Отвратительный секрет Ричарда Тозиера

«Я знаю твой секретик, Ричи». Это началось давно. Очень давно. Ричи Тозиер не смог бы дать этому событию точную дату. Оно просто… было в какой-то момент. Без резких и ошарашивающих осознаний и точек невозврата, как в тех глупых и сопливых сериалах, что по вечерам смотрела его мама. Название этому он дать так и не смог, а потому никак и не называл. Он просто «тусовался с другом, который ему чуть ближе, чем остальные», не особо заморачиваясь по этому поводу. Да и зачем? Им и так было хорошо. — Ричи! — Пищащий голос заставляет Тозиера отвлечься от нового выпуска Супермена и поднять скучающий взгляд на Эдди — Десять минут прошло, вставай! Тут уже очередь, ну! Каспбрак смешной, когда бесится. Это знают все, но Ричи замечает это по-особенному, он уверен. Иначе, зачем ему выводить его из себя так часто? — Что-то я не вижу тут таблички с твоим именем, Эдс. — Парень поправляет очки, усаживается в гамаке поудобнее и демонстративно встряхивает журнал, снова утыкаясь в него лицом. Нет, ну что за наглость? Эдди краснеет, щурится и делает шаг вперёд: — Есть правила, чёрт возьми, Ричи! И не называй меня Эдс! — Каспбрак толкается и усаживается в и без того тесный гамак, утыкаясь своими ногами в белых носках прямо в лицо Ричарду. — Слезай, а то гамак провалится под твоей жирной задницей! — Ага, прям как кровать твоей мамаши, когда я её тра- ау! — Тозиер получает пяткой прямо в глаз и тут же отвечает, пиная Эдди в рёбра. Но не слишком сильно. А то «мамина детка» распищится ещё сильнее. Или даже уйдёт. Этого Ричарду, почему-то, не хочется, несмотря на то, что ютиться «вальтом» в тесном гамаке с другим парнем — полный отстой. Ладно, если «другой парень» — это Эдс, то не прям уж так и отстойно. Так думает Рич и тут же забывает эту мысль, как только пятка в белом носке сбивает с его лица очки. «Твой маленький секретик, Ричи». Билл как-то говорит им, что они ругаются прям как парочка стариков, которые женаты друг на друге уже лет так сто. Ричи переводит взгляд на Эда и, почему-то, смеётся громче обычного. — Ха! Ты был бы такой милой жёнушкой, Эдс, но мне бы не хотелось огорчать твою маму тем, что я бы ушёл от неё к тебе. — Тозиер несильно щипает Эдди за щёку, а тот опять пищит и отталкивает друга. — Отвали! С чего бы я вообще был твоей женой? — Ха-ха, в смысле? — Ричард смеётся и удивляется, искренне не понимая в чём подвох. Остальные ребята притихли и теперь шесть пар глаз с любопытством смотрят на Тозиера. — Что? Просто… — Ему хочется сказать, что «ну ты же миленький». Да, он ведь столько раз это уже говорил. Но сейчас, почему-то, слова в горле застревают. Как-то это… неправильно? Странно? — Просто ты выглядишь как тёлка, Эдс. Может у тебя после купания с мамочкой и вагина уже отросла? — Бип-бип, Ричи. — В унисон произносят Беверли и Билл и снова отвлекаются на свои дела. — Что? Что опять не так? «Твой гаденький секретик, Ричи». — Ай! А-ай! Можешь быть чуть аккуратнее, нет? — Ричи шипит, когда ватка с перекисью проходится по небольшой рассечённой ранке на лбу. Всё щиплет и Тозиер чувствует, как жидкость вместе с кровью противно пузырится. — Нефиг было получать камнем в лоб, придурок. Я бы вообще мог не обрабатывать тебе ничего. — говорит Эдди и снова проводит свежей ваткой по ссадине. — Аууууу! Ну знаешь, не все из нас крутые перцы как ты! — Ричи сначала кидает это недовольно, но потом сразу смеётся и опускает голову, отчего Эдди начинает ворчать. — Как ты прыгнул тогда в реку и кинул камень в придурка Бауэрса, ха-ха! Я горжусь Эдс, мамина детка совсем выросла! Ау! Ау! Аккуратнее! — Не. Называй. Меня. Так. — Каспбрак с красными щеками толкает друга в плечо. Но Ричард видит, как его Эдди довольно улыбается, хоть и старается это скрыть. Хах. Стоп. «Его Эдди»? «Рассказать его тебе, Ричи»? В тот момент, когда Ричард видит Эдса, лежащего со сломанной рукой, всего перепуганного и перепачканного, но живого, у него впервые так перехватывает