Спасенный

«Кто-то однажды сказал, что ничего не будет забыто. Что мы все грешники и грехи наши в том, что мы люди. Кто-то сказал, что мы все заслуживаем гореть, а кто-то – что мы прощены. Прощены, но отнюдь не отмыты от грязи. Кто-то верит, что делает лучше весь мир, а кто-то – что мир без него будет лучше. Кто-то сказал, что ничего не будет забыто, что забвение – иллюзия, что ее не прогнать. Чем же кормится грех? Человеческой глупостью.» - Он кормится болью. Он кормится страхом. Он пахнет так сладко, но на вкус он как гниль. Эти слова он не вычитал в книге. Фрэнк знает, как чувствовать тяжесть грехов. Его личный наркотик – смотреть как люди страдают, резать плоть и смотреть как капает кровь. Что случилось с тем милым мальчишкой, каким казался он всем? Лишь казался. Всегда лишь казался хорошим. Но если кто-то спросил бы хоть раз, что мучает Фрэнка, когда он, прижавшись к стене, тихо смотрит куда-то. Фрэнк бы не мучил. Фрэнк бы не мучил… Маленькая комнатка, где-то за пределами обычного мира, была слишком темной, чтобы сказать точно: было ли это логово настоящего убийцы или, может быть, это просто случайный подвал. Но разве это так важно? В конце концов, какая разница, если вас все равно никто не услышит, и никто не спасет. Но даже несмотря на всю безысходность, что буквально давила, эта комната наполнялась истошными стонами кого-то невинного. Его рот был набит, а конечности связаны. Его глаза были опухшими и наполнялись слезами, которые все падали и падали, исчезая на влажной коже. И кто скажет, что вчера он не был таким? Что его жизнь не была на грани? Что его глаза не сверкали испугом? Все это так манило Фрэнка, что он, часто поглядывая в сторону жертвы, боролся с мыслью, что хочет пощады. Хочет пощады для парня, что всю свою жизнь вешал на всех ярлыки. Для парня, что слишком красив, чтобы быть в этом мире. Его жизнь, его смерть, его тело, его душа, его страх – все сейчас было в руках Фрэнка. Он так часто примерял костюм Бога, что не сосчитает всех своих трофеев. Но каждый ему был дорог и по-своему уникален. Это своя метка. Это как подпись, которую он оставляет для себя. Но этот трофей, что жадно хватает воздух, что испуганно осматривает каждый угол, лелея надежду сбежать. Этот трофей он оставил бы целиком. Жаль, что это против правил. Какие правила могут быть у психа? О, он не псих, он дарует спасенье. Фрэнк бросил в сторону книгу, тяжело вздохнув. Он так устал от шума. От шума и от парня, что продолжает выть в надежде, что его услышат. - Сколько можно? Думаешь хоть кто-нибудь тебя услышит? Или может быть хоть один из твоих жалких «друзей» заметит, что тебя вдруг нет рядом, чтобы облить грязью очередного беднягу? – Фрэнк фыркнул, - замолчи, ты утомляешь меня. Он медленно подходит к парню, заставляя того вжаться в стену от ужаса. Ему приходится пожалеть о своем жалком вое, потому что теперь Фрэнк выглядит по-настоящему злым. Он опускается на колени перед парнем и достает из кармана маленький складной ножик, вроде таких, что есть почти у каждого, но никто никогда им не пользуется, поэтому такие ножи всегда очень тупые и в основном пылятся где-то на дне рюкзака. Но нож, который достал Фрэнк однозначно был острым. Никто в этой комнате в этом не сомневался. - Если закричишь – я воткну тебе его в руку. А если закричишь снова, то я буду вести им по твоей коже пока не замолчишь. Ты меня понял? – Фрэнк вопросительно приподнял брови, глядя на испуганного до полусмерти парня. Тот слегка кивнул, стараясь не делать резких движений, ведь лезвие находилось опасно близко к его щеке. Фрэнк дернул за самодельный