречался или до сих пор встречается Чанёль. — Кхм, да, я Чунмён. А куда он вышел, ты не знаешь? — Он обычно уходит в студию, когда устаёт от людей и вообще… Чунмён протёр глаза и собирался уходить. — Эй, Чунмён, не обижай его больше, ладно? Он очень сильно страдал, и я больше не хочу видеть то, как он плачет. Знаешь ли, зрелище не для слабонервных. Кёнсу улыбнулся и, видимо, хотел немного разрядить обстановку. Чунмён всё понял: Кёнсу беспокоится о Чанёле. — Спасибо, Кёнсу, мне тоже приятно с тобой познакомиться. Чунмён улыбнулся в ответ и, взяв куртку, выбежал в подъезд, перескакивая через ступеньки, не было времени ждать лифт. Сейчас самое время, нужно всё рассказать, пока мужество не покинуло его и не выветрился алкоголь. Наконец-то дверь подъезда открылась и он резко вдохнул морозный воздух, который вихрем наполнил лёгкие. Чунмён не знал, что делать, нужно прямо сейчас вызвать такси, пока не поздно. Он не мог понять, почему, но ему казалось, что если сегодня он не откроется Чанёлю, то не откроется никогда. Его рука потянулась к телефону, но взгляд вдруг упал на скамейку, что стояла недалеко от подъезда прямо под фонарём и казалась спасительным светом в этой темноте. Чанёль сидел сгорбившись, будто вся тяжесть земли пала на его широкие плечи. Но Чунмёну он сейчас казался маленьким, именно тем ребёнком, которого он обещал оберегать. Странно, как это возможно, учитывая то, что Чанёль вырос на добрую голову выше Чунмёна. Нужно идти. Сейчас. Самое время. Чанёль вдруг ощутил тепло рядом с собой, и ему даже не нужно было поворачивать голову, чтобы понять, кто это. — Мне кажется, ты действительно хочешь простудиться. Помню, в детстве ты специально пил холодное молоко, чтобы заболеть, и потом лежать дома на законных правах, а твоя мама носилась вокруг тебя. Я тоже несколько раз попадался на это. Чанёль посмотрел на Чунмёна, который улыбался и смотрел на небо. Кажется, он почувствовал его взгляд и посмотрел прямо в глаза, улыбка медленно сползла с его губ. Мён взял его бутылку с соджу и сделал глоток. Его губы заблестели в свете фонаря, что стоял прямо над ними, кончиком языка он облизал их. Если это не соблазнение в чистом виде, то что? Чанёль отвернулся от этого зрелища, иначе он сделает какую-нибудь глупость, а потом будет стыдно, очень-очень. Тишина, такая нужная и одновременно пугающая, будто окутала их обоих. Им было что сказать друг другу, но оба боялись услышать ответ. Чанёль первым решил нарушить эту паузу. — Ты знаешь, что есть поговорка: "Если встретишь первый снег со своим возлюбленным, то вместе найдёте своё счастье». Мне кажется, это прекрасно. Встретить начало зимы, начало чего-то нового с тем, кого любишь. Чанёль посмотрел на Чунмёна и наткнулся на взгляд, который будто проникал в душу. — Жаль, что сейчас не пошёл снег, - сказал Чунмён, не отрывая взгляд. Чанёль не верил своим ушам. Или он просто неправильно понял слова Чунмёна? Наверное, это соджу ударило в голову, и ему кажется, что Чунмён только что сказал, что Чанёль его возлюбленный. Невозможно. Такие сцены бывают только в сопливых дорамах, которые Чанёль терпеть не мог. Кажется, что эта фраза, только что пророненная Чунмёном, даже не имела значения для него, а Чанёлю казалось, что он сходит с ума. Его разрывало спросить, что же это значило. Хотелось упасть на колени перед ним и молить, чтобы Чунмён имел ввиду именно то, о чем думал глупый и совершенно влюблённый Чанёль. Но он просто отвернулся и сделал огромный глоток