Запах сигаретного дыма

Не Хуайсан мечтал о своем брате. Это было постыдным, смущающим и самым тайным фактом в его жизни. Сначала юноша понял, что девушки его не устраивают – слишком мягкие, слишком изящные. Он и сам изящный и красивый. Брат говорил, что Хуайсану следовало бы родиться девчонкой, хотя бы так он оправдал бы «нелепые веера и цацки». Минцзюэ всегда говорил об увлечениях младшего грубо и с неприязнью, но никогда не отрицал, что Хуайсану все это шло. Это льстило. Позднее, когда Хуайсан побывал не в одной постели, он понял, что его привлекают исключительно сильные мужчины, с идеальным прессом, каменными мышцами, чтобы при одном только виде накрывало благоговейным страхом, а вожделение и ужас смешивались в особую страсть. У Хуайсана были и такие любовники – разумеется, он знал, что хорош, – но удовлетворить в полной мере его не смогли. В душе чувствовалась пустота, а ощущения от секса казались неполными, как если бы он ел недосоленный суп. Но чего ему не хватало – Хуайсан не знал. Узнал на вечеринке, когда перебравший брат лишь лениво взглянул на то, как младший виснет на Цзян Чэне. Последний настойчиво отказывался от навязчивого общества, а Хуайсану было скучно. Их отношения не продлились и двух месяцев – они не сошлись ни характерами, ни увлечениями, ни жизненными ценностями. Они просто хорошо общались и вместе учились, не более. Цзян Чэн сварливо поприветствовал Не Минцзюэ и впихнул в его медвежьи объятия тонкого, нежного Хуайсана. Юноша и сам был не слишком трезв, а может, просто слишком увлекся в тот вечер, раз не побоялся гнева старшего брата. – Этот брат провел весь вечер в одиночестве, – пожаловался юноша. – Старший брат уделит ему немного внимания? – Хуайсан знал, что хорош, знал, что соблазнителен. От его ухаживаний млели, его внимания просили. Он умел взять желаемое максимально незаметно, максимально ненавязчиво, но он любил чувствовать интерес к себе. Брат интереса к нему никогда не испытывал. Хуайсан щекой прижался к чужой груди. Слышал биение сердца, глубокие размеренные вздохи, терпкий аромат парфюма, след сигаретного дыма и запах алкоголя; чувствовал твердые мышцы, которые определенно точно удивительно приятно перекатывались. Пресс Минцзюэ в самом деле заслуживал высших похвал. Твердый, почти каменный, отчетливо выделяющийся под упругой кожей, пропитанной едва уловимым запахом пота и неясной пряности. Хуайсан скользил рукой вниз по его телу и не мог остановиться, пока не наткнулся на ремень. Видеть со стороны достоинство старшего брата и ощущать его под своей ладонью – разные вещи, и Хуайсан, прижимаясь к телу Минцзюэ, едва дышал. Впрочем, падение с пятого и двадцатого этажа отличают лишь секунды полета, в конце все равно настигнет смерть. И пьянящие душу мгновения полета воодушевляли невероятно. Тонкая кисть плавно легла на пах мужчины, огладила его, привычно определяя размер. У Хуайсана перед глазами поплыло от осознания собственных действий. Он мог позволить себе столь откровенные ласки с любым, но не со своим братом. Склонившийся к его уху Минцзюэ напугал юношу до икоты. Мужчина горячо и шумно выдохнул, влажным жаром опаляя ушко как-то по-особенному, сухими и от того колючими губами спустился ниже. Хуайсан не знал, как реагировать на подобное, однако его тело мгновенно определило, что ему точно нравится. Влажный язык коснулся шеи, а жесткие губы царапнули нежную кожу. Хуайсан мелко дрожал, теряясь в страхе и накатывающем возбуждении. Брат почти не касался его, не прижимал к стене, не трогал – лишь едва касался языком и губами, а Хуайсан готов был растечься по старшему прямо сейчас. Хотелось оказаться у стены, пригвожденным к ней сильным телом брата, хотелось, грубых ласк и резкого секса, чтобы потом все болело, а ноги не