БёнЮн - святой

Бёнюн - святой. Тут даже и сомнений быть не может. Да никто и не думал никогда в этом сомневаться, если честно. Все то огромное количество людей, которые вращались около будущего рэппера ещё со времён старшей школы, знали наверняка... Бёнюн - святой. Точка. Тут дело даже не в том, что Бёнюн с малых лет исправно, раз в неделю, а иногда даже чаще, ходит в церковь. Да, Бёнюн регулярно держит пост, старается не грешить слишком много, любит ближнего своего (или старается любить), проявляет ненормальное терпение к недостаткам других и, в принципе, является просто хорошим парнем. Однако его набожность играет мало роли в данном вопросе. Потому что все намного труднее. - Ты и в самом деле святой. Дэун выплёвывает недокуренную сигарету прямо на асфальт и смотрит на приближающегося к нему парня огромными - насколько это позволяет его азиатское происхождение - глазами. Трезвеет до конца, хотя он и не был особо пьяным, и отлипает от стены. Бенюн подаёт руку, крепко жмёт и слегка встряхивает. Переводит взгляд на обшарпанную дверь дешёвого клуба в самых недрах Итевона. Смотрит на местами проржавевший кусок железа с ярко ощутимой укоризной в глазах, как будто именно он виноват во всех бёнюновских бедах. Коротко вздыхает. - Где? Бёнюн не спрашивает, с кем и что случилось, не удивляется тому обстоятельству, что именно почти незнакомый ему BlackNut звонит посреди ночи, зная - или понятия не имея, - что рэппер сейчас снимается в новом сезоне Show me the money. Сниматься в этом говне - задача не для первоклассников. Дэун помнит свой четвёртый сезон. Он готов был душу отдать всем демонам, только чтобы это закончилось. Хотя в случае BlackNutа ситуация была особенной. Ну да не об этом сейчас. Бёнюн выглядит почти разложившимся. Нет, трупным запахом от него не несёт, но земельно серое лицо под тонной макияжа служит лучшим диагнозом. Белки в глазах Бенюна стали почти красными, сам их хозяин поминутно моргает, иногда жмурится, костяшками пальцев трёт внутренний уголок века. Хреново ему, наверное. - Там, - коротко кивает головой в сторону злополучной двери Дэун. Тянется за сигаретой, закуривает. Думает предложить Бенюну, но вовремя вспоминает, что тот не курит. Святой же. Бёнюн тут же кивает и направляется в сторону двери. Резко распахивает и заходит внутрь. Дэун остаётся на улице в одиночестве. Запрокидывает голову вверх, смотрит на ночное небо и только сейчас замечает, что идёт мелкий дождь. Сонмин находится почти сразу. В этой дыре его яркую и отвратительно неуёмную персону трудно спрятать. В принципе, как и везде. Аура старшего могла бы пробить льды Антарктиды, вздумай Бёнюн похоронить его под ними. Сонмин лежит на барной стойке и громко, на все помещение зачитывает рэп в пустую бутылку из-под абсента. Неплохо так зачитывает, мельком отмечает про себя Бёнюн, приближаясь к другу. Гораздо лучше, чем в большинстве своих песен. Редкие посетители этой дыры не обращают на разошедшегося рэппера никакого внимания. Пожилой бармен - верный сын эпохи хиппи - меланхолично протирает бокалы, бездумно покачивая головой в такт речитативу. Бёнюн останавливается возле вытянувшегося проспиртованного тела и задумывается, что с ним делать. Сонмин замечает нового слушателя не сразу: дочитывает строчки до конца, прикрывая глаза от усердия и обессиленно опускает руку с пустой бутылкой вниз. Та с грохотом ударяется о деревянную поверхность. - Завали, блять! В дальнем углу этого гадюшника оживает тело. Сонмин распахивает глаза, упирается взглядом в потолок и резко выбрасывает руку с