дыхание. Как будто его вытолкнули из его же тела, а потом впихнули обратно. Каспбрак кричит, а Ричи, вправляя ему руку, чувствует себя так, как будто это его самого чуть ни убило, а не Эдса. Будто он в один момент чуть не лишился целого мира, и от этой мысли начинает подкашивать. — Идти сможешь? — говорит Рич так спокойно и уверенно, что Эдди то ли пугается, то ли просто немеет от боли и поэтому просто быстро кивает, опираясь на поднимающего его на ноги друга. Это. Было. Слишком. Так думает Ричи. Слишком тупо. Слишком самонадеянно. Слишком рискованно! Чёрт возьми, да Эд там чуть ни погиб! Эта хрень находилась прям в нескольких сантиметрах от него и чуть ни сожрала! А если бы они с Биллом не успели? Что тогда? Еще один, блядь, Джорджи в сраном Дэрри, где всем будет наплевать уже через неделю, что какой-то там ребёнок пропал. Всем будет плевать, если пропадёт Эд. С такой мыслью, по крайней мере, Ричи получает удар от Билла по лицу, когда они ссорятся. Он приходит к дому Каспбрака тем же вечером. Надеясь, что мамашка Эдди уже уснула, Ричи взбирается, цепляясь за водосток, на ветку дерева и стучит носком кроссовка в окно. Через четверть часа Тозиер уже думает сдаться. Да и зачем было лезть сюда, если есть телефон? Но это, почему-то, кажется сейчас очень важным. Посмотреть на Эдди. Узнать, что он в порядке. Успокоиться, а не сидеть в собственной комнате, злясь на всех вокруг и на себя в первую очередь за то, что- — Что ты здесь делаешь? — Шепчет Каспбрак, отодвигая створку окна вверх. — Чувак, время уже… — Он отвлекается, смотрит на часы. — Половина одиннадцатого? Ты дурак что ли? А Ричи молчит, смотрит на чужую загипсованную руку и ещё некоторое время сидит в ступоре. — Э-эй? Ты вообще жив? — Подвинься. — Кидает Тозиер, неуклюже перелезая с ветки дерева в комнату друга. — Что? Нет, если мама нас застукает, то нам обоим будет жо… ай! — чужая рука пихает его в лицо, и Эдди только нахмуривается, громко пыхтит, но отодвигается от окна, пока снова не получил локтем по лицу. — Не волнуйся, Эдс, если что, я возьму твою мамочку на себя. Правда тебе тогда надо будет выйти и погулять где-то часика на три, ха-ха! — Ричи негромко смеётся, но получается как-то нервно и неубедительно, а как только Тозиер перелезает с подоконника на кровать, то тут же получает лёгкий пинок в живот. — Три часа? Не слишком ли ты самоуверен, Ричи? — Ворчит Каспбрак и передвигается к изголовью кровати, усаживаясь по-турецки. — Думаешь, три часа это слишком? Ты прав, наверное, понадобится часов пять. — На его слова Эдди мотает головой и закатывает глаза, что, почему-то, сильно расслабляет Ричарда. Дурацкий Эдс. — Всё ещё не веришь? Могу убедить тебя в этом. Каспбрак поднимает одну бровь и смотрит на друга, как на ещё большего придурка, чем обычно. — Ха-ха? — Ричи усмехается, но неловкая тишина, почему-то, не пропадает, а Эдди только смущённо пыхтит. — Не смешно. — Это потому что ты зануда. — О, да? Нафиг ты тогда пришёл? Вали отсюда. Ричи всегда казалось, что Эдди миленький. Он не раз говорил это ему, щипая за щёки или по-дружески приобнимая за плечо. Эдди всегда был миленький, но не так, как сейчас. Сейчас он милый как-то… по-другому. И не то что бы что-то изменилось, — думает Рич, — всё выглядит абсолютно так же. Они так же сидят, как и обычно. Эдди, как обычно, недоволен его шутками. Как обычно смущается. Как обычно ворчит. Как обычно, как обычно, как обычно. Вот только ощущается всё по-другому. Те же вещи, что они делали и говорили всегда, ощущаются по-другому. И это порой вводит Ричарда Тозиера в ступор. Просто в какой-то момент стало сложнее говорить Эду, что он миленький. Стало сложнее обнимать его. Стало даже сложнее смотреть ему в глаза, хоть и хочется сильнее обычного. Всё стало сложнее. — Знаешь, Эдс, я люблю тебя, — это вырывается из Ричарда быстрее, чем тот соображает, что говорит, поэтому, когда тот видит резко напрягшиеся плечи друга, тот тут же выдает: — почти так же