I am no good Goodness is not the point anymore Holding on to things Now that's the point — Доротея Ласки
1 мая, 2039
Жара наступает так рано — прямо весной. Сначала в апреле на улицах города повсюду снег, а потом, вот буквально за одну ночь, он превращается в мутные лужи. Температура внезапно достигает десяти градусов, и воздух становится жутко влажным. Тошнотворная весна тягуче и ядовито поселяется у каждого в лёгких. Облака нависают над Детройтом, и весь город наполняется запахом чего-то мокрого, землистого, будто его только что выкопали со дна озера. Такая погода не даст забыть о нём — о запахе морской гнили. Он может вдарить в нос так, что станет до одури больно. В такую погоду невозможно спать, но Хэнка это мало волнует. По ночам он бродит по улицам, по-прежнему заваленных сетчатыми ограждениями и бетонными барьерами. После отмены приказа об эвакуации люди всем скопом начали возвращаться в город, но все они знают — от этих улиц мало чего осталось родного. Те, кто тоже бесцельно шатается по ночному городу, идут по дороге с опущенной головой по каким-то своим делам и не замечают ничего и никого вокруг. Весь город усеян мелкими центрами утилизации. Какое-то время они находились под такой надёжной охраной, что, наверно, позавидовал бы сам Форт-Нокс¹, но страна быстро переключилась на другие более важные вещи, поэтому рядом с лагерями околачивался один ночной охранник, а некоторые и вовсе без него обходились. Хэнк мог молча приходить туда как к себе домой и так же спокойно уходить. Почти каждую ночь он выбирает, в какую сторону ему идти, но всё равно в конечном итоге натыкается на один из этих центров, где валяется груда тел. Раньше их было меньше — штук двадцать, сваленных в одну кучу. Обнажённые белым пластиком, блестящим под лучами солнца; покрытые искусственной кожей; одетые в униформу. Любители покопаться во всей этой каше начали сгребать ещё вполне рабочие тела, а других разбирали на части. Из-за внезапно быстрого таяния снега и повышенной влажности те, которым не повезло оказаться в самом низу, потонули в весенней грязи. Хэнк каждую ночь таскает за собой красную тележку со скинутыми в неё маленькой лопатой, зачуханным, потрёпанным одеялом и бутылкой виски. Он копает, находит оторванные конечности, стирает с них грязь, а затем отбрасывает в сторону и продолжает рыть глубже, попутно хлебая виски, пока у него не начинает двоиться в глазах. Ноги сами несут его до дома, и единственное, что он запоминает перед тем, как отключиться, это солнце, поднимающееся над горизонтом. Хэнк ищет терпеливо. Ему некуда спешить. Вряд ли то, что он так рьяно пытается отыскать, встанет и само уйдёт. Его дни проходят в полном беспамятстве. Под утро он еле как добирается до дома, выпускает Сумо во двор, а потом в его голове помутнение, и он едва ли помнит, что делает дальше. Может, он просто вырубается. Может, тупо пялится на стену. Хэнк уже и не помнит, когда последний раз ходил на работу. Вроде в январе. Сначала куча игнорируемых им звонков, писем на электронную почту и сообщений на телефоне, а после — ничего. После, без лишних разговоров или торжества, выплаты пенсии. Нетронутые, уже размокшие, конверты продолжают копиться горкой на крыльце дома. Иногда Хэнк разъезжает по своим делам. Покупает керосинку, спальные мешки и ящик консервов. Он импульсивно сгребает с полок разные вещи в магазине спорттоваров. Хватает только взглянуть на них, как его мозг тут же начинает трубить, что нужно купить всё это барахло, потому что оно обязательно где-нибудь пригодится ему. Нейлоновый трос, обогреватель для рук, светоотражающие жилеты, водонепроницаемые сапоги, пинцет из нержавеющей стали. И на всё это нехилые скидки. Все его покупки благополучно отправляются в багаж машины