***
Мысли уже сводят с ума. Оглушают, беспорядочно роятся в сознании, сжигают заживо. Со всей силы влетают в стену, которую Керем выстраивал годами. За которой когда-то скрыл воспоминания, душившие так сильно, что шансов на спасение не оставалось. Они бы уничтожили его. Они почти сделали это. А теперь она идёт трещинами. И это нужно остановить. То, что творится у него внутри, подобно урагану, сносящему всё на своём пути. Эмоции рвутся наружу, остро требуют выхода. Но Керем держит их на цепи, и они пожирают его так же стихийно и неконтролируемо, как огонь — сухой лес, изнывающий от жары. Несколько часов — и останется только пепел. Керем понимает, что ещё немного — и он окончательно спятит. Но не может остановить это безумие. Не хватает сил. Он словно в один момент потерял контроль над собой. Ненависть к другим постепенно теряет границы, обращаясь в ненависть к самому себе. Перетекает в чувство вины и признание собственной никчёмности. Сознание, кажется, направляет абсолютно все эмоции, мысли и чувства против него. А он путается в них. Теряется полностью. Вдох. Выдох. Керем медленно закрывает глаза, сжимая подрагивающими пальцами волосы. Всё тело бьёт в ознобе, свитер уже давно не греет, и Керем опирается спиной на холодную облезлую стену. В сознании тут же вспыхивает её образ. Чтобы добить окончательно. — Пожалуйста, — шепчет едва различимо, сухими губами. Мысли замирают, эмоции в один миг притупляются, гаснут. Остаются только её глаза, которые, кажется, вобрали в себя все краски ночи. В них больше нет ненависти. Её взгляд согревает. Она одновременно и его палач, и спасение. Керем сползает по стене и, свернувшись на скрипучей кровати, проваливается в темноту пустых сновидений. И, потеряв ход времени, выпадает из неё в одно мгновение от скрежета ключа в замочной скважине и бесцветного голоса: — К тебе пришли. Голова тяжёлая, мысли — безмолвные и тягучие. В глаза словно насыпали песка. Всё тело наполняет ноющая, сдавливающая боль, разрядами скользящая под кожей с каждым новым движением. Губы сухие и потрескавшиеся до крови, её вкус ощущается на языке. Вместо эмоций — всепоглощающая, мрачная пустота. Она определённо лучше того, что происходило несколько часов назад. Керем, привычно держа руки за спиной, переступает порог и поднимает голову. Едва заметно вздрагивает и застывает, сжимая собственное запястье так, что костяшки пальцев хрустят. За столом, рассеянно глядя на собственные ладони, сидит Джемре. В её пугающе тёмных глазах не отражается ни единой эмоции. Черты лица заострённые, под глазами — глубокие тени. Взгляд уставший, но такой мучительный, что Керему безумно хочется сорваться с места, коснуться. Помочь избавиться от разъедающих эмоций, бесследно растворить их, забрать себе. Пусть лучше он сам сдохнет от них, но не она. Керем поддаётся порыву и делает шаг. Резко останавливается, словно натыкаясь на преграду. Одёргивает сам себя. Нельзя. Ему нельзя прикасаться к ней. Она боится его. Собственные мысли режут больно и сильно. Он тяжело сглатывает. Медленно подходит. Ловит себя на том, что чертовски хотел увидеть её. Чтобы она снова пришла. Сюда. К нему. Керем болезненно улыбается. Джемре сидит перед ним такая беззащитная, потерянная, сжатая в комок. Отчаянно пытающаяся скрыть свой страх, справиться с дрожью. Не решающаяся поднять на него глаза. Ему вновь дико хочется дотронуться до подрагивающих пальцев. Унять эту дрожь, прогнать то, что мешает дышать. Показать, что он не сделает больно, не тронет. Никогда не тронул бы. Сжимает кулаки, сдерживая себя. Кривит губы. Физически ощущает боль от воспоминаний, издевательски всплывающих в голове. Она ненавидит его. Он и сам себя ненавидит. Керем не может перестать смотреть на неё. Она завораживает, притягивает к себе. И огромных усилий ему стоит побороть острое желание протянуть к ней руку. Вот только… Она боится его или собственных чувств? Джемре поднимает голову, и Керем тонет в бесконечной темноте её глаз. Не сопротивляясь. Он пропал. Точно пропал. Смотрит, словно прикованный, ощущая странное притяжение, согревающее спокойствие. Электричество, которым будто бы пропитан воздух вокруг. Оно искрит, покалыванием