with a thousand lies

Когда Мин Юнги впервые видит Чон Чонгука, то тоскливо, почти надрывно думает о том, что они не сработаются. Вообще и никак. И что стоит сходить в центр кураторства сразу с повинной, послушно положить голову на плаху перед руководителем и открыто сообщить: все херня, выгоняйте из университета, это для меня испытание непроходное, я готов лишиться диплома. И Юнги действительно готов: за первокурсниками они, кураторы-тьюторы-наставники-называй-как-хочется наблюдали уже месяца три. Старшие курсы, почти выпускников, обязали в марте, перед самыми выпускными, взять себе под крыло переживших первую сессию студентов, чтобы передать им все знания о суровой университетской жизни, которая их ждет впереди. Деканат еще в самом начале года хитро сообщил, что без добровольно-принудительного согласия диплома никому не видать, так что присматривайтесь, авось и попадется вам тот, на кого вы положили глаз. Юнги искренне рассчитывал, что ему достанется девушка. С ними проще и легче, они зациклены на своих каких-то девчачьих мыслях, и с ними не нужно будет много общаться. На худой конец сошел бы и какой-нибудь забитый жизнью парень, которого можно было бы сочувственно похлопать по плечу, сказать "ну бывай, дружище", и спокойно жить дальше. Но все мыслимые и немыслимые проценты везения сходят на нет, когда Мин вчитывается в имя и фамилию доставшегося ему первокурсника и сопоставляет буквы с всплывающим в голове образом. Чон Чонгук на своем факультете чуть ли не местная звезда. Общительный, умный, симпатичный, учится легко, ходит на все мероприятия, его обожают учителя и безумно любят однокурсники. Он не прилизанно-вышколенный, в нем есть и какое-то озорство, граничащее с черным юмором, но никто почему-то не понимает его неправильно, включая выпускников с факультета Юнги. Все одногруппники Мина завистливо вздохнули, узнав, кто оказался у него в подопечных, а тот только содрогнулся. Ему будет невыносимо тяжело с этим золотым ребенком. Их первая официальная встреча проходит за столиком студенческой библиотеке. Юнги — уставший и невыспавшийся еще со вчера, но время назначало руководство, оспорить бы не получилось. Чонгук уже на месте: вскакивает со стула, приветливо улыбается. Юнги его и так-то по первому впечатлению особо невзлюбил, а сейчас ненавидит и того больше: ну как можно красиво выглядеть в семь утра, что это за магия всенародного любимчика? — Ну привет, — протянутое рукопожатие он игнорирует. — Чон Чонгук, значит. Младший только кивает, прикусив нижнюю губу, складывая руки ладонями вниз на столешницу. Он похож на встревоженного кролика, в глазах плещется предвкушение пополам с волнением, и совсем непонятно, чего он ожидает. — Мин Юнги. Твой тьютор или как оно там. — Рад знакомству, — даже интонации идеальные. Не слишком официально, не очень радостно, всего в меру и сверху зефиркой приправлено. — Юнги-хён? — уточняюще. Мину по жизни ничьим хёном быть не хочется совершенно, но тут же у них вроде как кружок по интересам и передачи данных знаний об университете, так что надо стерпеть. Терять пять лет образования, пусть и бесплатного, как-то очень жалко. Слиться Юнги мог и год, и два, и три назад, когда стоял перед деканатом каждый сентябрь и думал забрать документы, а тут ведь финишная прямая. — Юнги-хён, — кивает благосклонно. И решает, что пора сворачиваться. — Ладно, мы познакомились, на этом первая встреча окончена. Чонгук неожиданно хмурится, морщит нос и качает головой. Юнги, столь открытого протеста вовсе никак не ожидающий — ну эй, зачем тебе я, ты же и так классный и всё знаешь в разы лучше меня, ну? — даже не успевает привстать, как его сносит с ног совершенно справедливым предложением. — Думаю, нам нужно обменяться номерами. Если у меня появятся вопросы, я смогу написать и не буду дергать тебя на личные встречи. Предложение безумно хорошее, особенно при условии того, что Юнги больше и не собирался с Чон Чонгуком лично встречаться. Ну, разве что где-то в мае счастливо помахать ручкой, в которой зажата заветная корочка. Он нехотя диктует цифры. Чонгук записывает их почему-то не сразу в телефон, лежащий рядом с книгами, а на лист в раскрытой тетради. Мину любопытно, но у всех свои причуды, может, Чон решил похвастаться еще и