Ты один лишь на уме

Я думаю нам хватит сил, Забыть тех, кто нас забыл.

После дождя, залившего большую часть дорог, сквозь пушистые облака виднелись лучи встречающегося солнца. Будто раскрыв свои объятия, оно осветило дороги, и вода, намочившая обувь, поблескивала своим задорным светом. Наконец, люди потихоньку выходили из своих укрытий, продолжая путь своей цели. И лишь я одна, промокшая до самой нитки, стояла посреди улицы и наблюдала за облаками, развивающимися на ветру. Прохожим приходилось обходить меня, а старушки, шедшие небольшой компанией с пакетами продуктов, вслух твердили свои недовольства по поводу современной молодежи. Я не обращала ни на кого внимания, только звеневший телефон вибрировал в кармане куртки и то, отвечать никому не хотелось. Прилипшие к щеке волосы отцепила и откинула в сторону, но все также продолжала смотреть на кусочки голубого неба, словно пазл складывался между объемными облаками. Придерживая лямки рюкзака, мне все же пришлось оторваться от приятного занятия, остудившего мое горячее тело, и топать в сторону дома. На часах давно перевалила за двенадцать, но перспектива, как можно быстрее оказать у себя в родном гнездышке, угасала с каждой минутой. Остаться посреди спешащих людей и остановить время намного приятней, чем проживать дни, зная, что будешь скучать. Настроение пропало еще в тот момент, когда до меня долетела информация, которая повергла в немалый шок. Для кого-то наоборот новость оказалась несбыточно прекрасной и долгожданной, но только для меня она повергла в неугасаемую грусть и печаль. Проснувшись утром, я с настоявшейся мыслью была готова проявить первый шаг, решимость. Сказать те три заветных слова, которые саднили мои чувства и, наконец, освободиться от угнетающих сожалений, которые длились долгие пять лет. Но по-видимому, мне не суждено открыться и стать свободной от тлеющих чувств. Больно от того, что больше не увидишь, не услышишь смех и недовольства. Не смогу мимолетно взглянуть на профиль и крупную спину, а когда наши взгляды сцепятся в минутную гляделку, больше никогда не смогу смущенно отвернуться и сделать вид, что это всего лишь случайность. Я потеряла свой шанс признаться.  — Эй, Минджи! — окликают меня, что рефлекторно пришлось повернуться на знакомый голос. Не заметив друга, но увидев его ладонь, приобнявшую за плечо, закатываю глаза, понимая, что в скором времени услышу очередное издевательство в свою сторону. — Как ты после неожиданной новости? Вроде жива и здорова. Выглядишь, как ни кстати отлично, — усмехается Чонмин, прекрасно осознавая, как сейчас мне плохо.  — Только тебя мне не хватало, Чхве! И так Сонха не умолкает по этому поводу, а ты в ее клуб насмешек записался, — скидываю его руку со своего плеча и вручаю рюкзак. — На лучше, потаскай. Смотри какие руки у тебя слабенькие. Впрочем, Чонмин на деле не был таким хиленьким, как казался на первый взгляд. Он был выше меня на две головы при моем росте метр шестьдесят два, а тонкая талия, о которой позавидует каждая девушка, была прилично подкачена, но вечная привычка ходить сгорбленным создавало впечатление низкого человека. Часто ходил в спортзал — это его мания — но опять же, из-за длинными волосами, свисавшими к плечам и жирными, казался неухоженным и забитым отличником. А любовь к одной и той же безразмерной вещи, отталкивало девчонок, и вечное нытье о том, что от него вечно все сбегают, была обычным явлением. Сколько бы я раз ему не говорила, чтобы поменял свой стиль и стал более опрятней, он отмахивался и утверждал: «Внешность не так важна, главное быть хорошим человеком!».  — Может пострижем твои кудри? — спрашиваю его я, взглянув на зализанный хвостик, убирающий мешающие прядки на затылке.  — Не в коем случае! — тут же отказывается Чонмин, машинально прикасаясь к макушке, а второй поправляет мой рюкзак, который спадал с плеча.  — Чонмин, ну действительно, это же убого на тебе смотрится! Гораздо лучше будет, если половины длины уберем, а то твое вечное нытье по поводу девушки, меня прилично достало, — убеждала все я, мысленно представляя, как друг станен в сто раз привлекательно. Бледное лицо не будет спрятано за темными кудрями, а припухшие губки, наконец, не будут сминать прядки волос. Черты лица станут более аристократичны и великолепнее: прямой нос не станет больше огромной точкой среди копны густых колтунов, а скрытые щечки захочется потискать. — Чхве, ну пожалуйста, пошли прямо сейчас в парикмахерскую. Ну не могу я больше смотреть на эти жирные волосы!  — Минджи, не проси того, что я не смогу сделать! Вот ты же не сострижешь свои волосы, которые почти что до пояса достают, вот и я не смогу, — аргументировал свою позицию Чхве.  — А что, если я постригусь? — остановилась я и взглянула на Чонмина. — Ты тогда уберешь эту жирную копну? — с надеждой спросила друга.  — Минджи~я, зачем спрашивать, все равно не сделаешь этого, — утверждал он.  — А вот пойду и прямо сейчас это сделаю! — резко возразила я, второпях ища в телефоне ближайшую парикмахерскую. — Вот, буквально четыреста пятьдесят метров от нас. Пошли уже, — потянула парня за рукав, что тот чуть не запутался в своих же ногах. — Аккуратней, идиот. Отправив родителям сообщение с текстом о том, что задержусь, мы вошли в парикмахерскую, спрашивая у администратора о свободном мастере. Светлое помещение в приятных бежевых тонах сразу же произвело впечатление: напротив входа бросался в глаза ресепшен белого цвета с названием салона, подсвечивающегося бирюзовым цветом, и администратор, одетая в строгую форму вежливо нас поприветствовала, расспросив о цели визита. Приятная расстановка мебели и всех необходимых вещей только придавало изюминку помещению, и сразу видно, тут побывала рука дизайнера. Просмотрев расписание мастеров и увидев подходящего для нас кандидата, вышла со стойки и попросила подождать буквально пять или десять минут, на что благодарно поклонились. Усевшись на мягкие бежевые диванчики, стоявшие в близь стойки и живых деревьев, от которых исходил свежий запах листвы, я наблюдала за администратором, который общался со свободным мастером изредка оглядывающего на нас. Чонмин всю дорогу твердил мне, что до последнего не поверит, что я состригу свои волосы, которыми дорожила как чем-то бесценным и дорогим. Но если так подумать, это было действительно так. Еще со времен начальной школы, когда родители подстригли меня под мальчика, одноклассники любили называть меня девчонкой в обличае мальчика, и это не было оскорблением или издевательством надо мной. Я сама даже любила насмехаться над своим видом. Моей компанией всегда была мальчишечья детвора и назвать меня девочкой было трудно. Каждый поход прогулки заканчивался парочкой синяков и разбитых коленок, а кружевные платья заменялись шортами и футболками. И только когда мне исполнилось десять лет, я начала отращивать свои волосы, которые считались дверью к девчачьему образу жизни.  — Ты же из-за него решила внезапно постричься? — тихонько спросил Чонмин.  — Нет, — достаточно громко ответила я, что рабочие повернулись в мою сторону и тут же отвернулись. — Чхве, я хочу, чтобы твоя башка стала, наконец, приличной, а не гнездом.  — Сама-то себе не ври, — будто зная, о моих сокровенных мыслях, отчеканил откровенную вещь. — Боже, Минджи, на этом придурке жизнь же не заканчивается. Ну уехал в Америку, и что в этом такого? Вы, бабы, странные создания.  — А вы, мужчины, придурки, раз не замечаете нас баб! — отчеканила я и отвернулась от Чонмина. Бесит он меня. Как бы мне не хотелось верить, но Чхве был прав. Со средней школы я упивалась безответными чувствами к парню, который до последнего года в школе сидел передо мной с моей подругой. Вместо того, чтобы внимательно слушать учителя, я смотрела в его широкую спину и наблюдала за небольшой разминкой шеи. На переменках выискивала его глазами и когда случайно на него натыкалась, то смущенно делала вид, что ищу свою знакомую, переговариваясь то с Чонмином, увидевшим меня посреди толпы учеников, то с Сонха. Мое сердце при виде его счастливого лица билось в неуловимой чечетки. Я наблюдала только за ним в спортивном зале, видела как устает, но старается выиграть в баскетбол, восхищалась, когда с далекого расстояния закидывал мяч в кольцо. Любила его не только за открытость и искренность, но и за его прямолинейность. Он никогда не зависел от чужого мнения, умел найти свой аргумент на ситуацию. Многим учителям это не нравилось, в особенности, когда тот начинал доказывать свою точку зрения, из-за чего ему часто занижали оценки. И мне нравилась это черта — он никогда бы не соврал мне, или кому-нибудь другому. Все замечания, которые слышала краем уха, я запечатляла в своей памяти и составляла невидимый портрет его предпочтений. Возможно, это не правильно и не вежливо. Ночами его образ мелькал перед глазами заставляя биться в легких конвульсиях, сердце танцевало в ритм мелодии чувств и только разумом я понимала, что это не правильно. Вечер был единственным временем, когда могла помечтать и стать любимой. Вообразить себе его образ, нарисовать в мыслях его портрет, окрасить темные глаза и заметить в них искры. Почувствовать, что не только я одна испытываю эти чувства, разливающиеся красками влюбленности.  — Прошу, проходите, — обратилась к нам девушка-администратор. Мы прошли за ней и я уселась за кресло перед зеркалом достающее до пола. Оно упиралось в стену обложенным обоями в виде кирпича. Рядом с зеркалом на тумбочке были разложены все необходимые вещи мастера, начиная от ножниц и заканчивая различными плойками. Все что было необходимо, присутствовало во владении женщины, которой не дашь больше тридцати. Черный фартук прикрывал приоткрытый худой живот, а светлые волосы, растрепано лежавшие на плечах, были убраны в высокий хвост.  — Что бы вы хотели сделать? — спросила госпожа, ощупывая мои волосы, пока я смотрела сквозь зеркало на свое отражение. Я не выглядела счастливой или возбужденной новым преображением, которое в скором времени должно было произойти. На меня смотрела опечаленная девушка, из которой будно высжали жизнь и чувства, оставив опустошенность. Синяки под глазами и бледный цвет лица только прибавляли болезненный вид, а засохшие губы были несчадно сгрызаны до крови, засыхая корочкой. Не хотелось чтобы-то менять, взглянуть на новую версию себя и просто смириться. Смириться с тем, что все происходит благодаря ему, причине многочисленный слез и горьких ночей.  — Постригите до плеч. Хочу избавиться от этого груза, — еле слышимо произнесла я, одним глазом поглядывая на друга, который читал журнал. — И можете после меня, заняться вон тем парнем?  — Конечно, — мило улыбнулась женщина. — Ему давно бы не помешало привести себя в порядок.  — Точно! Наблюдая за манипуляциями рук и скрежета ножниц, я все же не верила, что решилась состричь волосы. Еще пару взмахов и когда-то длинные локоны падали на пол, сокращая длину в приличные сантиметры. Новая прическа — новая жизнь, новая жизнь — новые взгляды, а значит и я. Пора забыть его и жить своей жизнью, не ждать великого чуда и стремится добиться своих целей.  — Готово, — оповестила женщина, снимая с меня клеенку. Увидев себя в отражение, на меня смотрела совсем иная девушка с короткими волосами, приятно уложенными на один бок и завитыми прядками. Будто от старой Минджи осталась лишь частички воспоминаний. Определенно, я не пожалела, что согласилась на внезапное изменение облика.  — Вау, Минджи, да тебе так больше идет! — услышала я восхищенный голос друга, который подбежал ко мне и стал осматривать со всех сторон.  — Правда? — смущенно спросила я.  — Да не то слово! Ты великолепна, — трогая мои шелковистые волосы, убеждал Чонмин. — Эх, придурок-Джин Ки, ты потерял такую красотку!  — Да хватит тебе, не такая уж и красотка. Тем более, мы с ним даже нормально никогда не общались, — с грустью ответила я.  — Девушка, я могу полностью согласиться с вашим другом, вы, действительно, неотразимы! — поспешила согласиться мастер, собирая мои отстриженные волосы в совок.  — Ну ладно, — как можно быстрее перевела я тему: — Чонмин, пора и тебя привести в порядок.  — Не-не, Хван! Я не дам тебе это сделать, — будто защищая свои волосы, спрятал их в кулак.  — Эй, у нас с тобой был уговор — не будь тряпкой! Насильно усадив Чонмина в кресло, я показала мастеру, что примерно необходимо сотворить с его волосами, пока он не сбежал. Она согласно кивнув, Чхве оказался во власти умелых рук. Постараться забыть человека, который большую часть времени занимал мои мысли, будет тяжело и трудоемко. Воспоминания в любой момент времени могут всплыть лишь из-за одной ассоциации, а сердце начнет разрываться от противоречащих чувств. Будешь понимать, что дотянуться до этого возлюбленного не получится, но и забыть тоже не сможешь. Меня будет съедать одна и та же мысль — я больше не увижу его. Зачем упиваться тревогами, если он забыл тебя? Ты все равно никогда не была в его жизни важным звеном. Просто девушка, у которой просил ластик или ручку с карандашом. Мои никому не нужные старания обратить на себя внимания и короткие моменты детства, когда еще детьми мы чувствовали симпатию, но незнания и страх отдалили нас, сыграли в жестокую судьбу, где первая влюбленность будет только в памяти. Трепетная и холодная безответная любовь, неизвестная с какой стороны она исходила, останется опытом для будущих отношений. И то, в том случае, если удастся двигаться дальше и забыть о том времени, когда этот человек украл твои мысли.