и накрываются синим брезентом. Но вот посреди обычной и ничем непримечательной субботней ночи, когда часы бьют полночь, и апрель плавно перетекает в май, Хэнк находит то, что искал. Коннор, к удивлению, почти целый за исключением одной ноги, аккуратно отсоединённой ниже колена. Из живота торчат куски, отдалённо напоминающие внутренности, и такое чувство, будто внутри него уже успел кто-то покопаться в надежде найти что-то ценное. На правой стороне его лица зияет большая отметина, где часть синтетической кожи, белого пластика и силикона содраны, открывая взор на пугающе непонятные мышцы и сухожилия. Чуть заметный отблеск идеальных белых больших коренных зубов мелькает в темноте. На его шее затянут всё тот же галстук, но фирменный и бросающийся в глаза всей своей элегантностью пиджак выглядит уже не так презентабельно, и Хэнк вспоминает это приятное ощущение гладкой синтетики под пальцами. Он смотрит на его закрытые глаза и безжизненное лицо и роется в своей голове в поисках раскаяния. В его голове пусто. И ему не жаль. Вообще нет. Нисколько. Хэнк делает торжественный глоток виски, а затем берёт из тележки то самое видавшее виды одеяло и опускается на колени, принимаясь чистить уголком ткани покорёженное и чумазое от грязи лицо Коннора. — Мда, инструкция о том, как завести андроида мне вряд ли тут поможет, — в самой непринуждённой манере выдаёт Хэнк. — Надеюсь, ты не подумал о чём-то другом. — О, Хэнк, — глаза Коннора резко распахиваются, как будто всё это время он, не зная никаких забот, просто спал. Хэнк от испуга отшатывается назад. — Здравствуйте. — Э, привет, — Хэнк вяло машет пальцами. Коннор слегка хмурит брови в непонимании того, что вообще происходит, словно пытается вспомнить все самые постыдные детали ночной пьянки. Теперь, когда его глаза открыты, Хэнк замечает, что в одном пазе отсутствует глазное яблоко, и внутренность окрашена в тёмно-синий цвет. — Вы сбросили меня с крыши. — Да, я помню, — кивает Хэнк и снова наклоняется к нему, чтобы стереть грязь с подбородка. — А тебя что, просто взяли и выбросили сюда? — Похоже, что да, — из горла вырывается статичный звук, голос андроида какой-то задумчивый и отстранённый. Диод на виске совсем потух. Накрылась лампочка, думает Хэнк. — То есть ты не отрубился и всё это время просто так валялся на этой помойке? — Нет, большую часть времени я был в стазисе. И, если так можно выразиться, лежать здесь, м… навевает тоску, — отвечает Коннор. И он, кажется, не прочь, чтобы его тут умывали как маленького ребёнка, поэтому Хэнк продолжает стирать прилипшую грязь с носа и лба. — Пх, навевает тоску? — фыркает он. — Ты что, познал всю суть скуки? — Наверно, — грязь противно хлюпает, когда Коннор пожимает плечами. Хэнк отстраняется и смотрит на более-менее чистое лицо, любуясь своей проделанной работой. Ну, такое себе. Коннор больше не выглядит диковинно и пугает своим разворошенным телом. Чудом оставшийся глаз покрыт слоем копоти и еле заметен в темноте. Одним харчком и тряпкой не отделаешься, тут чтобы до блеска его довести, нужно драить и драить. — Я положу тебя сюда, — Хэнк указывает большим пальцем через плечо на красную тележку, — и увезу с этого отвратного места. Надеюсь, ты не развалишься, если я тебя подниму? — Это вряд ли, но должен предупредить вас — я тяжёлый. Хэнк самоуверенно усмехается, — было дело, поднимал уже как-то взрослых мужиков — но Коннор всё же был прав. Он и вправду жесть какой тяжёлый, и мокрая скользкая грязь никак не упрощает ситуацию. Хэнку, пусть и с горем пополам, но всё же удаётся погрузить андроида в тележку. Он укладывает его целые конечности, чтобы они не волочились по земле. Голова Коннора в итоге свисает с передней части тележки, шея опирается на её край и оказывается