держали, чтобы Хуайсан потом винил себя за несдержанность, а душа предательски облизывалась в сытом удовлетворении. Такое помутнение можно себе позволить с кем угодно, даже с Лань Ванцзи, который за подобные проделки мгновенно отправит за решетку, даже с Вэнь Жоханем, который, не хуже Не Минцзюэ, буквально источал ауру жестокости, хладнокровной и коварной. С кем угодно, но не с братом. Хуайсан с легкой дрожью убрал руки от великолепного тела и отстранился сам. – Тебе нужно… – Не Минцзюэ многое нужно, и конкретно сейчас – его младший брат, нежный и сладкий, тонко пахнущий персиком и цветом. Не Минзцюэ грубо хватает мальчишку, вздергивает за подбородок и впивается в его шею жадными укусами. У Хуайсана ноги подкашиваются от такой ярости. Его шею кусают, облизывают, целуют ненасытно, а челюсть слегка звенит от боли. Хуайсан не выдерживает, стонет, хочет больше. Хочет залезть на сильные руки прямо сейчас, хочет брата даже не раздеваясь. В разрез себе хочет влажно, быстро и грубо, чтобы было больно, но от того так горячо и сладко. За стеной раздается резкий звон – наверняка Бася слетела со стены. За стеной возня; кто-то опрокинул саблю хозяина дома и спешно пытается исправить положение, пока Не Минцзюэ не заметил и не прибил этой самой саблей. Не Хуайсан не помнит, как они рванули обратно. Так Не Хуайсан стал ревновать брата к сабле, гостям и сигаретам, которые тот курил с неприятной частотой. Раньше они были очень близки с братом – Минцзюэ нравилось возиться с мелким мальчишкой, Хуайсану нравилось повторять за старшим, нравилось быть с ним, нравилось тепло его рук и внимание. Потом они выросли. Минцзюэ сначала был спортсменом, а после смерти родителей взял на себя семейный бизнес и опекунство над мелким. А Хуайсан увлекся веерами, украшениями, литературой. Они оказались слишком разными, чтобы снова проводить время вместе. У каждого появились свои друзья, свои цели, и хотя Хуайсан скучал по единству с братом, который теперь все чаще на него злился, но старался не придавать их разногласиям значения. Когда брат трахал его уже в шестом сне, Хуайсан решил, что нехватку секса нужно срочно восполнять. Спать с кем попало не хотелось, как и соблазнять кого-то из знакомых. Соблазнять брата было страшно. Хуайсан уже придумал, как будет скромно дуть губки, оправдываться за поздний визит, томно вздыхать и скромно лепетать что-то про кошмары и грозу, но брата в комнате не оказалось. Не оказалось его и в кабинете, и на кухне, и в гостиной его не было, и в ванной – нигде. Все томление и слабость, навеянные сном, испарились мгновенно, и Хуайсан с разбегу запрыгнул на собранную постель. Шелковая ткань покрывала помялась под телом Хуайсана, а тот с раздражением думал, что тот куда-то удрал. Наверняка в баре или на стрельбище, или, может, катается по городу. Юноша вдруг вспомнил, что брат безумно любит ночной город. Вспомнил, что покрывало у брата шелковое и черно-золотое, Хуайсан его сам подбирал; когда-то Минцзюэ ему веер такой же подарил. Веер этот, как величайшее сокровище, лежал в шкатулке на бархате. Юноша доставал его, когда не хватало собранности, когда нужно было принять серьезное решение. Раньше воспоминания о брате беспощадно отрезвляли его, сейчас же в воспоминаниях Минцзюэ слегка душил его и быстро вколачивался в тело. Хуайсан в этом сне захлебывался и невнятно стонал, кончая далеко не первый раз за ночь. Тело одобрительно отозвалось сладостью. Наволочки на подушках у брата тоже шелковые, такие нежные и приятные на ощупь. Минцзюэ редко ночевал в своей комнате, обычно засыпая в чужой постели или, что чаще, на диване в кабинете. Воспоминания о чужой постели бесили Хуайсана. Хотелось немедленно вызвать старшего брата домой, а когда вернется, прижать к стене своим