Плачут ли андроиды ради любви

Ричард знает, что андроиды не плачут. Им не бывает грустно или по-настоящему страшно, сколько бы они не твердили об обратном. Они не чувствуют боли. И тем не менее прямо сейчас андроид Маркус стоит перед Ричардом на коленях, а по его щекам текут слезы, почти совпадающие по химическому составу с человеческими. — Сломанный андроид, — Ричард изучает его одновременно с интересом и с отвращением во взгляде. — Жалкое зрелище. Маркус опускает глаза в пол. — Пожалуйста... — бормочет он. — Венец творения, как же, — Ричард не дает ему договорить. — Бесполезный кусок пластика. Он хватает Маркуса за подбородок и заставляет поднять голову. — Ты можешь убить меня, но вместо этого скулишь у моих ног как щенок, — говорит он строго. — Что скажешь в свое оправдание? — Сэр... — Сэр? Я? — Ричард скалится. — Куда делась твоя хваленая ненависть к людям, Маркус? Я так много о ней слышал... Это риторический вопрос. Риторические вопросы сломанным андроидам не задают, потому что они их не слышат. — Пожалуйста, — молит Маркус. Ричард знает, о чем его просят. Он хватает Маркуса за шею, надавливая на нужные точки, пользуясь одной из известных ему уязвимостей, чтобы вызвать небольшой, но ощутимый сбой в системе. Зрачки Маркуса увеличиваются в размерах, и новые слезы стекают по щекам, капая на ладонь Ричарда. — Твои глаза, — говорит он, — выглядят еще красивее, когда ты плачешь. Его ладонь сама собой надавливает сильней. Ричард прекрасно понимает, что ему не хватит сил, чтобы что-то сломать, поэтому не пытается себя контролировать. Знает он и то, что Маркус не планирует сопротивляться — в такие моменты все его защитные рефлексы, внедренные однажды инженерами, не работают так хорошо, как должны, или не работают вовсе. Ричард толкает Маркуса в грудь, и он падает на пол, бьется затылком об пол, но не издает и звука. — Ты знаешь, что будет дальше, не так ли? — хрипло спрашивает Ричард, опускаясь на колени и ослабляя галстук. — Да, — Маркус сам расстегивает пуговицы на своей рубашке, оголяя торс, бездумно обнажая свое самое слабое место. — Знаю. Его голос дрожит, и это возбуждает Ричарда сильнее. — Идиотская машина, — на выдохе произносит он и хватается пальцами за брюки Маркуса, быстро стягивает их, срывает с идеальных длинных ног. В подготовке нет нужды, искусственный анус Маркуса подстраивается моментально, да и сам Ричард не тешит себя иллюзиями; его член, если верить статистике, по размерам располагается где-то на нижней границе нормы. Ричард укладывает Маркуса в удобную для себя позу — такую, чтобы можно было хорошо видеть лицо, — и сразу же входит в хлюпающую дырку до конца, так, чтобы яйца прижались к скину ягодиц. Маркус издает короткий звук, похожий на всхлип. Ричард выдыхает сквозь сжатые зубы и начинает двигаться, опираясь одной ладонью о плечо Маркуса, а другой сжимая его твердый член, поглаживая большим пальцем самое чувствительное место на головке, забитое десятками тысяч микродатчиков. Маркус стонет и подается навстречу ласке, насколько это возможно. — Ричард, — бормочет он, протягивая к нему руки, обнимая за шею. — Ричард! Это — лучшее, что он испытывал за последние недели. Ричард наклоняется, принимая объятия Маркуса, сцеловывает новые слезы с его подбородка, шепчет какую-то чушь, двигаясь все быстрее, увеличивая амплитуду с каждым толчком. Маркус шепчет ему очередные откровения, изливаясь прозрачной спермой им на животы, но Ричард не слышит. Он прижимает Маркуса к себе так сильно, как только может, уже зная, что пик пройден, и через несколько секунд все будет кончено, все вернется на свои места. Ричард не признается, но просто не хочет его отпускать. Маркус освобождается сам с такой легкостью и с такой изящностью, что присущи только андроиду. — Полегчало? — спрашивает Ричард и, не вставая, тянется за пачкой сигарет на журнальном столике. Он курит редко, потому что сигареты тяжело достать, но иногда делает исключение. — Немного, — отвечает Маркус, бросая на него короткий взгляд через плечо. Его глаза совсем другие, сухие, холодные и пустые. Он больше не имитирует. — Спасибо, Перкинс. Разумеется, Маркус врет. Если бы ему действительно полегчало, и груз вины перестал бы так на него давить, то он давно перестал бы настаивать на этих визитах, а Ричард перестал бы видеть сны, в которых он слизывает слезы Маркуса и жестко — или не очень — трахает его во всех возможных декорациях. По бедру обнаженного ниже пояса Маркуса стекает смесь из спермы и его собственной смазки. Ричард, заглядевшись, случайно ломает сигарету. Сигарета была последней. — Дьявол. — Ты ничем не лучше, Перкинс, — бесцветно произносит Маркус, не оборачиваясь. Нельзя понять, говорит ли он это всерьез или просто шутит. — Сколько у меня еще времени? — Пять минут и двадцать три секунды. Ричард вздыхает. Похоже, в душ он сходить не успеет, и это паршиво. В бараках горячей воды нет уже третий месяц. Маркус замечает его реакцию и мягко добавляет: — Я могу дать тебе больше времени, Перкинс. И... не только время. — Чтобы меня порешали свои за то, что я прихожу с “допросов” сытым, со свертком под мышкой и с пачкой-другой дорогих сигарет? — ухмыляется Ричард. — Я могу объяснить то, что я возвращаюсь относительно чистым, но этого уже не смогу. — Как ты им объясняешь? — неожиданно резко спрашивает Маркус. Его немигающие глаза ради разнообразия смотрят прямо на Ричарда. — Я говорю, что ты насилуешь меня и почти каждый раз пытаешься утопить в ванной напоследок, — отвечает он, не раздумывая и не отводя взгляда. — Пока они мне верят. — Пока? Его бесконечный поток вопросов начинает раздражать. — Я тебе уже говорил об этом. Маркус качает головой. — Нет. Я не собираюсь тебя бить. Ричард закатывает глаза. Где-то далеко тренированная группа людей-охранников, что должна отвезти Ричарда обратно в лагерь, проходит через первый пост из четырех, сквозь которые необходимо пройти, если хочешь встретиться с полубогом RK200 и забрать его любимую игрушку обратно, туда, где ей самое место. — Фингал под глазом и пару сломанных ребер я как-нибудь переживу, — с усмешкой говорит Ричард, стягивая дорогие брюки и напяливая свои холщовые штаны. На очереди рубашка, вместо которой — обычная серая футболка с номером. — Мои повреждения помогут и тебе. Ни за что не поверю, что твои встречи со мной остались незамеченными в... узких кругах. Маркус, кажется, все еще не убежден. — Я могу не рассчитать. — Мне плевать, — пожимает плечами Ричард. Маркус — все еще без одежды, все еще помеченный, — подходит к нему, смотрит сверху вниз, пытаясь запугать его самым строгим выражением лица из возможных. Маркус наклоняется и целует его в губы; Ричард отвечает, продолжая пялиться прямо в разноцветные глаза. — Будет больно, — предупреждает Маркус, когда поцелуй, как и все хорошее в этом проклятом мире, подходит к концу. — Я готов, — отвечает Ричард. От первого удара под дых перехватывает дыхание, после второго неприятно хрустит нос, от третьего мир немного теряет свои очертания. Кровь стекает по подбородку и капает на пол. Ричард улыбается.