оседает на коже, сбивает дыхание и пульс. — Зачем ты вернулся? — её вопрос заставляет вздрогнуть. Керем хмурится, пытаясь разгадать эмоции в глазах Джемре. Но они поглощены темнотой, затянуты дымкой, надёжно спрятаны. Зачем он вернулся? С той самой ночи он ни разу не задумывался об этом. Не было ни единой мысли, как и тогда, когда он разворачивал машину, бежал в её дом. Это словно было чем-то само собой разумеющимся, логичным. Понятным по умолчанию. Тем, что не требует пояснения. И сейчас этот вопрос кажется до невозможности странным. Непонятным. Диким. — Зачем ты вернулся? — дрогнувшим голосом повторяет Джемре. Между её бровей появляются две глубокие морщинки от напряжения. Зачем он вернулся? Керем изо всех сил пытается понять суть вопроса, найти хоть какой-то ответ, крепко ухватиться за него. Но в голове ни единой мысли. Ему просто необходимо было вернуться. Потому что он не мог иначе. Он должен был вернуться. Просто должен был и всё. Но почему? У всего должна быть причина. И Джемре хотела её знать. Керем сам хотел бы её знать. — Почему ты молчишь? — её голос звучит так болезненно, что у Керема внутри всё сжимается. — Почему ты всё время молчишь? Джемре рвано выдыхает, уже даже не пытаясь справиться с дрожью. В голосе, в пальцах, во всём теле. В её глазах вспыхивает пламя — тёмное, обжигающее, отражающее всё, что творится у неё внутри. Уничтожает, заставляет задыхаться, требует выхода. Джемре на грани. Не в силах справиться с этим сама. — Почему ты не говоришь ничего в ответ? Почему всё время соглашаешься? Неужели ты не жалеешь о том, что сделал?! Каждое слово — отчаяние в чистом виде. И оно бьёт сильнее любого хлыста. — Неужели я была права насчёт тебя? Неужели ты хочешь, чтобы я тебя ненавидела?! Керем в один миг перестаёт дышать. Слова Джемре, эмоции, которыми они пропитаны, выбивают из лёгких весь кислород. Режут по-живому. Сжимают горло, не позволяя пошевелиться. — Ты вернулся, чтобы удостовериться, что убил? Добить? Зачем?! Давай же, ответь мне хоть что-нибудь! Не молчи! Её надрывный крик со звоном разбивается о стены. Эхом отдаётся в сознании, бьёт по вискам. Джемре делает судорожные вдохи, выплёскивая всё, что накопилось. А Керем не может понять, как её слова могут быть в разы мощнее ударов офицеров в комнате допросов. Почему так обжигающе больно, что хочется пустить пулю себе в висок? От того, что ему нечего ответить. Что нет ни единого слова, чтобы переубедить её. Абсолютная беспомощность. Пусть лучше она его ненавидит. Керем опускает глаза, впервые не в силах выдержать её взгляд. Не в силах дать ей того, чего она отчаянно желает — спасения. — Зачем ты вернулся, Керем?! — её голос обрывается, словно ломаясь в один момент. Джемре цепляется за его ладонь, дёргая на себя, вынуждая поднять взгляд. — Переубеди меня, пожалуйста, — едва различимое, словно озвученное случайно. Рвущее на части. Ко всем чертям. Она впервые произносит его имя. Оно срывается с её губ так надрывно, оглушает, ударяет в самую душу. А её прикосновение словно током прошибает. Джемре цепляется за его взгляд, лихорадочно сжимает руку. Заглядывает в глаза, пытаясь найти ответ. С такой искренностью, что душу наизнанку выворачивает. Керем теряется в глазах напротив. Они — то, что не даёт ему пропасть. И именно в них скрывается ответ. И он находит его. — Я вернулся, чтобы ты не умерла, — хриплый голос разрывает тишину. Джемре вздрагивает, перестаёт дышать, её рука соскальзывает от неожиданности. Она смотрит растерянно, но так неподдельно. И Керем понимает, что не в силах больше сопротивляться. Ни ей, ни себе. Бушующее пламя в глазах Джемре в один миг затухает. Теперь там тлеет что-то настолько откровенное, что Керем не выдерживает и порывисто берёт её ладонь в свои. Осторожно сжимает тонкие холодные пальцы, согревая их. Чертовски боится, что она испугается. Оттолкнёт. Но этого не происходит. Джемре даже не вздрагивает. Лишь продолжает пронизывающе смотреть. И её пальцы в один миг перестают дрожать в его ладонях. Так не смотрят на человека, которого ненавидят.Я вернулся, чтобы ты не умерла
22 сентября 2019 г. в 17:29
Пыльный пол. Отрезвляющий холод. Ослепляющая вспышка. Сознание отключается.