хрупким телом, обнять всего, прижаться так осторожно к совершенному телу, коснуться аккуратно губ, лизнуть на пробу, а потом захватить в плен и соблазнять, любить и ублажать. Собственное тело было совершенно не против. Шелк приятно терся об открытую горячую кожу, а трусы намокли. Конечно, ведь Хуйасан уже с неделю грезит своим старшим братом. Дебильные мечты, которые исполнить практически невозможно, а если и получится, то только на одну ночь с последующим жестоким и неприятным избиением. Впрочем, если бы наказание за совращение выглядело как игривая порка, Хуайсан бы предпочел самостоятельно сознаться. Надо бы подняться к себе, принять душ и лечь спать. Надо бы поставить будильник на шесть, чтобы успеть к первой паре. Надо бы вообще завязывать уже с грезами о брате, но в комнате витает тяжелый, терпкий запах сигарет, какими пахнет от Минцзюэ. Шелк будто сам ласкает его кожу, будто маленькие ладошки нежных девиц. Хуайсан точно знает, что у его брата ладони широкие и жесткие, с грубой кожей и сильной хваткой. От такой на молочной коже останутся следы. А во сне Минцзюэ поставил его на четвереньки, навалился сверху, и его член агрессивно терся о распахнутую дырочку. Юноша взял пальцы в рот. Слюны уже скопилось достаточно много, с таким количеством было бы приятно отсасывать. Так, чтобы член проходил во рту мягко и уверенно, чтобы губы обнимали крепко и скользили до самого основания. Хуайсан вспомнил, как когда-то оглаживал пах старшего брата, молчаливо изумляясь внушительным размерам. Такие больно принимать в себя, но Хуайсан думает, что он определенно бы справился. У него уже член сочится смазкой, а трусы пришлось стащить к коленям, чтобы сжать орган и зажмуриться. Какого черта Минцзюэ где-то пропадает, когда его брат извивается прямо на его кровати, истошно желая страстных ласк. Хуайсан, как в последнем сне, переворачивается на живот, влажной от слюны рукой мажет по копчику. Колени сами собой разъезжаются в стороны. Минцзюэ всегда так несдержан, он наверняка бы ввел пальцы резко и сразу до конца, разрабатывая быстро и больно. Хуайсан беспорядочно двигает рукой, закусывая пальцы. Ему не требуется много времени для подобного – последние ночи не обходились без усиленных самолюбований. Хуайсан красив и привлекателен, он бы постарался, чтобы брат не устоял. А еще Минцзюэ наверняка бы вставил резко. От такого проникновения было бы больно и некомфортно, Хуайсан бы точно не сдержал ни слез, ни стона, полного легкой боли и вожделения. Но длинные пальцы молодого человека не сравнятся с членом желаемого мужчины, и приходится ограничивать даже воображение. Юноша потом себя поругает за развязность и ужасную, пагубную страсть, но сейчас он тычется носом в шелковые подушки, безумно пахнущие его братом, а в его воображении Минцзюэ с нарастающим темпом растягивает его анус, загоняет пальцы как можно глубже, беспощадно давит на простату и трахает, трахает пальцами, быстро и влажно дыша в унисон. Комната пахнет сексом, от шелка тянет терпким одеколоном брата, а с открытого балкона тянет сигаретами, которые старший обыкновенно курит. Не Минцзюэ понятия не имел, зачем раздосадованный братишка вихрем носился по дому, в конце и вовсе зарывшись на его постели. Выкуривать очередную сигарету перед сном стало уже традицией. Дурные сны всегда приходи после дурных дней, но вряд ли он уснет, стоя в дверном проеме балкона, куда встрепанный братишка так и не добежал. Вряд ли сон придет к нему, когда Хуайсан извивается на его постели, поджимает пальчики на ногах, а нежные изящные пальцы скрываются во влажной дырочке. Не Минцзюэ, так и не потушив сигарету, остается смотреть за юношей до самого конца, чтобы после неожиданно севшим голосом спросить, что еще прячет его брат за своими веерами.