Когда свет маяка гаснет

Рука ноет от прошедшей насквозь пули, и Большой Ник машинально прижимает её к себе. Синяя бандана, перемонтанная вокруг кисти, уже полностью пропиталась кровью, но мужчине на это откровенно насрать. Бывало и хуже. Он и в своих пьяных разборках получал куда более значимые увечья, что говорить о работе. Ник достаёт из кармана сигареты и тут же прикуривает. Никотин разносится по организму, но вместо необходимого облегчения шериф чувствует лишь приступит тошноты. Он сплёвывает на асфальт и снова затягивается. Эта хренова дрянь его когда-нибудь убьёт. И О’Брайен не против, если это случится прямо сейчас. — Слышал, твой человек погиб, — Боб из ФБР возникает из ниоткуда. Впервые за долгие годы Нику не хочется съязвить ему в ответ или сказать очередную пошлую грубость. Он лишь устало кивает, потирая глаза. — Мне жаль. — Спасибо. — Ты как? — Нормально, — врёт окружной шериф и прикрывает веки, отрезав путь слезам. — Ник, бросай уже курить, — непривычно заботливо говорит мужчина, когда бычок копа приземляется возле машины. — Да, да, — бормочет О’Брайен хоть и не понимает смысл его слов. Он переминается в открытом багажнике, в надежде найти удобную позу. Боб оставляет его одного, и Большой Ник тянется за очередной сигаретой. Мысли сами собой возвращаются к мёртвому Бенни, и он не замечает, как тело начинает знобить, словно при запущенной стадии гриппа. Теперь в их банде со значками стало на одного члена меньше. Нужно как-нибудь сообщить об этом жене покойного, и шериф снова жалеет, что не получил сегодня пулю в лоб. Вряд ли бы его Дебби сильно расстроилась. Мужчина достаёт из кармана штанов потрёпанную бумагу. Всего одна подпись внизу — и он разведённый человек, не обременённый семьёй. От осознания, что он лично спустил всё в унитаз начинает мутить, а предательские слёзы всё-таки выбиваются наружу и, стекая по щекам, теряются в густой бороде. А он-то думал, сможет вечно вести себя как ублюдок, бухать вечерами, трахать сук направо и налево, а жена будет ждать его дома, рассказывая детям, как папа их сильно любит, но вынужден много работать. Чёртовы ожидания не оправдались. В который раз.

***

Ник открывает входную дверь и проходит в дом, который кажется ему до ужаса пустым. Вроде всё на местах, но самого главного не хватает. О’Брайен проходит на кухню и открывает холодильник. Взгляд задерживается на бутылке пива, но сейчас засорять мозг этим говном не хочется, и он оставляет выбор на пакете молока. — В этом доме есть стаканы, — сзади слышится мягкий голос. От неожиданности рука дрогнула, и белые капельки разлетаются по коричневой коже его куртки. Испугала. Снова. Но в этот раз даже приятно. — Я их не нашёл. — А ты искал? — Да, то есть нет… Почему ты здесь? — Девочки по тебе соскучились. Ник улыбается , машинально поднимает голову вверх, где находятся детские. — И всё? — И всё, — в их семье умеет врать не только он. Мужчина усмехается. — Послушай, Ник, — повышает голос Дебби. — В последнее время ты вёл себя как скотина! А сейчас хочешь, чтобы я пришла и объяснялась тебе в любви! — её крик смешивается с рыданиями. Она срывается, даёт волю истерике. — Я всегда тебя любила, но с каждым годом ты становился всё хуже и хуже. — Я знаю, детка, знаю, — он прижимает её к себе, а она свирепо колотит его своими маленькими кулачками. — Ты ублюдок, О’Брайен! — Я знаю, родная. Прости меня, ладно? Дебби останавливатся. Она удивлённо смотрит на мужа, который не сводит с неё глаз и со всем соглашается. Блондинка давно не слышала, чтобы извинения Ника звучали так искренне. — Я облажался. Но дай мне ещё один шанс, ладно? Я Люблю тебя и наших дочерей. И это главное. Да? — он обнимает её со всей той нежностью, на которую только способен. — Я люблю тебя, Николас О’Брайен, — сквозь слёзы говорит она, обмякнув в объятиях мужа. Она чувствовует, как его борода нежно щекочет её шею и ей кажется, что прекрасней этого чувства на свете нет.