в таком неудобном положении, что будь он человеком, то весь измучился бы от нестерпимой боли. Уцелевшая нога прижимается к противоположной стенке, из-за чего колено выкручено под неестественным углом. — Господи, у тебя там что внутри, булыжники? — запыхавшись, Хэнк останавливается, чтобы перевести дыхание и восполняет свои силы одним глотком виски. — Конечно, всё благодаря им. Секрет в создании новейшей модели полицейского андроида заключается в том, что булыжники служат опорной конструкцией всего тела, — невозмутимо говорит Коннор, глядя на небо, а у Хэнка даже воздуха в лёгких не хватает, чтобы послать андроида вместе с его убогими шутками в жопу. — А куда мы едем? — между тем интересуется Коннор. Кажется, его нисколько не волнует, что он сейчас походит на пляжный стул, кое-как сложенный в детской повозке. — Домой, а потом подальше отсюда, — отвечает Хэнк, а потом встряхивает одеяло. — Прикрою тебя им, чтобы люди не подумали, что я кого-то грохнул. — Но… фактически, да. Вы же сбросили меня с крыши. — Ну а ты мне по почкам врезал. Я кровью три дня ссал.* * *
Хэнк обматывает кровоточащий обрубок ноги Коннора несколькими чёрными целлофановыми пакетами из алкомаркета и закрепляет их канцелярскими резинками. Коннор тихо сидит в ванне и совершенно незаинтересованно следит за этим своим одним глазом. Весь дом уже провонял горелым пластиком, жжёной медью и этим едким тириумом, отдающим антисептическим средством. От всего этого ужаса у Хэнка до сих слезятся глаза, а Сумо всё не может перестать чихать. Пёс то заходит в ванную, то выходит из неё, бросая каждый раз на Хэнка жалобный и преданный взгляд. Проблему с ранами на лице и теле Коннора тоже надо было как-то решать, поэтому Хэнк нагрел садовые ножницы с помощью паяльной лампы и прижёг кожу в нужных местах, а затем просто кинул их в унитаз, чтобы они охладились. Коннор потягивает свою голубую жижу через трубочку из диснеевской сувенирной кружки. Пакетов с тириумом было мало — Хэнку посчастливилось раздобыть несколько штук, правда у весьма сомнительных личностей в глухих переулках. Крови было вполне достаточно, чтобы андроид хотя бы своими конечностями подвигать нормально мог. Он водит пальцами по грубому белому шраму на своём лице, а затем по тем, что были у него на животе — зигзагообразные, выпуклые, отвратительно извилистые. Хэнк и пара горячих ножниц вместо кисточки — художники горестно рыдают. — Не знаю, попадёт ли туда вода или нет, — бормочет Хэнк и на всякий случай обматывает ногу ещё одним пакетом, а то хрен прижжёшь этот кусок. — Просто постараемся не окунать её в воду. Считай, это дешёвый вариант гипсовой повязки, так что нормас. — Нормас, — повторяет за ним Коннор и услужливо приподнимает свои бёдра, облегчая задачу Хэнку снять с него джинсы, ну или же то, что от них осталось. Коннор уже допил из кружки тириум, но, видимо, нашёл что-то увлекательное в жевании трубочки. И у Хэнка не хватает смелости отобрать её у него. В голове крутится смешная мысль, что андроид за это отгрызёт ему руку. Немного напоминает мытьё Сумо, когда он по уши извазюкается в чём-то грязном. Коннор просто сидит в ванне, пока Хэнк поливает его тело водой из лейки. Фиговый способ смыть всю грязь, но хоть что-то. Он продолжает жевать трубочку и быстро моргает, когда вода стекает по его ресницам. И как же нелепо он выглядит, сидя в ванне в одних трусах с вытянутыми вперёд ногами, одна из которых вообще замотана в пакеты. Но, господи, эти его трусы. Наверно, кто-то в компании большой шутник пихать на нижнее бельё лого «Киберлайф», да и ещё чтобы оно отливало неоновым голубым, вызывая в глазах дикое жжение. Хэнк в одной руке держит лейку, а в другой бутылку виски, время от времени отпивая из неё. Он водит глазами по