горделиво выставленным средним пальцем вверх. Держит с десяток секунд, затем рука безвольной плетью падает вниз. Сонмин отмирает вместе с рукой, поворачивает голову в сторону. Влетает зрачками в фигуру Бёнюна. Зрачки от удара расширяются, а сам Сонмин даже приподнимается на локтях. Как будто не верит. Как будто старается получше рассмотреть. Бёнюн - святой. Поэтому он ничего не говорит, смотрит без капли осуждения, даже не вздыхает с укоризной. Стоит без движения ещё пару секунд, затем все же отмирает и тянет руку к Сонмину. - Пойдём. Блестящие от алкоголя глаза Сонмина наполняются почти детской радостью. Он ретиво вскакивает на ноги, не выпускает из рук горлышко бутылки, орет прямо в него. - Чувачки! Ко мне пришёл мой друг BeWhy! Редкие клиенты этой дыры проникаются радостью Сонмина. Больше всего проникается спящий в углу мужик. - Завали своё хлебало! - орет он в ответ. Но Сонмин даже не думает обращать на это внимания. Он уже зачитывает очередной текст, резкими шагами прохаживаясь по стойке. Бёнюн напрягается, каждое мгновение ожидая, что пьяный балбес оступится. Но тот не оступается. Дочитывает до конца, спрыгивает на пол, там уже путается в ногах и падает на колени. Разводит руки в стороны и запрокидывает голову. Замирает в этой позе. Сонмин всегда играет до конца. Бёнюн это ценит, но возможность упускать не решается: выхватывает из разукрашенных татуировками пальцев непонятно каким чудом выжившую бутылку, возвращает её на стойку, подхватывает худое тело под подмышками и тянет вверх. Тело послушно обвисает в бёнюновских руках. Кто бы знал, что в Сонмине будет столько веса? Сонмин почти не вырывается. Дёргается пару раз для проформы и послушно позволяет вытащить себя на свежий воздух. Оживает только при виде Дэуна. Змеёй выпутывается из крупных рук Бенюна и проворно подскакивает к приятелю. Влетает в его тощую фигуру, валится на него, припечатывая Дэуна к стене. - Дружище, нам нужно записать новый хит! Я его только что придумал. Бёнюн молча подходит к опасно качающейся тушке Сонмина, снова подцепляет его за шкирку и оттаскивает в сторону. Сонмин не успокаивается, продолжает орать: - Это будет бомба! Надерём задницы всем мудакам вроде моего лучшего друга BeWhy! Бёнюн - святой. Честно. Когда Сонмин блюёт в такси прямо на пол, тот тысячу раз извиняется перед водителем, доплачивает за чистку салона и каким-то чудом уговаривает того не вызывать полицию. Затыкает рукой орущего матом Сонмина, послушно позволяет водителю высадить их посреди опустевших улиц ночного Сеула. О том, чтобы ловить ещё одну машину, речи быть не может. Бёнюн закидывает руку Сонмина себе на плечо и тащит пьяное тело в сторону дома. Своего дома. Тот - наконец-то - успокаивается, засыпает, окончательно обвисая на своём друге. Дорога кажется вечностью. Кажется путём по бескрайней пустыне. Моисей водил иудеев сорок лет, пока не пришёл на землю обетованную. Путь до дома Бёнюна занимает примерно столько же. Поэтому Бёнюн - святой. Затащить спящее, пьяное тело на седьмой этаж - дело пары пустяков. Слава Богу, лифт работает. Бенюн недавно переехал, поэтому ещё не до конца привык к нормально функционирующей технике. Вот они - плюсы карьерного роста. Бёнюн скидывает тело на кровать. Следовало бы на пол, но... Бёнюн же святой. Поэтому на кровать. Стаскивает с Сонмина безразмерную байку с разводами и жирными пятнами, снимает кроссовки - понтовая китайская подделка, - избавляет друга от тугих джинс, раздевает прямо до трусов. Накрывает одеялом, заботливо поправляет подушку. Сам же плетётся в