сильно, как и твою мамочку, так что… Ты должен быть аккуратнее с этим, ок? — Тозиер тыкает другу в загипсованную руку, и Эдди фыркает. — Я знаю только, что ты дебил. Я бы не сломал руку, если бы не пошёл с вами в тот стрёмный дом, понятно? И вообще, вали отсюда, если тебя увидит мама, то у неё снова будет истерика, как сегодня днём! — Да-да-да. — Ричи бубнит, усаживаясь на подоконник и свешивает ноги из окна. Тянется рукой к тёмным каштановым волосам Эда и резко взъерошивает их. — Не забудь поцеловать свою мамашку перед сном за меня. — Иди уже, блин! «Твой…» Ричард держит рукой разбитый нос и, наконец, переходит с бега на шаг, задыхаясь. Глаза щиплет от слёз, да и очки уже давно запотели, поэтому Ричи громко ругается, прикусывает губу и мотает головой. Какой же отстой! Тупой Генри Бауэрс со своими тупыми дружками, лучше бы он пропал! Лучше бы его сожрал грёбанный клоун! Тозиер останавливается, когда понимает, что уже дошёл до самого моста у пустоши, и оборачивается, приглядываясь за тем, отстал ли от него Генри со своими придурками. Отстал, судя по всему, поэтому Ричи шмыгает разбитым носом и присаживается на деревянное ограждение моста. Сгибается пополам и шипит от боли, проклиная тупых хулиганов. Он же им вообще ничего не сделал! «Вали из города, тупой педик!» А, ну да, как будто Бауэрсу вообще когда-нибудь нужна была причина, чтобы пристать. «Разве тебя не ждёт твой бойфренд? Или что, он со сломанный рукой дрочить тебе не может, поэтому ты вышел погулять, пидрила?» Тупой Бауэрс! Тупой Дэрри! «Эй, проблемы со слухом, чмошник, или как? Может и дружка своего позовёшь пидорского, мы и ему применение найдём, м?» И тупее всех он сам, думая, что замахнуться и ударить Генри Бауэрса в тот момент было хорошим решением. Сползая с ограждения на землю, Ричи думает, что он, наверное, самый большой идиот на свете и что так себе из него «герой», раз он не смог даже честь собственного друга отстоять. Когда боль немного проходит, Тозиер достаёт из кармана небольшой походный ножик и смотрит на деревянное ограждение «моста поцелуев», изрисованное и исписанное витиеватыми символами, именами и надписями глупыми парочками этого города. Прислонив нож к деревянной поверхности ограждения, он выцарапывает на нём «R». Да уж, он и правда самый большой идиот на свете. Балабол. И неудачник. Ричи шмыгает носом, вытирая с лица уже запёкшуюся кровь, и продолжает вырезать на деревянном ограждении моста поцелуев заветные буквы: «R + E». «Гаденький…» — Я не могу заявиться в таком виде домой. — Ворчит Эд, оглядывая своё отражение в витрине магазина. Он выглядит отвратительно. Весь грязный, в синяках и ссадинах, и какой-то мерзкой блевотине, на лице и шее, которая уже успела засохнуть. — Да тебя сутки дома не было, твоё лицо уже наверняка есть на постерах пропавших без вести. — Ричи оглядывает друга, поводит плечом, чувствуя, как во всём теле отдаёт болью. — И пахнешь ты хуже, чем тапки твоей матери. — Тапки моей матери пахнут цветочной смесью, придурок! — Да заткнитесь вы уже! — Влезает Стен, а Рич смеётся громче обычного. Они такие потрёпанные и грязные. Но вот они, живые. Он живой. Эдс живой. От одной этой мысли мурашки проходятся по позвоночнику и хочется смеяться. И всю дорогу до пустоши Тозиер не отводит от друга взгляд. Не может просто. Ближе к вечеру, когда весь клуб неудачников разошёлся по домам, Ричард нагоняет Каспбрака на велосипеде и резко тормозит около него. — Погоди, я тебя провожу. Всё равно по пути, так что… Хах. — Не хочу возвращаться домой. — Кидает Эд. — Моя мать будет в бешенстве. Только представь! — Хочешь, я схожу с тобой? Ты же знаешь, она растает при виде меня. — Нет. — Эдди морщится. Смотрит на свою руку с порезом и морщится ещё сильнее. — Ух, ладно, мне надо ещё продезинфицировать всё это. Хотя, думаю, мама отвезёт меня в больницу на месяц обследоваться после того, как увидит. — Каспбрак поворачивает руль велосипеда в сторону дома, — эй, Рич. — М? Эд ещё