манекенному телу Коннора, наблюдая, как вода стекает с него серыми ручьями. Коннор смотрит на него в ответ, ловко переместив языком трубочку в уголок рта. — Смотрю, над личиком-то твоим постарались, а дальше забили? — Что вы имеете в виду? — Ну, тебе сделали брови, да даже грёбаные поры, ногти там, но не… — Хэнк, всё ещё держа бутылку в руке, неопределённо очерчивает ею грудь. Коннор сначала оглядывает себя, а потом бросает категоричный взгляд на Хэнка. — Лейтенант, если вы сможете назвать хотя бы один случай, где соски сыграли бы значительную роль в расследовании дела, то я уверен, «Киберлайф» с радостью выслушает вас и примет это к сведению, — сухо бросает он. — Ты это, завязывай с этим, — Хэнк нарочно брызгает водой в самодовольное лицо андроида. Приятного от этого мало, но Коннор будто воспринимает это как кару небесную. Даже не пытается возмущаться или дёрнуться — тупо никак не реагирует. — Вы о чём? — спрашивает он и убирает мокрую назойливую чёлку, лезшую ему в глаза. — Никаких больше лейтенантов. С этого и до последнего момента — Хэнк. — Оу, понял. Кстати, поздравляю с выходом на пенсию. Уверен, ты рад, что теперь можешь посвящать всё свободное время своему наилюбимейшему занятию, — Коннор передвигает языком трубочку в другой уголок рта, многозначительно кивая в сторону алкоголя. — Как мило с твоей стороны, Коннор. Продолжай и дальше загонять мне про то, что бухать вредно, зря стараешься, — Хэнк демонстративно делает ещё один глоток и выключает воду. Мытьё на отъебись, но, по крайней мере, Коннор выглядит не сказать, что прекрасно, но смотреть на него стало приятнее. Хэнк швыряет ему на голову потёртое полотенце и идёт в комнату за одеждой. Он роется в шкафу, в самых его закромах, пытаясь отыскать что-нибудь маленькое по размеру. В итоге находит какие-то старые спортивные штаны, у которых, благо, есть шнуровка, но вот найти более-менее подходящую футболку — гиблое дело, поэтому Хэнк просто берёт то, что первое попадается на глаза. Когда он возвращается обратно, Коннор в это время аккуратно протирает кончиком полотенца пустую глазницу от попавшей в неё воды. — Фу, господи, — мычит Хэнк. — Ты можешь хотя бы пятнадцать секунд посидеть спокойно и не творить вот эту свою андроидскую мерзопакостную херню? — Извини. Впредь попытаюсь творить исключительно человеческую мерзопакостную херню, — парирует андроид. Коннор не без помощи Хэнка садится на край ванны и еле-еле напяливает на свои мокрые трусы штаны, прямо вот на свои блядские мокрые трусы, из-за чего на ткани тут же начинает образовываться тёмное от воды пятно. Он берёт футболку и критически разглядывает её. — «Я на диете — ем диетическое тако», — читает он вслух, после чего недоумённо хмурит брови. — Но тако ведь калорийное. — Да неважно, надевай уже. Пока Коннор напяливает на себя футболку, Хэнк достаёт из унитаза садовые ножницы и отбрасывает их в сторону, чтобы закрыть крышку. Чертыхаясь себе под нос, он помогает андроиду сесть на сиденье туалета. — Ну, я так думаю, тебе плевать, где проводить оставшуюся ночь, поэтому развлекайся здесь без меня, а я пойду и посплю немного. Можешь пошататься в моём доме — одна нога у тебя есть, руки есть, так что окей. Не хочу надорвать себе спину, таская твою тяжеленную жопу, тем более что завтра тебя ещё надо в машину запихнуть. — В машину? Мы куда-то поедем? — Я ведь уже говорил тебе. Подальше отсюда, — Хэнк так широко зевает, что у него хрустит челюсть. — Короче. Я адски хочу спать. Мне плевать, чем ты будешь заниматься всю ночь, но одно единственное правило — не шуми. Он только собирается уходить, но голос Коннора его останавливает. — Знаешь, я так хочу ненавидеть тебя, — как-то бодро вдруг выдаёт он. — Учитывая то, что я с тобой сделал, ты имеешь полное право на это. — Но я не могу испытывать что-то подобное. Ненависть для меня — понятие незнакомое, — продолжает Коннор и лишь пожимает плечами, смотря на него с блаженной улыбкой. — Так что спокойной ночи, Хэнк. Увидимся утром.* * *