Снова она. Смотрит на него своими большими карими глазами, делая частые вдохи. От ужаса, застывшего в них, перекрывает кислород. Растерянно опускает взгляд на нож, отступает назад, поднимает голову. И Керему будто в грудь навылет стреляют: ни пошевелиться, ни вдохнуть.
Он это физически ощущает.
Резко открывает глаза, закашливаясь. Спазм тут же сковывает лёгкие.
Боль от очередного удара пульсирует где-то под рёбрами, распространяется по всему телу, усиливается при попытке сделать вдох. В глазах вновь начинает темнеть. Воздуха не хватает.
Её взгляд прошибает насквозь. В который уже раз?
Электричеством оседает на коже, заставляет прийти в себя, упереться ладонями в холодный пол. Стиснуть зубы и, пересиливая боль, ждать следующего удара.
Кто-то входит в комнату. Тяжёлые шаги бьют по вискам, заставляя поморщиться.
Керем не слышит голосов, слова доносятся глухо, словно издалека. Причиняют боль. В ушах шумит так, что ничего не разобрать.
Свитер грубо сжимают, тянут на себя. Керема ставят на ноги и тащат к выходу.
На кончике языка — металлический привкус крови. Левую бровь саднит: Керем чувствует, как горячая жидкость медленно стекает по виску. Уголок губ печёт нестерпимо. Границы реальности становятся размытыми. Всё затягивает мутной дымкой.
Он переставляет ноги на автомате, спотыкается, то и дело повисая на чужих руках, пытается дышать, игнорируя новые приступы боли. Сознание стремительно ускользает от него.
Снова она. И её невыносимо чёрные глаза.
Они растворяют боль, придают сил. Заставляют делать новые вдохи. Возвращают к реальности.
Царапины и ссадины вспыхивают ощутимым жжением. Ледяная вода обжигает лицо, отрезвляет. Попадает в рот, стекая по губам, вынуждает дёрнуться и закашляться.
Керем сплёвывает жидкость, окрашенную в цвет крови, машинально прикусывает губу, морщится.
— Ну вот мы и встретились вновь, — до дрожи знакомый голос. — А я ставил на то, что ты сдохнешь от ломки.
— Ты, — выдыхает Керем, поднимая глаза на сидящего по ту сторону стола. — Я не наркоман. — губы предательски дёргаются — и он с силой сжимает их.
— Ну конечно, — издевательский тон, от которого зубы сводит. — И не убийца. Но ты же знаешь: мне плевать.
Комиссар ставит пустой стакан на стол, надменно вскидывает бровь, улыбаясь. И в этой улыбке столько яда, что Керем невольно ощущает его горечь во рту.
— Я говорил, что такие, как ты, не выбираются из тюрьмы.
Керем молчит. Смотрит упрямо, тяжело, с вызовом. Не позволяет ненужным воспоминаниям сорваться с цепи. Не сейчас.