некоторое время смотрит в сторону, после чего, наконец, продолжает: — Мы же… Ну, типа, всегда будем друзьями? Тозиер смотрит на него, не мигая, и Эд, почему-то, жутко смущается, и чувствует, как у него пылают щёки. — В смысле, несмотря ни на что, верно? — Эээээ, да? Ха-ха, Эдс, — Смеётся Ричард, отпуская руль велосипеда, отчего тот валится рядом на асфальт. — Подумай сам, мы только что все вместе спустились в канализацию и убили стрёмного монстро-клоуна, который может превращаться в… В разные штуки. Конечно мы будем друзьями. Смотри. — Он поднимает свою ладонь с ещё свежим порезом. Кровь уже не идёт и почти запеклась. Каспбрак смотрит недоумённо и нервно дёргается, когда Рич хватает его руку с порезом и крепко сжимает. — Мы же поклялись, помнишь? — Да, но… Мы поклялись вернуться. И правда. — Тогда это будет наша с тобой клятва. — Тозиер одёргивает обратно свою руку, смачно облизывает место пореза, и снова крепко сжимает ладонь Эда. — Фу! Фу! Ты омерзителен! — Эдди пищит, вырывает свою руку обратно и трясётся. — Ты вообще слышал о сепсисе? Фу-уууу! — Ха-ха-ха! Это клятва, Эдс! Мы поклялись на крови. И слюнях! — Фууууу! Знать тебя не хочу, боже! — Каспбрак резко заворачивает руль велосипеда и ускоряет шаг в сторону дома.  — Ты никуда не денешься от клятвы, Эдс! — Кричит ему вслед Ричи и лишь видит, как друг ускоряет шаг. Друг. Друг. Друг. «Секретик…» Когда Ричард Тозиер видит Эдда двадцать семь лет спустя, он узнаёт его сразу же. Несмотря на то, что они оба выросли. Постарели. Несмотря на преждевременные морщины и потухший взгляд, он узнаёт его и это, почему-то, жутко тянет тоской. По приезде в Дэрри всё вспоминается быстрее. Вспоминается всё то, что он хотел забыть и всё то, что забывать не должен был. Все клятвы и обещания. Все чувства и все… секреты. — Так что же, Эдс, ты женился? — Всё-таки спрашивает у него Рич, когда чувствует, как алкоголь вяжет язык. И видно же всем вокруг, что спрашивает с издёвкой, а у самого, почему-то, в горле пересыхает, и взгляд не сдвигается с мёртвой точки. — Да, и что, думаешь есть в этом что-то смешное, придурок? — Эдди сминает губы и весь сжимается, как будто его спрашивают о чём-то неприятном. — Что, на женщине что ли? Все смеются, выпивая следующий шот. Вот только Эдди не смешно. Да и Ричи, если честно, тоже. — Пошёл ты, друг. Пошёл ты. Ричард знает, что Эдди женат уже давно. Знает, что Майра Каспбрак точная копия Сони Каспбрак. Вот только не знает, смешно ли ему от этого или нет. Сказали бы ему такое, когда Ричу было лет двенадцать, тот бы смеялся, пока коньки не отбросит. А вот сейчас, когда ему уже сорок, почему-то совсем не смешно. Дэрри вскрывает в нём слишком многое. Слишком много воспоминаний и тайн, которые он оставил здесь, когда уезжал в Беверли-Хиллз. И это всё наваливается сейчас, огромным снежным комом сносит его с ног. Ричард Тозиер. Ричи балабол. Не смог сдержать ни одной клятвы. И ни одного обещания, который дал самому важному для него человеку. Он рушит все обещания ровно до того момента, пока не становится слишком поздно, чтобы это исправить. Такой взрослый и успешный Ричард Тозиер, кричит и плачет, словно ему снова тринадцать. И он проклинает себя и все свои «отвратительные секреты», когда держит непривычно холодного Эдса в объятиях и отказывается его отпускать. Дэрри почти не изменился за двадцать семь лет. Немного опустел, да и только. И даже дурацкий мост поцелуев с его деревянной оградой на месте. Тозиер достаёт небольшой походный нож из бардачка своей машины и подходит ближе к деревянным доскам ограды. Его дурацкая надпись тоже на месте. Всё осталось как есть, кроме одного, пожалуй, самого важного. Эда здесь больше нет. Будь у него сейчас возможность, он бы вывалил на Каспбрака все свои «отвратительные секреты», которые держал в себе, пожалуй, слишком долго. Ричи шмыгает носом, вытирая с лица уже запёкшуюся кровь, и снова вырезает на деревянном ограждении моста поцелуев заветные буквы: «R + E».