Хэнк не может нормально уснуть вот уже несколько часов, вздрагивая буквально от каждого шороха в доме. Он представляет, как Коннор, это чёртово бездыханное существо с неморгающим взглядом, ползает по дому на одних локтях и с задранной вверх головой анализирует вещи Хэнка. Воображение подкидывает ему пугающую картинку пустой глазницы и как в густой темноте внутри неё что-то поблёскивает тёмно-синим. Это выглядит настолько зловеще, что пробирает до самых костей.2 мая, 2039
Когда пограничник спрашивает, зачем, ребята, держим путь в Канаду, Хэнк, вопреки горящему желанию побрюзжать подобно старикану, старается отвечать вежливо. Охранник то ли идиот, то ли слегка поддатый, но, кажется, ему больше нравится общаться с Сумо и плевать он хотел на самого водителя. Хэнк встревает в разговор и сообщает, что Сумо едет в Канаду по очень важным бизнес делам, и этот странный парнишка возвращает паспорт и, весело смеясь, машет им рукой. Он даже не удосужился проверить Хэнка, а то вдруг он там не человек вообще. Хотя вряд ли кто-то на его месте стал бы проверять — кому взбредёт в голову сконструировать неприветливого андроида с внешностью угрюмого дядьки? Близится рассвет, и всё небо — успокаивающая сиренево-голубая гладь. Сумо в полном блаженстве сидит на пассажирском сиденье. Хэнк уже не помнит, сколько времени прошло с тех пор, как они вдвоём вот так мотались куда-то. Он держит руль одной рукой, а в другой пальцами зажимает сигарету. У него нет страсти к курению, просто иногда бывают такие случаи, когда ну прям невтерпёж. В бардачке всегда заваляется пачка на крайняк. Где-то за пределами Пелтона, на шоссе 401, Хэнк съезжает на обочину. Он тушит сигарету и бросает окурок в подстаканник, затем жмёт кнопку, чтобы открыть багажник. Через какое-то время открывается задняя дверь и на пол салона летят пара дешёвых костылей, а вслед за ними с грацией мешка картошки заползает Коннор с самым натуральным заёбанным выражением лица, и это просто такой раритет, думается Хэнку, что, наверно, нужно было сделать фото на память. И его сердитость теряла всю серьёзность из-за шапки с помпоном, сползающей ему на глаза, и длиннющих рукавов толстовки. — Почему ты не отвечал на мои сообщения? — Коннор усаживается на сиденье, отпихивая в сторону гору консервов и упакованный керосиновый обогреватель. — А, ты что-то присылал? — Хэнк лезет в карман и достаёт телефон. Сколько нам ещё ехать? Ну сколько? Мы уже далеко от поста? Ещё нет? А сейчас? Ну всё уже? Хэнк? Пожалуйста, выпусти меня. Где мы? Хэнк, да выпусти меня отсюда. — Тебе что, пять лет? Дитя неугомонное, — приподнимая брови, усмехается он и смотрит на Коннора через зеркало заднего вида. — Извини, но твой багажник ужасно маленький, — раздражённо отвечает он. — У тебя нет паспорта, нет пульса, нет чёртового глаза, в конце концов — хрен бы ты покинул эту страну с таким классным набором. Неженку из себя тут строишь, каких-то полчаса в багажнике не можешь выдержать. — Но там очень тесно, — повторяет Коннор, но так тихо, что Хэнк еле как разбирает его слова. Он берёт ещё одну сигарету и не успевает затянуться, как Коннор быстро выхватывает её у него из пальцев. Хэнк стреляет в него негодующим взглядом через зеркало, и тот чуть наклоняется вперёд, выдыхая клубок дыма прямо ему в затылок. На его нейтральном лице проскальзывает что-то странное, и Хэнк точно может сказать, что это дерзость. — Если уж так хотелось попробовать, мог бы просто спросить, — ворчит он. — У тебя там твои искусственные лёгкие