кляп, сделанный из комка ваты, двух носовых платков и тонкой веревочки. Кляп послушно поддался и вывалился изо рта парня. - Молодец, - он провел ножом, по замершей шее юноши, недостаточно надавливая, чтобы пустить первую кровь. Фрэнк всегда уделял особое внимание первым капелькам. Сделал из этого своеобразную традицию. – Как тебя зовут? – должно быть ничего важного. Простая формальность, которая играла роль для Фрэнка. - Д…Дж… - Смелее. - Джер-рар…д, - его голос не поддавался, его легкие рвались от недостатка воздуха, потому что он так боялся сделать лишний вздох, чтобы не напороться на лезвие. Его темные волосы были влажными от пота, что тек по щекам, мешаясь со слезами. От него исходил солоноватый горячий аромат. Так пахнет его страх. - Хорошо, Джерард, я Фрэнк, - он, аккуратно убрав мокрые волосы с его лба, провел по его щеке. Парень только сильнее вздрогнул и тяжело выдохнул. Эти жесты и прикосновения не были типичными для Фрэнка. Какое-то из целого ряда правил запрещало прикосновения такого рода. И нарушить эти правила означало разрушить все рамки, в которые загонял себя Фрэнк, становясь холодным, черствым и жестоким. Но что-то заставляло забыть его об этом. Впервые забыть о всех тех дурацких правилах и сейчас нежно гладить лицо Джерарда. - Не бойся меня…я не хочу, чтобы ты боялся. Фрэнк не хотел становиться монстром, которым, по сути, стал уже давно. Он действительно не хотел пугать Джерарда. Сейчас Фрэнк хотел, чтобы он чувствовал безопасность, которую тот может предоставить ему…на некоторое время. И это было невозможно. И это злило Фрэнка. - Хватит бояться! Я хочу, чтобы ты перестал бояться меня, черт возьми! Ок кричал, швырял книги о стену, бешено глядел на Джерарда. Затем сожалел, садился рядом снова и накрывал своими ладонями его связанные руки. Потому что не мог видеть его плачущих глаз и от этого злость уходила еще быстрее, чем появлялась. Фрэнк снова легонько провел пальцами по щеке Джерарда. Он чувствовал, как тот даже прекращал дышать. Столько страха в этом парне, которым раньше Фрэнк питался, но сейчас это отравляет его. - Ты должен перестать бояться меня, милый. Ты должен понять, что я не хочу делать тебе больно. Он не хотел. Он должен был. Он должен был расправиться с Джерардом, потому что он его выбрал и теперь не сможет его отпустить. Ведь это точно против правил. - Зачем…т-ты это д-делаешь? – Джерард не осмеливался глянуть на Фрэнка. Ему он казался полным безумия и садизма. Он не видел, как борется Фрэнк. Он не знал, что чувствует Фрэнк. - Потому что должен. Потому что тебе следовало бы быть добрее к людям. «Добрее к людям» - так с пеленок Фрэнка учила его мама. И он упорно продолжал повторять себе это. Он давил в себе жестокость, которая с каждым днем все больше и больше наполняла его. А потом появился Джерард, который, казалось бы, видел во Фрэнке один сплошной изъян. Он гнобил, поливал Фрэнка грязью, цепляясь за каждый его недостаток, который только мог разыскать, хотя, к слову, это было действительно не слишком сложно, ведь Фрэнк заработал репутацию «игрушки для битья» еще до появления Уэя. Но для Фрэнка он стал его самым милым обидчиком, если эти слова можно вообще сочетать. Все менялось и Фрэнк тоже изменился до неузнаваемости со дня их последней встречи. Оба не помнят где это было. Только вот Фрэнку плевать сколько месяцев или лет прошло и за что именно он должен отомстить Джерарду. Повод однозначно есть, а значит время платить по счетам. Он знает об этом хорошеньком парне буквально все, что уже говорить о таком пустяке как имя. Фрэнк затеял игру, в которой они не знакомы, в