душ. Долго стоит под струями воды, затем переодевается в домашние штаны и футболку, возвращается в комнату. Снова смотрит на спящего друга, вдумчиво препарирует того взглядом, затем извлекает из шкафа запасное одеяло. Выключает свет и идёт в гостиную. Там есть диван. Там можно спать. - Блять... Сонмин сипит в дверях на кухню. Тыльной стороной ладони продирает глаза, щурится от яркого утреннего света на кухне. От дикой головной боли тоже щурится. Бёнюн отрывается от ноутбука, куда Вэрбал успел накидать новых идей, смотрит на Сонмина с неприкрытым весельем в глазах. Он всегда так смотрит на старшего после каждой его попойки. Как будто радуется чужим страданиям. Грёбаный святоша. - Кофе на плите, я только что сварил, - сообщает Бёнюн, вдоволь налюбовавшись помятым видом друга. Возвращается к ноутбуку. Сонмин шлёпает босыми ногами в сторону раковины, пьёт прямо из-под крана. Блаженно стонет и тянется к кофеварке. - В холодильнике есть еда, - кидает Бёнюн, снова отвлекаясь от работы. - Да ну нахер, - отмахивается Сонмин. - Сейчас мне и кусок в горло не полезет. - Зачем тогда так напивался? Вопрос Бёнюна и в самом деле интересует. Младший показательно закрывает ноутбук и поворачивается все телом к другу. Разговора не избежать, все ясно. Но Сонмин с ответом не спешит. Смотрит в окно, серьёзно, сосредоточенно, немного потерянно даже. Улетает в свои, только ему понятные, мысли. Бёнюн вздыхает и поднимается на ноги. Скользит к Сонмину вплотную, замирает у него за спиной. Смотрит на разукрашенное татуировками тело, изучает их, хотя знает каждую наизусть. Кладёт свои ладони на худые, жилистые плечи, массирует напряжённую шею. Сонмин на это тихо стонет, запрокидывает голову вверх, блаженно прикрывая глаза. Сейчас Сонмин - живой пластилин. Лепи - не хочу. Бёнюн не хочет, но лепит каждый раз. Скользит руками ниже по спине, гладит, останавливается на пояснице, задевает пальцами край боксер, слегка приспускает их вниз. - Иди в душ, - тихо произносит Бёнюн в самое ухо. - И кинь одежду в стирку. - Твои вахлатские лохмотья мне не подходят, - фыркает Сонмин, сбрасывая приятное оцепенение и снова становясь самим собой - неуёмным придурком с вечным мотором в заднице. - Походишь голым, пока высохнут. Тебе не привыкать. Сонмин и в самом деле любит пощеголять обнажённым торсом. Только кто бы мог подумать, что Бёнюна это волнует? Сонмин развязной походкой идет в сторону душа, не потрудившись даже поправить спущенные трусы. У самой двери не выдерживает, оборачивается. Бёнюн смотрит на него, не мигая, с доброй снисходительностью во взгляде, улыбается уголками губ. Сонмин фыркает и скрывается за дверью. Сомним зависает у младшего дома до позднего вечера. Таскается по новой квартире, с нетипичной для Сонмина педантичностью обследуя каждый угол. Залазит во все шкафы, сует свой нос в каждую не распакованную коробку. Но работать не мешает. Бёнюн из ноутбука не вылазит целый день: переписывается с milic, прослушивает биты Вэрбала, созванивается с Giriboy. Телефон без остановок извещает о приходящих сообщениях. Но Бёнюн не раздражается - в этом Сонмин уверен наверняка, ибо эксперимента ради уже больше часа следит за лицом младшего, - вдумчиво читает и затем поспешно отвечает, после чего снова возвращается к работе. Наверное и в самом деле Бёнюн - святой. Сонмин обосновывается в гостиной, врубает телевизор, одновременно зависает в соцсетях. Заходит в групповой чат агентства, но там сейчас глухо. Отвечает на сообщения сестры, мамы, Дэуна, снова возвращается к телевизору. Пишет от безделья пару