от никотина не загнутся? — В табаке не только никотин. — Ну-ка, и что же ещё? Давай, не забудь потом напоследок мне лекцию о вреде курения прочитать. — Бергамотное масло, — Коннор затягивается ещё раз, отчего Хэнку становится немного не по себе. Он смешно держит сигарету между пальцами, прямо как глупый подросток, который пытается подражать крутым ребятам из кино. — Карбонат кальция. Ацетон. Ацетил пиразин. Этилацетат. Бутан. Аммиак. Терпинолен. — Прекрасно. — Винная кислота. Соланон. — М, сейчас бы немного винной кислоты, — Хэнк роется в музыке и находит Майлза Дэвиса. — Акролеин. Хром. Крезол. — Оу, да, акролеин… Эта непонятная мне хрень придаёт всему дополнительный штрих, — Хэнк увеличивает громкость. — Бутаналь. Ещё громче. — Пропаналь. Угарный газ. Стирол. Звуки музыкальной трубы начинают въедаться в голову и бьют по барабанным перепонкам. Коннор к этому времени перестаёт бросаться умными словами и важно сидит пристёгнутый на заднем сиденье, продолжая курить сигарету, не сводя глаз с Хэнка. Да, похер лёгким андроида на этот никотин, но, кажется, благодаря этому он сейчас меньше думает о том, чтобы проломить голову Андерсона своим костылём.* * *
Спустя несколько часов езды они останавливаются на заправке, где Хэнк вынужден был пойти в женскую уборную, потому что в мужской какие-то неисправности. В корне неправильно было мочиться стоя, учитывая, что это женский туалет, поэтому пришлось помучиться. Хэнк моет руки и чувствует, как шею охватывает неприятная дрожь, когда в его голове вертится параноидальная мысль, что сюда кто-нибудь зайдёт, хотя парень на кассе заверил его, что не пустит никого в туалет, пока он не закончит. В магазине он берёт три банки энергетика, разогретый сэндвич с яйцом и пачку какого-то корма. По пути к кассе его внимание привлекают плюшевые игрушки и прочая токсичная пластиковая дрянь, которую заёбанные родители покупают своим детям в дальних поездках, чтобы те заткнулись хотя бы на полчаса. Одна из вещей на полке бросается Хэнку в глаза, и он, не думая, хватает её. Коннор там уже вовсю пыхтит новой сигаретой, разложив пачку и зажигалку у себя на коленях, будто специально пытаясь спровоцировать своей выходкой Хэнка. — Лови сюрприз, — бросает тот андроиду купленную вещицу. — Зачем мне пиратский набор для детей от четырёх лет? — Коннор хмурит лоб, держа в руках аляпистую упаковку. — Чтобы глаз твой прикрыть повязкой. Видя эту дыру на твоём лице, я готов сблевать прямо на месте. Лучше прикрыть это безобразие, а то, знаешь, никому не нужно знать, какого цвета там твои внутренности. Кстати, там ещё бандана и серьги есть, так что если хочешь — развлекайся. Всё для твоего счастья, — Хэнк разворачивается к Коннору и пытается выхватить сигарету, но тот ловко уворачивается. — А ну сейчас же выплюнь её. Ты хочешь, чтобы мой пёс заработал себе рак лёгких? — Ты первый начал, — губы изгибаются в ядовитой, приторной улыбке, почти что незаметной глазу. Коннор полностью опускает окно и высовывает голову, выдыхая терпкий дым. Хэнк уже практически забывает о купленной ерунде, пока спустя несколько миль не оглядывается на Коннора, замечая, что его глаз уже скрыт за повязкой из мягкого фетра. На ней красуется принт с мультяшным белым черепом со скрещёнными под ним костями. — Круто выглядишь, — говорит ему он, но андроид решительно игнорирует его.* * *
Над поросшей молодой соей полем возвышаются покрытые слоем грязи рекламные прицепы. Машина мчится на большой скорости, но Хэнку удаётся мельком увидеть на пестреющей красным цветом фанере символ: два неровно нарисованных круга с точкой в центре. Он видел их кучу раз на стенах зданий и воротах лагерей. — Хах, не ожидал увидеть подобное за пределами города, — отмечает он. — Что не ожидал увидеть? — спустя несколько долгих минут спрашивает Коннор. — Ты многое прошляпил, — отвечает Хэнк и чувствует какое-то злобное удовлетворение от того, что специально не даёт никаких объяснений.* * *