которой Джерард никогда его не узнает. - Знаешь, ты не должен думать, что я какой-нибудь псих или маньяк. Я только избавляю мир от ублюдков, что травят общество. Джерард постарался освободить свои руки от рук Фрэнка, но тот только сильнее сжал их. - Я не хочу умирать… - это было единственное связное предложение, что слетело с губ Джерарда в тот вечер. Он позволил слезам хлынуть из его глаз с новой силой. Он не пытался справиться с этим. Он просто хотел убежать от этого всего. - Все умирают, Джерард, - Фрэнк просто пожал плечами, безразлично отводя взгляд. Смерть - это единственный конец, но ее тоже нужно заслужить. - Послушай, - Фрэнк подвинулся к парню впритык и взял его лицо в руки, - мы все заслуживаем умереть, кто-то раньше, кто-то позже. И чем раньше ты это поймешь, тем легче будет нам обоим. Джерард снова кривится он страха и рыданий, хотя он даже не заметил, как сумел успокоиться буквально на пару секунд пока был в руках Фрэнка. Но все же он снова плачет. Он никогда не представлял себе смерть, так же как не представлял, что сможет закончить вот так: в какой-то душной и грязной комнате, от рук маньяка, что считает себя благодетелем, убивая людей. Он не готов. Но ведь никто не готов? Фрэнк вздыхает. Он так не хочет видеть Джерарда таким. Ненависть к этому парню каким-то образом граничит с любовью. Он не знает откуда и почему это в нем взялось, но в одну секунду что-то слабеет и Фрэнк забывается, притягивая Джерарда еще ближе к себе и впиваясь своими губами в его. Он целует так настойчиво, что тот прекращает истерику. Фрэнк чувствует, что губы Уэя немного приоткрыты и пользуется этим, поглаживая своим языком язык парня и время от времени сплетая их. Он прижимается губами все сильнее, требуя взаимности, потому что сейчас все, что действительно имеет значение – это удовольствие от его первого искреннего поцелуя. Он получает это. Джерард сдается и тянется навстречу. Он отвечает несмело, но с каждой секундой их поцелуй становится все жарче. Комната наполняется шумным дыханием, звуками касаний желанных губ и тихими всхлипами Джерарда. Но Фрэнк все еще чувствует солоноватый запах страха. Никто не позволяет себе большего. Руки Фрэнка дрожат, и он безумно хочет устроить их на талии Джерарда или обвить ими его шею, или хотя бы погладить его волосы. Но он и так слишком много нарушил. Но разве кто-то в этом виноват? Кто виноват в том, что Фрэнк позволил себе минутную слабость, которая преследовала его полжизни? Почему он не может наконец насладиться моментом по-настоящему? Потому что он знает, что этого не должно было произойти. Фрэнк так долго старался внушить себе, что Джерард лишь очередной подонок, что не заслуживает иметь такое смазливое личико и отличную задницу вместе с таким отвратительным характером и поведением. И ему казалось, что даже начало получаться, что он прекратил представлять, что, возможно, Джи не такой. Но только до тех пор, пока Уэй не представился ему в образе связанной жертвы. Джерард застонал и первым отстранился от губ Фрэнка. Они оба жадно хватали воздух ртами, потому что поцелуй длился непозволительно долго, так что у обоих горело в груди. И кто знает, было ли это он недостатка кислорода или он избытка чувств. А затем Фрэнк снова накрыл губы Джерарда. Но лишь на секунду, чтобы запомнить их вкус подольше. Он попрощался с ним. Он хотел бы продолжать, не останавливаться, ведь ему так нравились эти мягкие губы. Но пришло время взять себя в руки. Он знал, что должен сделать и теперь не имел права на слабость. Фрэнк поднялся с колен и оставил Джерарда одного, скрывшись за дверью на