Ты мне — я тебе

      Что-то пошло не так. Совершенно не так.       Майкл Хэнлон понял это в тот самый момент, когда с потолка по направлению к артефакту индейского племени медленно, величественно и будто бы с некоторой неохотой потянулись светящиеся шары. Так, словно делали призвавшим их величайшее одолжение на свете.       Конечно, Майкл быстро отвел взгляд и зажмурился, как это сделали и остальные Неудачники, но все же успел разглядеть кое-что необычное. Огней было очень много, размерами они походили на светлячков и двигались на удивление синхронно, образуя в своем множестве некое единое бесконечное существо. Ничего общего с тремя сгустками света, которые ранее показало ему видение.       Тут же мелькнула крайне тревожная мысль, отдавшаяся холодком вдоль позвоночника: «А если в тот раз всю картину ритуала нарисовало ему его больное воображение и все на самом деле не так? Или просто прошло слишком много времени, а потому возникли некоторые отличия? Если да — то какие?»       О том, какие это были отличия, Майкл узнал совсем скоро. Нет, он, конечно, предполагал, что Чудь не сработает так, как следовало, пусть в глубине души надеялся, что те индейцы, которых много лет назад убило Оно, просто недостаточно сильно верили. Но когда неведомая сила разметала Неудачников в разные стороны, играючи вышвырнув за пределы круга еще до того, как они оказались в состоянии открыть глаза, Майкл ощутил самый настоящий ужас.       Потому что Оно, судя по всему, даже не соизволило коснуться края артефакта, который, к слову, вылетел из круга вслед за Неудачниками, врезался в ближайшую стену и превратился в нечто бесформенное.       [Если вы хотели рассмешить меня ЭТИМ, поздравляю. У вас почти получилось,] — голос, сочившийся презрением и издевкой, был совершенно другим. Гулким, низким и абсолютно нечеловеческим, он и ни капли не походил на привычный то и дело меняющий тембр голос Пеннивайза. — [Слабый старт, можно сказать, наш чемпион сломал ногу прямо на повороте, так и не пробежав и десятой доли марафона. Печально! Но посмотрим, как вы сумеете выдержать мою подачу. Говорят, удар у меня что надо, так наподдам, что мяч улетит и за стадион „Янкис“. Улетит на хрен и за стадион „Янкис“!]       А еще он возникал прямо внутри головы, Майкл мог бы поклясться, что слышит его совсем не ушами. Он еще успел заметить полное недоумения и потрясения лицо Билла и открывающего рот Ричи, вероятно решившего что-то ответить на этот странный поток слов, как вдруг тьма, до этого клубившаяся внутри круга внезапно обрела форму и метнулась на них.       И вот в этот момент стало, черт побери, совсем не до размышлений. Потому что, когда за тобой гонится огромный, черный, мать его, паук, одна нога которого только раза в полтора, а то и в два толще твоей собственной, можно думать лишь о том, как бы быстрее шевелить задницей.       Паук несся за ними с визгом и мяуканьем, такими громкими и пронзительными, что от них готова была лопнуть голова. Но даже зажав уши руками Майкл ничего не добился — отвратительные звуки снаружи стали тише, но продолжали возникать ровно с той же громкостью внутри черепа.       Забившись в щель между камнями пещеры, Майкл попытался восстановить сбитое дыхание. Одновременно он осторожно выглянул, чтобы оценить обстановку. И понял, что сейчас Неудачников спасали всего две вещи. Во-первых, они бежали врассыпную, и Оно — воспринимать это существо как Пеннивайза сейчас не выходило совершенно — гналось то за одним, то за другим, все время переключаясь между ними.       Словно специально загоняло их как зверье в лесу.       И во-вторых, брюхо Оно сильно выпирало, почти волочась по полу и довольно прилично замедляя Паука. Паучиху, тут же мысленно поправил себя Майкл, потому что это явно была яйцевая камера, причем, судя по всему, срок родов близился.       [Ну куда же вы, куда?] — почти ласково мурлыкал в сознании голос Паучихи. — [А как же обняться? Где ваша вежливость, где ваши манеры? Постойте же, давайте лучше станцуем. Как насчет мятного твиста? Вы любите мятный твист? Джорджи уже научился, а ты сам хочешь, Билли?]       