Они остаются на ночлег в палаточном лагере «Безмятежная Земля» — весьма незатейливое название, но звучит оно так, будто ты заселяешься в каком-то отеле. Вон, даже искусственный красивый пруд посередине имеется, чем не бассейн? Одна ночь стоит пятнадцать баксов, и в этом месте никто не в курсе про сраное электричество. Хэнк высовывается из машины и нагревает на портативной плите банку чили с говядиной, потягивая виски и чувствуя лёгкое наслаждение, готовя еду на свежем воздухе. В нескольких шагах от машины на распиленном бревне сидит Коннор и бездумно пялится на незажженный костёр. Сумо, уже успев прошерстить территорию и пометить каждое дерево и указательный столб, бредёт к андроиду и лениво ложится около него. — Мда, не уверен, что в каком-нибудь ремонтном сервисе тебе прикрутят новую ногу, ну или глаз вставят, — Хэнк обводит ложкой тело андроида. Коннор опускает взгляд на Сумо и смотрит на него в течение нескольких секунд, словно сомневаясь, а затем протягивает руку и начинает гладить его. — Да, это вряд ли, — он коротко пожимает плечами. — Я бы очень удивился, если б какой-нибудь работник «Киберлайф» из спецотдела принёс мне совместимые с моей моделью компоненты. Движения Коннора скованные и размеренные, когда он медленно ведёт ладонью от макушки пса до спины. Пальцы Хэнка начинают болезненно зудеть от воспоминаний. Он держит за руку сына и направляет его ладонь к дрожащим мягким ушам только недавно купленного щенка. Давай, погладь его ласково. Вот, молодец. Ничего ведь сложного, да? — Было бы круто, но а так… хреновая ситуация. Походу, ты теперь калека на какое-то время, если не навсегда, — взяв измазанное в моторном масле полотенце, Хэнк обхватывает им горячую банку с чили и выключает плиту. Рука Коннора мгновенно останавливается на голове Сумо. — Наверно, — соглашается он и продолжает водить ладонью по шерсти. Ночное полотно усеяно яркими звёздами, и их так много, отчего небо кажется таким необъятным. Лагерь будто становится меньше и утопает под его весом. Хэнк внезапно ощущает дикую потребность в близости, поэтому он берёт банку с чили, бутылку виски и идёт к костру. Его охватывает небольшая волна паники, когда он подсаживается к Коннору и ему хочется надеяться, что по нему это не слишком заметно. Хэнк для храбрости отпивает из бутылки, а затем, сам не зная зачем, протягивает её Коннору. К его удивлению, андроид хватает виски и без всякого стеснения набирает полный рот. Хэнк ждёт, когда его лицо скривится от первой пробы алкоголя, но, естественно, ноль реакции. Он даже не сглатывает — просто сидит с раздутыми щеками, как бурундук, задумчиво склонив голову на бок. — Что, оставишь на чёрный день? — смеётся Хэнк, и после его слов Коннор наклоняется и грациозно выплёвывает виски на землю. — Нет смысла глотать это, — заключает он, пропуская мимо ушей негодующее «эй!». — Жидкость бы просто попала во внутренний отсек для отходов, который в любом случае нужно очищать вручную. Коннор вытирает рот тыльной стороной ладони и опускает глаза, глядя на своё творение в виде мокрого пятна на земле. — Ну а зачем тогда бутылку взял? — бурчит на него Хэнк, выхватывая виски обратно. — Не знаю, — хмурится андроид, все ещё смотря на грязное месиво. Гробовая тишина накрывает обоих. Хэнк черпает ложкой подогретый чили из банки и немного представляет себя американским путешественником Дэви Крокеттом. Он вполне может жить так — просто, обойдясь без тёплой постели или телевизора и питаясь лишь тем, что дарует природа. В конце концов, надо же как-то учиться выживать. — Я