каллиграфическим почерком, кто ж его знает. — Так будет удобнее, — соглашается Юнги, и уже после этого, скомкано извинившись, позорно сбегает с поля боя. Ненадолго, потому что с незнакомого номера ему почти вдогонку, острым топором в спину, приходит сообщение. Неизвестно: ты любишь шашлычок из баранины, хён? И он почему-то на автомате печатает "да", потому что шашлычок из баранины любит очень сильно, а денег у него мало, и если замечательный донсэн вдруг решит угостить, то почему бы и нет? Но никакого ответа от Чона не приходит, Юнги вбивает его номер как "золотой Чонгук" и морально старается обо всем забыть если не до мая, то хотя бы до конца этого дня. И у него вполне получается вытеснить мысль об умненьком первокурснике простыми университетскими заебами до самого вечера, пока он не приползает домой. Дома отчего-то голова распухает навязчивыми состояниями. Мину неожиданно видится насмешка в поведении Чонгука, хотя за рамки приличия он не выходил. Но что-то внутри раздражает, закручивает кишки в спираль, и Юнги, прошатавшись по дому полчаса, хватает старенький зеркальный фотоаппарат — дитя бешеных подработок и стипендии первого курса — и вываливается наружу, на прохладный воздух и постепенно погружающийся в сумерки город. Он недолго бродит по шумным улицам. Доходит до высотного дома, озирается по сторонам, набирает универсальный код на домофоне. На лифте едет на верхний этаж, а оттуда лезет по лестнице на крышу. Это место он раскопал сам, высматривал долго и проверял тщательно, не запрут ли его случайно. Здесь получаются самые красивые фотографии ночного города, и он наверняка даже успеет поймать момент, когда круг красного солнца касается линии горизонта. То, что на крыше он не один, он сначала чувствует, потом слышит (мягкая поступь кед), а только потом видит. Видит, правда, совсем немного, кусочек: удаляющуюся спину человека, одетого в черную худи с вызывающей надписью белыми буквами "GONNA PAY". Судя по фигуре, это парень, но он спускается с другой стороны крыши и практически растворяется в сумерках. Юнги пожимает плечами: мало ли таких же отчаянных, он и сам нашел это место случайно, однажды запрокинув голову и увидев тут играющих подростков. Правда, пока он провожал еще одного любителя высоты взглядом, безвозвратно упустил момент: солнце уже ушло, забирая с собой нежные розовые краски. Вяло пощелкав чернильные оттенки заката, Мин возвращается домой. Снимки получились так себе, но времени на редактирование не остается: Юнги после горячего душа и скудного ужина бухается спать. Общение с Чонгуком истощило его социальные запасы интроверта, нужно пополнять энергию. На следующий день он нос к носу сталкивается с Чонгуком в коридоре. Донсэн здоровается, но ни на какие больше разговоры не претендует, проходит мимо. Юнги хмыкает — умный ему ученик попался, зараза — и поворачивается ему вслед, чтобы что-нибудь этакое съязвить, чисто чтобы младшему жизнь мёдом не казалась, но замирает, растеряв весь пыл. Сзади на чёрной чоновской худи белеет знакомое ему "GONNA PAY". — Эй, — Юнги окликает Чонгука растерянно, выходит слишком громко, и оборачиваются еще и мимо проходящие студенты. Чонгук расценивает позывной правильно. Через мгновение он уже с любопытством смотрит на Юнги, и на его лице явно написано мы же вроде как решили не общаться. — Ты вчера не был на крыше многоэтажки в двух квартала отсюда? Той, что рядом с парком? Мин понимает, что вопрос глупый. Ну мало ли таких худи, их же наверняка штампуют пачками. Надо заглушить внутреннего параноика и перестать трепать мозги людям. Да даже если и был Чонгук там, что теперь, ему нельзя, что ли? На крышах вообще бывать вроде как незаконно и небезопасно, и старший на случай неожиданного согласия придумывает пятиминутную лекцию о том, что делать так нехорошо. Чонгук улыбается ослепительно, покачивает головой, для достоверности даже всплескивает руками. — Я не фант высоты, хён! Не говори только никому, а то засмеют, — и глаза вниз опускает смущенно. Ах да, для чудесного во всех смыслах Чон Чонгука иметь хоть один изъян непозволительно. Юнги зачем-то кивает, издает полузадушенное "ну, я так и знал, покедова", и уходит. Надоедливое "GONNA PAY" мелькает у него на закрытых веках до тех самых пор, пока он не засыпает.