midnight

      лунный свет серебрит скрипучие половицы; непозволительно нагло врывается в пространство комнаты, надиктовывая свои законы и правила, с которыми, хочешь-не хочешь, приходится мириться, потому что занавесишь окно — в помещении воцарится кромешная темнота, а включать светильник кажется равносильно самой жуткой пытке.       он осветит не только мебель и стены, но и отчаяние. горькое и неприятное. прочно оседающее на языке. п-е-р-м-а-н-е-н-т-н-о-е.       в воздухе чувствуется устойчивый запах чего-то неуловимо-знакомого: кажется вот-вот догонишь и поймёшь, но не тут-то было. аромат скрывается, игриво дразня рецепторы, не позволяя определить себя.       — блять, джастин, прекрати курить прямо в моей комнате.       голос напряжённый, вымученный. уставший.       алекс сканирует развалившегося на постели парня пронзительным взглядом стекленеющих голубых глаз и нервно выдыхает, пытаясь удобно расположить линию позвоночника параллельно дверному косяку. светлая кожа в родинках быстро краснеет от резких движений, но прекращать поисков парень не намерен.       а сам воздух плотный и холодный. такой, что стоит стэнделлу продолжительно выдохнуть, пар ровными волнами расходится в радиусе пары метров. плотной оболочкой он покрывает голую кожу, вызывая волну мурашек, и расслабленный фоули неожиданно вздрагивает.       — алекс, оторви свою тощую задницу от дверного косяка и согрей меня, — недовольно полухнычет джастин, с силой вкручивая тлеющий бычок в любезно предоставленную пепельницу.       стэнделл хмурится, хочет вновь открыть рот и зачитать нотацию о хороших манерах, но посылает это идею далеко и надолго. неуверенно ступает вперёд, провоцируя недовольный скрип половицы, и преодолевает расстояние до кровати в несколько быстрых шагов, стремительно отрывая ступни от холодного пола. словно старается убежать от кого-то. от своей тени. от себя самого.       кровать прогибается под весом второго тела, и алекс с жадностью приникает к чистой светлой коже: проходится проворными пальчиками по выступающему контуру мышц, пытаясь очертить их; заключает чужие плечи в медвежьи объятия; оставляет где-то на загривке несколько невесомых поцелуев, словно хочет сделать это украдкой, чтобы фоули не заметил внезапного прилива нежности.       алексу кажется, что всё происходящее нереально. что нереален джастин, регулярно появляющийся на его пороге поздно ночью. что все и каждый его поцелуй — горячий и требовательный — также нереален. что его собственные стоны, вырванные фоули в порыве страсти, нереальны. это просто дурной странный — действительно странный — сон. сейчас он откроет глаза и засобирается в школу, где его будут встречать улыбками ханна и джесс.       только ханны нет в живых.       только джессика встречается с фоули, не смея прерывать порочный круг сансары, в который заключены они втроём с джастином.       только дэвис не имеет и малейшего понятия о том, что в их любовном треугольники все стороны взаимосвязаны.       только алекс открывает глаза и видит перед собой русый затылок.       — что на этот раз? — недовольно, но всё же равнодушно бросает стэнделл, зная, что достаёт из рюкзака парень.       мышцы на спине джастина слегка подрагивают и напрягаются. он замирает на мгновение, а потом выуживает из кармана зиплок.       — просто ксанакс, — также равнодушно отвечает фоули. — ничего убийственного.       алекс пытается не подавать виду, но внутри него всё клокочет, когда джастин опустошает пакетик и закидывает голубоватую таблетку себе в рот. черты его лица разглаживаются, когда кадык приподнимается в глотательном движении, и он расслабляется, откидываясь на подушки, обдавая нагое тело стэнделла волной того самого холодного воздуха. по неестественно бледной коже алекса расползаются крупные мурашки, а фоули готов каждую из них зацеловать, обдав своим горячим дыханием, но на него медленно опускается приход, и всё уходит на второй план.       — знаешь, — тихо начинает алекс, наблюдая за реакцией парня, — когда джесс уходит к тебе, мне хочется тебя уничтожить нахуй.       джастин не в силах сдержать короткий смешок.       — почему же не исполнишь своё желание?       теперь печально ухмыляется стэнделл.       — ты и сам прекрасно с ним справляешься.       и сладкий приход от наркотика кажется фоули до противного горьким.

«я звоню тебе только в половине шестого — это единственное время, когда я могу быть с тобой. я люблю, когда ты трогаешь меня, но не чувствуешь. я настоящий, только когда я под кайфом» the weekend — «the hills»