— Если честно, я и не думал, что мы встретимся с тобой при таких обстоятельствах, — комиссар склоняет голову набок, смотрит внимательно, цепляясь, забираясь в голову. Так, как только он умеет. — Предполагал, что поймаю тебя во время очередной неудачной попытки сбыть товар, например. Но ты превзошёл все мои ожидания.
Комиссар смеётся — и его смех — холодом по коже. Ледяным, пронизывающим до костей. Хочется скрыться от этого испытывающего взгляда, защититься хоть как-то. Но это невозможно. Он всё равно заберётся под кожу. В самую душу.
И будет умело дёргать за самые тонкие ниточки, подчиняя, вызывая необходимую реакцию. И упиваться собственным превосходством.
Керем уже физически ощущает его цепкий взгляд. И от отвращения передёргивает.
— Залезть в дом к адвокату, который упёк тебя за решётку. Опрометчиво, — комиссар опирается на локти, наклоняясь ближе, выдыхает тихо: — Месть сладка, не правда ли?
Керем стискивает челюсти так, что скулы сводит от глухой боли. Она отвлекает.
— Вот только цена у неё немаленькая.
Комиссар с наслаждением наблюдает за реакцией. Смакует каждую эмоцию, кривит губы. Вызывая непреодолимое желание взять его за грудки и приложить головой об стол. Несколько раз. Чтобы стереть с его лица эту едкую, тошнотворную улыбку. Или хотя бы окрасить её кровью. Чтобы он попробовал, какая она на вкус.
Такая же мерзкая, как и он сам.
Керем с силой сжимает кулаки: костяшки пальцев белеют.
Комиссар довольно хмыкает, встаёт, пересаживается на стол. Расслабленно наклоняется, опираясь на руку.
Керем не поднимает головы. Смотрит на свои подрагивающие ладони. Сосредотачивается на ощущениях, считает учащённые удары сердца, пульсирующие в подушечках пальцев. Чувствует на себе его взгляд. Ему даже в глаза смотреть не надо: прожигает и так.
— Каково оно, всадить нож в дочь своего врага, м?
Его голос царапает, заставляя злость закипать, клокотать внутри.
Комиссар поднимается. Керем не слышит его шагов из-за оглушающего сердцебиения. Главное — держать себя в руках. Не поддаваться.
Хоть это и чертовски сложно.
— Эти ощущения лучше любого наркотика, правда? — раздаётся голос у самого уха.
Керем закрывает глаза, делает глубокий вдох через нос. Медленно, пытаясь совладать с собой. Утихомирить гнев, который жжёт невыносимо.
— Ты не хочешь сдавать своего напарника, прекрасно. По сути, ты его просто подставил, ведь так?
Сдерживаемая злость пробивает тело лихорадочной дрожью, ослепляет, не позволяет разумно мыслить. Керем с шумом выдыхает через стиснутые зубы.
Её образ возникает так не вовремя. Заставляет почувствовать себя паршивей некуда. Усомниться в том, кто в этой комнате более мерзкий.
— Ты ведь сгниёшь в тюрьме, — каждое слово словно нацелено добить. — Скажи, Керем, стоило оно того?
Не стоило. Он заслуживает этого.
Керем молчит, из последних сил подавляя гнев. Он искрит, выжигает, заставляя лишь сильнее стискивать зубы. Комната постепенно теряет очертания: взгляд застилает пелена. Пальцы сводит судорогой от того, насколько сильно сжаты кулаки.
— Послушай сюда, — грубым рывком комиссар хватает Керема за края свитера и тянет на себя, вынуждая резко подняться.
Стул с грохотом падает, и Керем встречается с презрительным взглядом. Ярость в нём смешивается с ненавистью, отдавая нездоровым блеском, который стремительно пробивает пелену.
— У меня нет времени на твоё молчание, — голос на удивление спокойный, а от холода в нём всё тело парализует. — Или ты сдаёшь напарника, или берёшь всю вину на себя и проводишь остатки своей никчёмной жизни там, где тебе самое место.