нежность

Вдох. Выдох. Горячее дыхание опаляло лицо. Акутагава смотрел вглубь глаз Дазай-сана, но никак не мог насмотреться. Сейчас в них было столько любви и нежности, о которых он не смел и мечтать за все то время, что существовал с ним. Он плавился от этого взгляда, или от того жара, что испытывало его нутро? Близость с Дазай-саном… Это действительно происходит. Он может себе позволить обнять своего любимого наставника, невесомо провести пальцами вдоль его ребер. Кожа — словно шелк, самый приятный на ощупь, бесценная ткань. Его руки дрожат, ему страшно прикасаться к такому сокровищу. Но движение тела, чужие руки на спине и бедрах словно бы говорят: «не бойся»… Дазай-сан не хочет менять темп. Медленные, тянучие толчки, движения словно бы их и нет. Резкого, страстного удовольствия нет, но есть что-то другое. Что-то, отчего у Акутагавы в глотке застрял стон отчаяния, слова мольбы и просьбы об убийстве. «Дазай-сан, убей меня, убей, но не мучай, мне так приятно, нет, мне ужасно плохо, я задыхаюсь, но не понимаю, отчего. Мне нужно больше, больше тебя, больше понимания этой реальности, но это лишь все испортит. Я хочу смотреть в твои янтарные глаза вечность, я хочу тонуть в них, ощущать их, падать в эту пьянящую вселенную и подчиняться ее законам». — Дазай-сан… — Да?.. — простонал он в ответ. Его дыхание касалось его губ, опаляло лицо, и Рюноске мог почувствовать запах сигарет, которые он всегда курил. По спине пробежался табун мурашек. Рюноске запрокинул голову и простонал, не в силах вернуться к той мысли, что занимала его разум несколько секунд назад. Рука Дазая коснулась его щеки, его волос и погладила по голове. Он нежно провел языком по приоткрытым губам, неспеша проникая внутрь. Было горячо… Весь Акутагава был горячим. Его разрывало на кусочки от такой убийственной нежности. Сам того не заметил, как слеза уже скатывалась по щеке… Самая страшная и желанная из всех пыток. Дазай-сан умел быть жестоким. Акутагава знает это лучше всех. Ему всегда открывалась только эта сторона его наставника. Изнуряющие тренировки, показательные убийства, тяжелые задания. Мир мафии — мир, где выживает сильнейший. И жестокий. По-другому никак. Но сейчас… Сейчас нет мира мафии. И хоть жестокость Дазай-сана по прежнему никуда не делась, но Акутагаве открылась другая его сторона. Настолько непривычная, что он готов был умереть, просто потому что даже смерть в его понятии была проще, чем то, что происходит сейчас… Утопая в тягучем поцелуе, ощущая вдохи Дазай-сана своим телом и сгорая от удовольствия… Он хотел лишь, чтобы наслаждение перестало причинять такую боль. «Сделай что-нибудь с этим, Дазай-сан» Он хотел умереть, но уже умирал в тех руках, от которых никогда ранее не знал ласки. Время замерло, дыхание сперло, а реальность перестала существовать. Не было громких стонов, но были жадные вдохи и жаркие выдохи. — Дазай-сан… «Дазай-сан»… От того, как Акутагава стонал его имя, сносило голову. Почему-то большее удовольствие приносило именно это, а не жар тела Акутагавы. Он был узким, горячим. Но когда выстанывал его имя, тело прошибало волной ни с чем не сравнимого чувства. Настолько, что и сам не сдерживал свои стоны. Осознание того, что Акутагава в его руках так сходит с ума, приносило моральное удовлетворение. Оно сжимало глотку, сдавливало легкие и приносило наслаждение похлеще, чем сам секс. Лицо раскраснелось, а взгляд помутнился. Воздух уже давно накалился, мучая тело и душу невыносимой духотой, но кого волнует?.. Рюноске, просто смотри на меня и видь только меня. Думай только обо мне, как всегда думал, и пусть каждая клетка твоего тела пропитается мной. Сумасшедшее собственничество. Раньше Дазай этого не замечал, но сейчас, стоило только всем барьерам исчезнуть, он понимает, насколько одержим и зависим. Он зависим от необходимости быть нужным. Акутагава дает ему этого сполна своей жаждой одобрения. Он настолько сильно высоко превозносит самое обычное его слово, что даже и не понимает, как это его меняет. Знал ли он, что так будет? Возможно. Может быть, в том восхищении, что он почувствовал, впервые увидев мальчика в трущобах с невообразимой силой, было что-то еще. Предчувствие того, что это оно. То самое недостающее звено в его бессмысленной жизни, которое хоть как-то ему поможет. С его помощью порванная спасательная цепь из болота под названием «скука» вновь восстановится. А дальше только мучающая своей таинственностью неизвестность.