соджу, потому что почему-то резко пересохло в горле. — Знаешь, в тот день, когда мы с тобой познакомились, твоя мама попросила подружиться с тобой. Вы только переехали, а я ведь старше тебя, поэтому она, наверное, подумала, что я тот, кто нужен. Я увидел тебя таким маленьким, тебя дразнили дети за твои уши. Но ты сидел, копал эту ямку и не обращал на них внимание, будто тебя это никак не задевало. Когда я увидел твои глаза, полные слез, я понял, что ты очень сильный мальчик. Не каждый ребёнок сможет выдержать насмешки и не показать, как ему больно, — Чунмён сделал глоток соджу. — Я был глуп, это не я тебя защищал всё время, а ты меня. Ты тот, кто делал меня сильнее и мудрее. Благодаря тебе я чувствовал свою значимость. Я знал, что нужен. Чанёль не мог оторвать глаз от своего хёна. Он казался таким маленьким, будто они вернулись в тот день, когда познакомились, и сейчас Чанёль был тем старшим братом, который должен утешить плачущего мальчика. Возможно, на секунду, ему даже показалось, что в глазах Чунмёна блеснули слёзы. — В тот день, когда я пришёл к тебе, чтобы сказать, что родители отправляют меня в Америку… — Хён. Не надо. Чунмён посмотрел на Чанёля и вскочил на ноги. Его немного шатало. Волосы были взъерошены, а глаза безумны. — Я хочу. Я должен. Думаешь, только тебе было тяжело? Думаешь, я не страдал? Я проклинал каждый день, я винил себя. Я хотел тебе ответить, мечтал об этом. Чунмён грустно вздохнул и сел обратно. От Чанёля шло тепло, ему хотелось прижаться к нему, как к спасительному огоньку, на который летят светлячки. Сейчас он чувствовал себя именно тем светлячком, который летит на смерть. — Я не помню, когда осознал, что люблю тебя. Не как младшего брата или лучшего друга. Я смотрел на тебя и каждый раз умирал от чувства вины, что это неправильно, что так не должно быть. А потом ты сказал именно те слова, что хотело сказать моё сердце, — Чунмён тронул место, где грохотало его сердце. — Я так хотел ответить тебе. Но не имел права. Понимаешь? Я испугался. Я испугался того, что нас ждёт, сможем ли мы преодолеть всё, что на нас обрушится. Мы были слишком молоды, Чанёль. А сейчас.. я даже не знаю, что ты ко мне чувствуешь.. Я боюсь, что опоздал.. Теперь Чанёль отчётливо слышал всхлип. Его собственное сердце обливалось кровью, ему казалось, что он сейчас зарыдает как ребёнок. Не от обиды или злости, а от счастья. Чунмён любит! Его! Чанёля!! Разве что-то другое имеет значение? Он поднялся со своего места и присел на корточки перед любимым хёном, любимым, теперь во всех смыслах. — Какой же ты глупый. Ты позволил нам расстаться на такое долгое время — Чанёль приподнял подбородок Чунмёна и посмотрел прямо в глаза, из которых бежали слёзы. Он тонул в этой тёмной бездне и даже не пытался выбраться. — Я люблю тебя. И всегда любил. Их первый поцелуй получился немного солёным из-за слез Чунмёна, что никак не хотели прекращать литься из глаз. Но он был таким сладким и долгожданным. Чунмён вцепился своими руками в плечи Чанёля, будто боялся, что тот уйдёт, отомстит за то, что Чунмён тогда оттолкнул его. А Чанёль лишь думал о том, что его сердце расцвело, что теперь они со всем справятся, что он больше никогда не отпустит своё счастье. Первая снежинка упала на щеку Чанёля, он оторвался от сладких губ и посмотрел на небо. Первый снег. Ему хотелось хохотать во всё горло, прыгать от счастья, что разрывало его. Теперь всё правильно и именно так, как и должно было быть четыре года назад.