несколько минут. Что насчет Уэя? Он был слишком сбит с толку, чтобы продолжать плакать или думать о том, что будет, когда вернется Фрэнк. Он не мог прекратить думать о поцелуе, ведь его губы все еще ныли от покусываний Фрэнка. Он даже не сразу заметил, что тот уже вернулся и устроился снова рядом, на этот раз немного дальше. Джерард тяжело выдохнул, когда Фрэнк покрутил перед его лицом нож. Это был не тот маленький ножик, которым он угрожал ему в самом начале. Ох, этот был раза в три больше и зловеще блестел, когда попадал под лучи тусклой лампы, которую Уэй так и не смог разглядеть за несколько часов пребывания тут. Но несмотря на всю опасность положения, Джерард только тихо шепчет «прошу». Оно безнадежное. Это отчаяние, что уже поселилось в нем. Фрэнк ухмыляется, он легонько проводит лезвием по щеке юноши, постепенно добавляя давления, пока, наконец, не пускает тоненькую струйку крови. Это не слабость. Я просто должен знать какой его страх и на вкус. Это то, о чем думает Фрэнк, пока слизывает кровь со щеки парня. Ничего необычного. Металлический привкус с тем же соленым потом. Он снова прошел по щеке Джерарда, доходя до шеи и пуская новую струйку, на этот раз больше не пробуя. Уэй кривился, но молчал. Затем Фрэнк повернул его лицо к себе. Он выглядел таким же прекрасным, но все еще слишком испуганным. - Не волнуйся, милый, я просто возьму то, что мне нужно. Фрэнк потянул парня за подбородок, сжав его скулы, чтобы заставить открыть рот. Чтобы двумя глубокими надрезами вырвать его язык. …возможно, это его собственные мысли заглушали вопли Джерарда, а может его кровь заливала его уши и глаза. А кричал ли он вообще? Никто вам не ответит. Теперь трофей в его руке. Он соблюдает правила. Джерард ведет себя тихо. Он так устал от боли и страха. Он видит, как кровь хлещет из его рта, видит собственный язык в руке Фрэнка и чувствует неприятную влагу в своих брюках в районе бедер. И он все еще дышит, хоть так сильно хочет умереть. Джерард не борец, он никогда им не был. Он просто сдался и ждет, пока Фрэнк покончит с ним. Но тот не двигается, он даже не смотрит на Уэя. Он тоже боится. Боится впервые за долгое время и что-то будто тает в нем. И кровь парня, что покрывает его лицо и руки становится невыносимо горячей. Он смотрит на Джи, который едва жив, который еще минуту назад казался ему таким прекрасным, что ничто не могло этому помешать. Впрочем, даже отсутствие языка не делает его хуже. По крайней мере для Фрэнка. - О нет! Прости! Черт, простипростипростипрости, - бессвязно шепчет он и тянется к больше неподвижному Джерарду, чтобы обнять. Он так глупо теряет того, кого искал всю жизнь. Он слишком поздно понял, что не хотел мести. Но это больше не имело значения. Точки расставлены и для Джерарда не существует больше ничего, кроме мук. – Ты все еще такой же прекрасный, ты слышишь меня!? – Фрэнк продолжал обнимать Джи. Перепачканный кровью, напуганный, он давился чувством вины. Тихий стон Джерарда заставил Фрэнка взглянуть на измазанное кровью лицо. Тот смотрел будто сквозь него. Он больше не мог говорить, не мог шевелиться. Только смотреть пустым взглядом. В его глазах больше нет ни слез, ни блеска. Ничего, что могло показать хоть какие-то признаки жизни. Но Фрэнк знал, что Джерард все еще с ним. Все еще с ним лишь потому, что капля жизни еще держала его здесь как бы сильно он не просил ее наконец упасть и разбиться, дав возможность ему забыться. Фрэнк видел это. Он видел все в, казалось бы, пустых глазах. Фрэнк видел, как Джерард хочет избавиться от всего. И он видел, как его Джи безмолвно умолял его «Убей меня».