текстов в заметках, зачитывает в голос, но очень быстро сдувается. Ждет, когда освободится Бёнюн. Бёнюн не освобождается. Ни после обеда, ни ближе к вечеру, ни когда за окном становится беспроглядная тьма. Сонмин разочарованно выдыхает и тянется за давно уже высохшими джинсами. Пора валить. - Всё, я погнал. Бёнюн отрывается от экрана, смотрит на друга большими глазами. Слегка приоткрывает рот, но ничего не говорит. Сонмин протягивает руку, чтобы попрощаться - без этого никуда, - и ждет ответочки. Ждет с вопросом в глазах. Бёнюн руку подает, но смотрит как-то осуждающе. С Сонмином всегда так: если не нужен, но пойдет нахер без лишних слов. Даже не обидится. Бёнюн так не умеет. У святых свои заморочки. - Не ходи... - нерешительно, но почему-то напряженно тянет Бёнюн, до последнего не отпуская руку. - Да ну, ты работаешь, - легко отмахивается Сонмин. У старшего всегда все просто: если занят, то отъебить. Я не обижусь, сам такой. Бёнюна это сводит с ума. - Я закончу скоро. - Да я уже спать хочу, - рубит Сонмин, но с кухни не уходит. - Поспи тут, - моментально парирует младший. - Я разбужу, когда закончу. - Сигареты закончились, - не сдается Сонмин. В его глазах к вечному океану сумасшедшего веселья добавляется любопытство. Голова невольно клонится в бок. Провоцирует, Бёнюн знает это. И каждый раз добровольно ступает на эту шаткую, с прогнившими досками дорожку над пропастью. Бёнюн же святой. - Меньше курить будешь, - усмехается младший. Доска под ногами скрипит, щепки летят вниз. Бёнюн не умеет играть в такие игры. - Ой, отъебись, я лучше пойду, - отмахивается Сонмин широким рукавом куртки и поворачивается к младшему спиной. Идет в прихожую. Очередная деревяшка под ногами распадается на мелкие щепки и летит в пропасть. - Купи сигареты и возвращайся. Бёнюн неосознанно поднимается со стула, делает несколько шагов следом. Останавливается в дверях. Ждет. Но Сонмин молчит. Бёнюн знает, что тот не придет. Бёнюн проводит руками по усталому лицу, смотрит глазами мученика. Святые потому и становятся святыми, что всегда они - мученики. Всегда проигрывают и терпят. Бёнюн проигрывает каждый раз. С первой встречи с Сонмином. Не было еще исключений. Младший торопливо возвращается на кухню, открывает самый крайний шкафчик над плитой, шарит рукой вслепую, нарушая идеальный порядом многочисленных упаковок с чаем. - Подожди, - громко говорит Бёнюн, уловив звук открывающейся входной двери. Сонмин послушно - ну надо же такому случится - ожидает его в коридоре. Дверь все же не закрывает до конца, стоит почти на пороге. Смотрит с вопросом. - Держи. В руку опускается пачка Winstona. Старший поднимает удивленный взгляд на Бёнюна, ждет пояснений. Тот не торопится что-то говорить. Молча стаскивает с Сонмина куртку, заныкивает ее в шкаф, плотно закрывает зеркальную створку и захлопывает входную дверь, выкручивая все замки до отказа. Как будто боится, что Сонмин сбежит в последний момент. Он может, если подумать хорошенько. - Не ходи никуда, - снова повторяет Бёнюн. - Закажи еды, покури на балконе, если хочешь. Только окурки на улицу не выбрасывай. Я уже почти закончил. Сонмин стоит еще пару мгновений, затем наступает на задники, скидывает кроссовки. - Окей, только не долго. Бёнюн вспоминает гору неотвеченных сообщений, вспоминает незаконченный бит, вспоминает ругань milica, вспоминает, что завтра репетиция. Бёнюн широко улыбается, выключает звук на телефоне, незаметно скидывает входящий от Giriboy и легонько подталкивает старшего в спину. - Через пять минут закончу. Бёнюн - святой.