И этого тоже не было в видении. Нет, Оно, конечно, принимало некую физическую форму, но та постоянно менялась и сохраняла гуманоидные черты, одновременно отражая страхи всех участников ритуала. Хотя, может быть, кто-то их них очень сильно боится беременных пауков? Точнее — паучих.       Голос Паучихи то затихал, то снова становился громче. Иногда она замедлялась или спотыкалась, и Майкл вдруг понял, что на самом деле Чудь еще не завершена. Ритуал продолжается — и продолжается прямо сейчас. Неудачники все еще могли победить Оно. И когда Паучиха впервые осеклась, коротко взвыв от боли, надежда переросла в уверенность.       Майкл не совсем понимал, что происходит, так как сам по сути не делал ничего, только прятался, но кто-то их них, быть может Билли, или Бев, или даже Бен делал что-то важное, ключевое, что причиняло Оно боль, ранило и ослабляло.       С какой-то мрачной удовлетворенностью Майкл увидел, что Паучиха теперь движется куда медленнее, иногда слегка пошатывается, а на ее шкуре зияет около десятка довольно глубоких ран, из которых вытекает темная густая кровь вперемешку с чем-то, похожим на гной.       Вот только почему-то она течет совсем не вверх, а растекается по полу, как живая ртуть.       Да только раны может быть и причиняли Паучихе боль, но не были достаточно глубокими и многочисленными, чтобы значительно ослабить. Когда Большой Билл откуда-то внезапно вывалился в буквальном смысле слова, Паучиха метнулась к нему очень даже проворно.       — А ну стой! — только выскочив из своего укрытия, Майкл осознал, что это он сам кричал. — Я тебя не боюсь, тварь! Я тебя не боюсь!       Паучиха резко развернулась к нему и пронзительно зашипела, а потом, позволив приблизиться к себе достаточно близко, попросту вскинула передние лапы и с силой отшвырнула его от себя, снова поворачиваясь к Биллу.       Дальнейшее слилось для Майкла в калейдоскоп отдельных образов — он слишком сильно приложился затылком о камни, чтобы воспринимать все происходящее как единую картину.       Вот Билли пытается уползти от Паучихи. Вот на нее кидаются Бев и Бен, отвлекая от Билла и позволяя тому встать и в свою очередь добраться до самого Майкла. Вот Ричи выбегает наперерез Оно, желая защитить своих друзей, но оказывается цепких паучьих лапах. Вот Эдди, вооруженный убивающей монстров пикой, с яростным криком со всей силы вонзает ее прямо в глаз Паучихи, которая тут же отпускает Ричи и начинает беспорядочно метаться, воя от боли. При этом она с такой силой отталкивает от себя Эдди, что тот летит через все логово и насаживается грудью на острые скалы в его центре.       Ричи что-то отчаянно кричит, вскакивая, и, спотыкаясь, пытается добраться до Эдди. Бев кричит и бежит за ним. И Билл, и Бен. И Майкл словно бы со стороны видит, как и сам следует за ними, что-то вопя.       Потому что именно в этот момент понимает, что черта пересечена, их круг разорван, одного из них вот-вот не станет. Чудь завершилась, и отчего-то не похоже, чтобы Оно проиграло.       Откровенно говоря, все это больше походило на ничью.       Смотреть на Эдди было больно, а на Ричи еще больнее. Майкл ощутил, что в голове его наконец прояснилось, когда он услышал тихие слова бледного как смерть Эдди Каспбрака. И понял, что вера — их последний и единственный шанс.       Мог ли сам Майкл поверить, что Оно жалкое и беспомощное, когда только что один из его лучших друзей был им фактически убит? Он сомневался, но усилием воли заставил сомнения раствориться. Он должен верить — и он будет верить, чего бы ему это ни стоило.       Они, все пятеро, вышли из укрытия, решительно направившись к Паучихе. Та стояла неподвижно, уже успев прийти в себя и собраться с силами, хотя пика до сих пор торчала из того, что когда-то было ее глазом. С отвратительных жвал капала клочьями пена, перемешанная с кровью.       Но умирающим Оно не выглядело, совсем не выглядело. Скорее — дико разозленным.       [Что, детишки, до вас, наконец, дошло, что убегать бесполезно?] — голос Паучихи чуть подрагивал от испытываемой боли, но все равно звучал грозно. — [Наша труппа закончила выступление и теперь пора переходить к овациям, верно?]       — Ты… я тебя не боюсь! — выкрикнул Билл. — Ты просто жалкий клоун.       [Я? Клоун?] — голос Оно стал ниже, более жуткий, более угрожающий. — [Я — Вечность, жалкий человечек! Я — Пожирательница Миров!]       — Нет, ты ничто! — это уже кричал Ричи. — Пустое место, ничтожество!       — Слабая старуха! — Бев смотрела на Паучиху с дикой ненавистью.       — Клоун! Клоун! — теперь они все вместе скандировали это, но Майкл уже видел, уже чувствовал, что ничего не выходит.       [Единственные клоуны тут — это вы сами! Просто жалкие людишки, решившие, что могут сделать то, что им не под силу. Никто не смеет бросать вызов Пожирательнице Миров. Ничто не может сравниться с Вечностью! Я начало и конец. Я — хаос. Я — Мертвые Огни. Вы против меня — ничто!] — голос Оно наполнился такой нерушимой уверенностью в собственной правоте, что Майкл невольно подавился воздухом, умолкнув и шагнув назад. — [Да и верить по заказу вы не умеете. Даже в этом не преуспели, какая досада. Недаром вы зоветесь Неудачниками.]       И в этот самый момент Майкл отчетливо понял, что они все обречены. Все до единого. Потому что это Оно жило по каким-то другим правилам, не совпадающим с теми правилами, о которых знал он сам. Очень похожим, но тем не менее имеющим и существенные, роковые для них всех отличия. А воля и вера в себя Пожирательницы Миров, подкрепленная миллиардами лет существования, явно была крепче их общей воли.       Или все дело было в том, что все они на самом деле не верили по-настоящему? Или верили недостаточно сильно? А может, была иная причина?       Они пытались заставить Оно измениться, стать чем-то более безобидным, но что, если эта форма вовсе не была порождением их разумов, не была отражением их страхов? Можно заставить маску измениться, но нельзя заставить измениться то, что находиться под ней.       — Нет, ты просто клоун! Клоун! — Ричи кинулся вперед, с отчаянием выкрикивая эти слова. Майкл хотел было остановить его, но не смог пошевелиться, ноги просто отказались его слушаться. — Ты ничтожество! Я в это верю!       [Да? Вот как?] — издевка в голосе Пожирательницы Миров была настолько явной, что от нее свело зубы. — [А я верю, что ты просто маленький грязный пидор. Трусливый пидор, спешу заметить! Что, ты еще не рассказал друзьям о своем маленьком секрете? Мне это сделать за тебя?]       Ричи замер, словно получил удар под дых. Он открывал и закрывал рот, будто хотел что-то сказать, но слова никак не могли вылететь из его рта.       [А ты знаешь, что твой вонючий дружок-астматик был гомофобом? Знаешь? Знаешь? Он плюнул бы тебе в спину и пожелал сдохнуть от СПИДа. Пожелал твоему члену отсохнуть прямо в штанах!] — судя по всему Оно больше не злилось так сильно, теперь Оно откровенно веселилось, и от осознания этого Майклу стало тошно.       Пожирательница Миров решила отплатить им той же монетой и получалось у нее куда лучше, чем у них всех вместе взятых. Потому что Ричи явно терял над собой контроль, вцепившись в собственные волосы.       — Это неправда! Он никогда бы так не поступил!       [Может, да — а может и нет. Но ты этого уже никогда не узнаешь, Балабол! Посмотри-ка на своего друга. Он уже никогда никому ничего не скажет!]       И в тот самый момент, когда Ричи, бледный как смерть, резко развернулся в сторону Эдди — да что там говорить, все они невольно повернулись в ту сторону — Паучиха ударила его обеими передними лапами в спину.       Ричи вскрикнул и повалился на пол, упав лицом прямо на один из камней в изобилии разбросанных вокруг. И прежде, чем кто-либо из них успел среагировать и хоть чем-то помочь, Паучиха с силой опустила лапу на голову Ричи, вжимая, вминая ее в этот проклятый камень.       Раздался мерзкий, влажный треск, а потом, не выдержав, череп Ричи буквально развалился на части, выплескивая наружу кровь и кусочки мозга. Майкл ощутил, как к горлу противным комом подкатывает тошнота.       [Один готов, кто следующий? Неудачники снова терпят потери, какая досада. Счет все еще в мою пользу, сосунки!]       — Ты тварь! — Беверли сжала руки в кулаки, из глаз ее текли слезы. — Грязная, мерзкая тварь!       [А ты маленькая шлюшка, которая только и думает, как бы засунуть в себя член побольше. И что же, разве я не права?]       — Заткнись! Это все ложь! — это выкрикнул уже Бен.       «Хватит», — хотел было взмолиться Майкл. — «Она же просто провоцирует вас, разве вы не видите? Прекратите!»       Но он смог только сдавлено захрипеть и отступить назад еще на шаг.       [А ты сам спроси у нее, толстячок! Давай-давай-давай! Ты узнаешь много нового, вот увидишь. Ты еще не успела рассказать ему, малютка Бэви, что заводит тебя больше всего? Не рассказала, как ты любишь, когда о тебе тревожатся?]       — Нет… нет… — Беверли вдруг отступила, но не от Паучихи, а от Бена, глядя на его широко раскрытыми, затравленными глазами.       — Бев, не слушай ее! — Бен сжал кулаки, переводя взгляд то на Беверли, то на Оно.       [«Бев, не слушай ее!»] – тут же передразнила Бена Паучиха. – [Тогда сам послушай меня, Стог. Твоя дорогая подружка по-настоящему возбуждается, только когда ее лупцуют. Причем чем сильнее, тем лучше. Если не сможешь дать ей хорошего тумака, то так и не сумеешь ее удовлетворить, как ни старайся. Ты сможешь, а Бен? Сможешь бить ее и унижать, так, чтобы это было по-настоящему, чтобы она поверила? Иначе она так и не будет с тобой счастлива. Нет-нет, совсем не будет.]       — Хватит! — Бен глянул на сжавшуюся у стены Беверли, и, похоже, что-то такое увидел в ее глазах, что дало ему понять: все, сказанное Оно — правда.       Бен бросился к Паучихе с явным желанием разорвать на части.       — Нет, Бен, стой! — крик Билла, явно растерявшегося, не знающего к кому кинуться первому, эхом отразится от стен.       Но было поздно. Паучиха метнулась навстречу Бену и не успел он даже замахнуться, как жуткие жвала сомкнулись на его горле. Одно движение — и его голова с глухим стуком упала на пол, отделенная от тела.       Беверли пронзительно завизжала, но ее вопль быстро оборвался, потому что Паучиха уже отпустила тело Бена, которое кулем повалилось на землю, обильно поливая ее кровью, взметнулась на дыбы, опершись передними лапами о стену, и в одно движение нанизала Бев на жало, словно маленькое насекомое.       — Нет! — Майкл никогда не слышал, чтобы Билл так отчаянно кричал. — Почему мы не можем ничего сделать, Майкл? Почему все обернулось так?       «Потому что это не наше Оно», — хотел было сказать Майкл, но вместо этого прохрипел:       — Потому что мы не можем противостоять Вечности.       Билл бросил на него какой-то затравленный взгляд, а потом без слов кинулся к Паучихе, которая уже выдернула жало из тела Бев. Он набросился на нее, осыпая паучью морду ударами, и Оно даже позволило ему нанести несколько. А потом просто подмяло Билла под себя, прочно зафиксировав передними лапами.       [Бедный, маленький Билли. Ты так никого и не спас. Совсем никого. Ты слаб и жалок. Беспомощен. Ты мог бы стать моей погибелью. Но вместо этого я стану твоей,] — с этими словами Паучиха впилась в грудь Билла.       Майкл отшатнулся и, наконец, сумел отвернуться от жуткого зрелища, но ему хватило мерзкого хруста ломающихся ребер и последовавшего за ним пронзительного вопля Билла, перешедшего в отвратительное бульканье.       Желудок не выдержал, и Майкла вывернуло прямо на себя. После этого, все, на что хватило его сил — отползать все дальше и дальше от Паучихи, которая только что вырвала и сожрала сердце Большого Билла, после с явным наслаждением оторвала и проглотила еще несколько кусков плоти, а теперь медленно двинулась в его сторону.       [Все еще не боишься меня, Майки? Я все еще недостаточно страшна для тебя? А вот для твоих друзей была очень даже. О, как же они боялись. Так восхитительно. Так вкусно.]       Майкл не смог бы ответить при всем желании, потому что от ужаса не мог вспомнить ни единого слова.       [Ты так хотел узнать кто я и что я такое, малыш Майки?] — вкрадчиво мурлыкала Паучиха, глядя прямо на Майкла единственным зрячим глазом. — [Хочешь узнать, что такое Мертвые Огни? Я покажу тебе. Да, я все-все тебе покажу. Полетели, Майки?]       Майкл замер, упершись спиной в стену. Он буквально чувствовал, как разум его рушится, крошится и исчезает капля за каплей.       [Ну же, Майки, посмотри не меня. Взгляни в глаза Вечности.]       Против собственной воли Майкл поднял голову и посмотрел в единственный глаз Паучихи.       Посмотрел в Мертвые Огни.       Он закричал. Громко, отчаянно, обреченно. И крик его длился вечно.