Правда

Ему ужасно не хотелось возиться с этим щенком. У стаи и так было много дел, тем более, скоро должен был состояться фестиваль, на котором соберутся все семьи от всех четырех кланов, а это вам не «выезд на пикник» — все намного серьёзней и опасней. И вместо того, чтобы решать проблемы стаи, делать дела и вообще отдыхать, Осаму вынужден разгребать весь тот бедлам, что натворила эта рыжая шавка. И тот факт, что эта самая «шавка» была предназначена ему судьбой — его ни капли не волновал. Будь у судьбы хоть какие-то представления о вкусе, он бы сейчас нежился в объятиях того же самого Куникиды, у которого и голова на плечах есть и огромный запас опыта за этими самыми плечами. Да даже гребаный психопат Достоевский лучше этого ходящего придурка. У того хоть не возникает желание разнести парочку зданий. Нет, тому нужен сразу конец света и кровавые кадры в придачу. Для Дазая сейчас лучше будет долго ждать этого самого конца света, чем собирать средства на починку бедного сооружения. — Да твою налево! — рычало существо, пытаясь снять с шеи цепь. — Отпусти, гребаный ублюдок! — вопил рыжик что есть мочи. Волосы торчали в разные стороны, голубые глаза горели огнем, а острые и длинные когти царапали старый каменный пол. — Нет, — просто ответил Осаму, устало заваливаясь на кушетку. Он настолько устал от этого всего, что был согласен отдать пост главы кому-нибудь другому, у кого нервы получше и голова еще на месте. — Будь ты проклят! — завопил гаденыш в ответ, а Дазай подумал, что он уже проклят. Кем-то там сверху, раз ему в пару ТАКОЕ досталось. — Меня не волнует наше положение как пары. На выбор судьбы мне побоку. Ты опасен для стаи и для других кланов, и я не выпущу тебя отсюда, пока не увижу, что в тебе появились зачатки разума и ты готов вести себя достойно, — холодно ответил мужчина, вставая со своего места. Рыжик чуть притих, но потом снова начал брыкаться и рычать. — Да знал бы ты «свою» стаю. Одни вруны и прихлебалы. Ты хотя бы в курсе, что твой «обожаемый» Куникида уже как третий месяц счета путает. Специально! Зайди к нему в дом и под кровать взгляни. Небось уже золотишко так нехило собрал. А Ацуши? Только и скулить умеет, да на жалость давить? Ха и еще раз «ха»! Он половину деревни уже обворовал. До тебя только не добрался. Осаму молча слушал заключенного, пытаясь внешне быть невозмутимым и спокойным, хотя в душе у него бушевал настоящий ураган ярости. Нет, не к этому разговору, не к несносной рыжей шавке, а к своей стае. Чуя врать не будет. Ни за что. Может быть кому-то другому, но не Дазаю, потому что своей Паре ты не сможешь соврать. Никак. И никогда. Из подвала Осаму вышел серым как туча и с твердым намерениями разобраться, что и как. Не прошло и часа, как все темные делишки вылезли на поверхность. Чуть ли не половина стаи призналось в своих деяниях. Также раскрылись многие другие черные вещи, связанные не только с воровством Куникиды, но и торговлей людьми, которой руководил Достоевский, а в доме у Ацуши нашли лабораторию, в которой он уже вот более года изготавливал наркоту. Все эти известия были ужасным ударом для Дазая, который почти на протяжении всей своей жизни верил этим людям, любил их и дал клятву заботиться о них. А в итоге вот как все вышло…. Огай Мори очень помог бедному Осаму с решением проблем. Он видел, в каком состоянии находится его ученик и просто не мог остаться в стороне. Тем более, несмотря на все вскрывшиеся новости, клан Дазая все еще был одним из самых сильных в их четверке. Хотя бы выгодному расположению земли, на которой жила стая, и охраняемой ими территории. Спустя неделю, когда все более-менее поутихло и жизнь потихоньку начала возвращаться в прежнее русло, Осаму спустился к Чуе в подвал и дрожащими руками снял с него цепь. А потом, присев рядом на корточки, горько заплакал. Чуя ничего не сказал. Просто сел рядом и крепко обнял свою пару, окутывая того аурой защиты и даря свое тепло маленькому худому замерзшему омеге.