ведь тебе для чего-то нужен? — вопрос Коннора резко выбивает Хэнка из его странных раздумий о жизни в диких условиях. — В каком смысле? — Зачем ты взял меня с собой? — Коннор вертит своей башкой, пытаясь сосредоточить свой единственный глаз на Хэнке. — Сумо, конечно, классная компашка, но, увы, разговаривать он не умеет, — Хэнк пожимает плечами. Это даже нельзя назвать ложью, просто ловкий отход от темы. Он до сих пор не знает, как изложить Коннору истинную суть. — А на крыше ты сказал мне, что я только прикидывался твоим другом и что вообще не знал, как это — быть им. Если ты на самом деле так думал, то твои намерения по отношению ко мне кажутся довольно странными, — не отстаёт Коннор. — Ну, знаешь... — Хэнк непроизвольно глубоко вздыхает и специально гремит ложкой по стенкам пустой банки. — Мне кажется, ты прикидывался им лучше, чем кто-либо за долгое время.* * *
В машине внезапно становится жарко, что заставляет Хэнка разлепить глаза, ну или это всё из-за веса другого тела, навалившегося на его подголовник. Мутным ото сна взглядом он смотрит на маячащий над головой маленький череп и непонятное тёмное пятно, которое спустя секунды проясняется и превращается в глаз. — Хэнк, — зовёт Коннор. Он настолько близко к нему, что Андерсон слышит вибрацию его голоса. На короткие пару секунд его будто окатывают холодной водой, и он вообще не соображает, где находится, пока не стискивает рукой подлокотник и не вспоминает, что он в машине. Коннор тяжело опирается, и сиденье под его весом издаёт жалобный скрип. — Что тебе, блять, надо? — шипит на него Хэнк, но не двигается с места. В глазу андроида виднеется таинственный блеск, дикий и опасный, как будто случилось что-то поистине ужасное. Он наклоняется ещё ближе, и Хэнк почти что ощущает, как от Коннора слабо веет статикой. Во рту, между верхними и нижними резцами, зажат наконечник шнурка от капюшона толстовки. Коннор пристально смотрит на Хэнка и не дышит. — Расскажи мне о садах, — шепчет он, немного шепелявя. Хэнк пытается сглотнуть, но мышцы в горле становятся слабыми, а язык тяжелеет. — О садах? Эм, ну… я, знаешь ли, не садовод, чтобы разбираться в этом. Когда Коннор наклоняет голову, что-то слегка щёлкает в районе шеи. Влей в него машинное масло, что ли, пока он всем телом скрипеть тут не начал, отчаянно проносится в мозгу Хэнка. — Если в саду ничего не растёт, то это место всё ещё можно называть таковым? — Чего? Твою мать, я вообще не понимаю, что ты несёшь. Коннор так внезапно и резко отстраняется, освобождая между ними пространство, что у Хэнка от этого немного начинает кружиться голова. — Неважно. Прости, Хэнк. Спи дальше, — прежде чем усесться обратно, Коннор наклоняется к Сумо и машинально поглаживает его по голове. Пёс в ответ лениво тычется мокрым носом ему в ладонь, и Коннор брезгливо отдёргивает руку, как будто только что коснулся чего-то жутко отвратительного, а затем исчезает в темноте салона. В воздухе висит мрачная тишина, запах алкоголя и пота. Хэнк ворочается в кресле и чувствует, как виниловая обивка неприятно липнет к затылку. Во всём теле такой дискомфорт, словно его кожу наизнанку вывернули. И прямо там, на заднем сиденье машины, сидит то, что до чёртиков пугает его. То, что превращается в нечто иное, поломанное, далёкое. Хэнк хочет выйти из машины и убежать от него прочь. Но ещё больше он хочет заключить его в свои объятия, сжать так сильно, чтобы вновь увидеть в нём того самого прежнего Коннора, которого он знал. Хочет гладить его по голове, хочет шептать на ухо что-то приятное, хочет дать ему хоть какую-то надежду на жизнь. — Я не жалею, что скинул тебя с крыши, — говорит он вместо тех слов. — Я не жалею, что позволил тебе сделать это, — спустя затяжную минуту отвечает Коннор.