PLAY

      Его руки с трепетом касаются таких хрупких плеч, абсолютно не подозревая о том, что внутри находится такая смелая и уверенная Ледибаг. Да, Лука определённо осознает, что на самом деле проигрывает некому блондину — мечта всякой парижанки и не только, но не может ничего поделать. Он может только сыграть для Маринетт сотню и даже больше песен, вновь вручить гитару в руки, помогая ей держать медиатор.       Адриан в свою очередь может добавить рояль, известность, отца-модельера, оставаясь на её щеках постоянным ярким румянцем. Даже в воздухе ощущаются те чувства, что она испытывает, просто взглянув на одноклассника. Печально, что они относятся не к нему.       Маринетт и Адриан, как клавиши на обычном синтезаторе, что Лука лицезреет каждый день, — черные и белые. Светлые совсем привычны, заезжены до дыр своим звучанием до-ре-ми-да-да, но мало кто просто берет и создаёт волшебство из ничего, затрагивая только тёмные.       Маринетт сама, как клавиша, умеет создавать своё повседневное волшебство в несложных вещах и собственной до одури глупой неуклюжестью, светлой улыбкой. Куффен пристально смотрит, а она, как правило, ничего не замечает и непринуждённо болтает. Ему так хочется сделать что-то для неё, отыскать еще больше совместных предлогов для встреч, как группа, хоть простые посиделки девчонок у сестры. Мало. Ничтожно мало, чтобы показать себя, чтобы остаться один на один без подколок других.       Лука бы был рад увидеть Маринетт как можно чаще, заговорить с ней о какой-нибудь повседневной чуши, чтобы просто остаться в её мыслях подольше. Он, наверное, станет самым счастливым, когда заметит в её комнате не только фотографии, но и один из плакатов группы.       Ему не нужно было даже волноваться насчёт простых слов «давай сходим куда-нибудь завтра», когда Маринетт в очередной раз проводила время с ними за репетициями. Вряд ли она откажется, считая предложение простой дружеской встречей, но для него такое свидание становится настоящим событием.       Романтика будничного Парижа сменяется выходным, но их день все такой же обычный и незаменимый. Только никого не нужно спасать в супергеройской манере сбегая по необычному поводу, рассказав ещё одну прекрасную ложь. Маринетт робеет, ведь слова подруг о свидании, прочей любовной лебеды, что уже надумали подружки просто с какой-то фразы, её выбили из колеи обычных друзей.       — Хочешь мороженое? — так спокойно и размеренно спрашивает Лука привычным низким тембром, опуская взгляд на девушку после секунды раздумий о мороженщике впереди. Он даже не спланировал, где они проведут день, не подумал, что именно предложить творческой Маринетт, но знал — за него все сделает город.       Она кивает, выдавая своё паническое состояние, но парень улыбается, советуя быть проще на прогулке с другом. Тем более он выглядит, как обычно, за спиной чехол гитары, а на лице привычная улыбка. Ей становится легче. Самую малость. Может теперь соберётся со своими мыслями и выкинет половину?       Париж знает своё дело, превращая прогулку по набережной в простые встречи с незнакомцами, такими же романтичными парами, что Лука не мог не сделать первый шаг, притрагиваясь своей ладонью чужой, скрепляя их крепче, чтобы утянуть Маринетт от спешащих детей, пробегающих вперёд от своих родителей. За ними и сами родители.       Такие ситуации, как правило, вызывают у девушки вихрь положительных эмоций, а сейчас заставляют краснеть по понятной причине, раскидывая двоих на ветру в разные стороны. Когда щёки загорятся сильнее, возрастёт температура вокруг, их мороженое растает и забудется под подходящим с тыла тёплым осенним дождём.       Но Маринетт не отпускает рук, просто двигаясь дальше, как будто ничего и не произошло. Её реакция, когда она не в одеждах в крапинку, на самом низком уровне, а Лука отлично справляется за неё — в том числе за них двоих. На этой мысли она улыбается, а парень замечает, прибавляя для себя «плюс один».       Только проходя в парк и чувствуя холод от пробирающего до мурашек ветра, тучи резвой волной охватывают Париж и заменяют привычное голубое небо темными сгустками, по-видимому, стараясь закончить их прогулку-свидание как можно раньше. С каждой минутой обсуждения погоды она только слышит всё и портится, пуская свои мелкие капли на головы прохожих.       Парень смекает, что небольшая деревянная беседка неподалёку станет хорошим спасением дня. Беседка в парке, как постоянное присутствие зонта в увесистых сумочках женщин. И его гитара за спиной тем более станет чем-то нужным, необходимым — тем, что может отвлечь на время и правда отвлекает. Она негромко сетует, что стоило выбрать другой день для их прогулок, а Лука соглашается, пользуясь положением, чтобы вручить гитару и посадить ту к себе меж ног. Маринетт краснеет, выдавая из себя неразборчивые звуки волнения.       Лука сделал свой выбор раньше, чем Адриан даже просто осознал всю магию мадемуазель Дюпэн-Чэн не в своём втором амплуа, а та сейчас, хоть и плохо, но пытается издавать мелодичные звуки, зажимая аккорды. Да, она жалуется, что пальцы не дотягиваются до струн, но Лука помогает, чему Маринетт безумно рада. Когда ещё она сможет так спокойно отдохнуть без школьных дел, супергеройских и даже любимых дизайнерских?       Касаться её рук подобно дневному свету, волос — свежему ночному воздуху; парень млеет, готовый с ней потеряться, где только она захочет, если её короткие хвостики на щеке оставят приятное щекочущее ощущение не один раз. Лука показывает аккорды к одной из песен, заботливо слушая их в новом исполнении с аккомпанементом капель дождя по крыше и тишины остального мира. Этот мир, словно замер, подчиняясь моменту вокруг них. Они — весь мир.       Она играет для него, а он заранее знает, что услышит это воспоминанием в своих самых лучших снах. Как вокруг шумел не дождь, он остановился яркими огнями, оставаясь единой плановой декорацией. Маринетт безудержно краснеет, но он решается оставить мягкий поцелуй на её щеке. И во сне и в реальности она робеет, признаваясь себе, что это и правда не капля дождя, ей не показалось случайно из-за пряди голубых волос.       — Это ведь ты… — неловко начинает Маринетт, поднимая взгляд на парня и отпуская только собранный из частей аккорд.       — Да, — соглашается он заранее с любой из её мыслей, прикладывая тонкие женские пальцы к струнам. Лука надеется, что после этого Адриан так и останется простым другом, от мыслей о котором всегда будет мозговой штурм, даже шторм; надеется, что этих двоих разбросит в разные стороны жизнь после окончания коллежа, заодно подкинет Маринетт ближе к нему. Он просто хочет в это верить, несмотря ни на что.       — Ты нравишься мне, Маринетт. Тебе сыграть балладу сейчас или под окном, чтобы было стыдно?       — Сыграй сейчас.