Ты говорил мне: «не бойся ничего Я тебя защитил от других людей, что зло
На улице было холодно, так чудовищно холодно, что каждая самая дальняя клеточка её тела мёрзла. Мёрзла и душа. Осталось ли от неё что-то? Эль не знала… Единственное, что она знала сейчас — ей нужно бежать. Не важно куда — просто бежать. В голове навязчивой мелодией играли слова Кэмпбелла, которые он с такой нежностью, как тогда думала Эль, шептал ей на ухо. Вот же дура то. Только сейчас она поняла, что нежности в них не было ни грамма — он заговаривал её, гипнотизировал, а она верила. Верила, живя с дулом у виска. По телу шла дрожь, босые ступни тёрлись об шершавую поверхность асфальта, стирались, кровоточили, но сейчас, казалось, эта боль была приятной. Она хотела этой боли. Она знала, что эту боль она причиняет себе сама — не Он. Любая боль, которую причинил бы не Он, ощущалась сейчас как сладостный нектар.Ну и тебя никому в этом мире не отдам Одним вечером ведь я тебя обижу сам» То что лечил, то ты сам и разодрал Не хотел прекращать, пока слез не увидал
Какой же, Господи, она была дурой, когда осталась с Кэмпбеллом даже после того, как он её чуть не утопил. Она помнила эту чудовищную боль в лёгких. Помнила, как слёзы подступали к глазам, но сил, чтобы им вылиться, просто не было. Не было сил ни на что. Она сидела в ванной, смотрела на грязно-белую стену, урывками глотала воздух и молила Бога о том, чтобы он убил её в эту самую секунду. Ей даже было обидно, что Кэмпбелл не добил её до конца — ей бы стало легче, правда. Хотя… можно ли сказать, что ей стало бы легче, если бы её бездыханное тело распласталось по наполненной водой ванной? Эль молила о смерти, но её никто не услышал… Желчно-жёлтый свет лился из уличных фонарей, освещая иссиня-чёрную гладь улицы. Эль проходила мимо домов, в окнах которых горел свет, мелькали силуэты счастливых людей. Действительно ли они счастливы? Не важно… Явно счастливее её в этот момент. Она чувствовала себя брошенной. Покинутой. Оставленной гнить в мусорном баке, наблюдая через проржавевшую стенку на окружающий светлый мир. Она шла и шла. Не зная куда, но точно зная, куда возвращаться не собиралась. Она не любила просить о помощи, но сейчас бы и это сделать не смогла. Осипший голос не способен был произнести ни слова. Она больше не рыдала — слёз не осталось. И сил тоже. Ничего не осталось. Только Эль и эта проклятая бесконечная улица, которая всё равно никуда не приведёт…Но знаю я, что твоя подружка смерть На моей стороне, проиграешь ты теперь И точно знаю младшая сестра печаль Наконец-то подмешает ту отраву в твой чай
Она ненавидела Кэмпбелла за всё. За все его побои. За все вспышки. За его обманчивое спокойствие и лживую любовь. И за то, что во время проклятого Дня благодарения он сломал все её планы как тонкий прутик. Её било в конвульсиях на холодном мраморном полу ванной, и она так сильно хотела, чтобы наградой за эти мучения стала её смерть. Она умоляла. На колени готова была встать перед Всевышним, лишь бы он избавил её от этих мук. Лишь бы сердце перестало биться. Лишь бы эта горькая, как клюква, жизнь вытекла из её тела.Спать с тобой — это самоубийство Самый быстрый способ покончить с жизнью Ты мне в самых страшных кошмарах снился В общем, спать с тобой — самоубийство
Но жизнь осталась в ней. И со слезами на глазах она уходила из больницы, в обнимку с человеком, который мучил её каждый божий день, который горьким ядом проникал в её сны и душил даже там. Эль споткнулась и упала на колени. Дождь лил стеной, укрывая её от чужих глаз. Окутывая своим неимоверным холодом, защищая, как мог. Не помогло. Белый свет фонаря блеснул в темноте. Скакнул влево. Вправо. Остановился прямо на скукоженной фигурке Эль. Звонкий стук шагов. Плещущаяся вода. Тяжёлый стук сердца. Она подняла голову и увидела над собой ухмыляюще — улыбающееся лицо Кэмпбелла. — Милая, да ты замёрзла совсем. И зачем ты ушла в такой дождь? Знала же, что намокнешь… — он протянул руку, чтобы девушка смогла подняться. Слова били по рёбрам ножом. Эль закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Улыбнулась. Дрожащими пальцами ухватила протянутую ей руку и встала. Отряхнула насквозь промокший подол платья. Улыбнулась шире. Протянулась и поцеловала Кэмпбелла в иссохшиеся губы. Ещё раз сделал глубокий вдох. Жизнь не будет как раньше. Ничего не поменяется — куда не беги. Теперь нет ничего, что было до Кэмпбелла. Теперь есть только «после».