Чай.

Куромаку не любит уставать. Хоть он и уставший большую часть времени, он ненавидит чувствовать головную боль или боль в теле. Да, он любил свою работу, как любой уважающий себя гражданин, и несомненно восхищался обществом, в котором живет, но он буквально с ног валился каждый раз, приходя домой. Но быть кардиналом — значит быть уставшим. Значит много работать. И данте.... Был тем, кто всегда мог дать отдых. Мог угостить теплым чаем и приятным разговором. Он никогда не прогонял с своего дома, и почти не отказывал — но просто так Куромаку никогда не заявлялся. Не вежливо это было, навязываться, но когда у тебя случайно сломается зонтик, или заболит нога, или, к примеру, ты слишком устал чтобы дойти до своего дома. это ведь другое дело, верно? Вот так и Куромаку думал. И сейчас — снова, если быть честным, он выходит из здания и видит, что начал сыпать снег. Сыпал на нос, заставлял намокнуть очки, и мягко укладывался на землю и деревья. Куро вжимается в пиджак — было холодно и у него болела голова. Он оглядывается и тихо, почти неслышно усмехается, прижав к себе свой чемодан. Всего обойдя пару улиц тот уже стучался в чужую дверь, отряхивая ботинки от снега. И когда дверь отворяется Куромаку, уже, казалось, начинает свою речь о том, что идти домой слишком долго, о великом гостеприимстве данте, и как ему, в общем, неловко. Но Красный только тихо смеется — и тут же кладет руку на плечо серого, отрусив его спину от снега. Куромаку слегка смутился — но в дом все-таки прошел. Стянул пиджак, оставшись в рубашке, и его снова стали обхаживать — мол, куда сесть хочешь, какой чай, сильно ли устал, не хочет ли заночевать. Это, впрочем, не было чем-то странным. Просто. очень. хороший. товарищ. Данте особо разговорчивым не был, но аура его говорила сама за себя. Успокаивающая, с ним хочется обниматься и греться, потому что головная боль вообще уходит. Да и сам Данте тоже теплый и такой нежный всегда, что у Куромаку сил нет сопротивляться, рядом с ним хочется прикрыть глаза и отдохнуть. Куро так же не любит, когда к нему лезут без дела или когда отвлекают от работы, потому что он теряет нить мыслей и после не может вспомнить. Но с Данте было другое дело — он бывает сам придет. Редко, конечно, но сядет так рядом, лишь кивнет в знак приветствия — не отвлекает бесполезными фразами вроде «рад меня видеть» или «как поживаешь?» — он итак прекрасно знает, что поживает Куромаку так же, как и все. Пашет. Они могли сидеть так часами — Трефовый спросит, как поживают братья их, другие клоны, Данте ответит, может, даже, прочтет ему какие-то стихи или рассказы. О, да, это он любил. Увлекался там всякими художниками, писателями, кажется, даже сам что-то писал. А сейчас — когда они сидят в этой... тесной, можно сказать, но такой уютной квартирке в центре города, иногда посматривают в окно — и о, главное, руки согревает теплый чай. Совсем неважно, что говорить. По крайней мере для Куромаку. Потому что голос Данте такой теплый. Мягкий, его приятно слушать. И иногда. совсем иногда трефовый король представляет как Данте говорит кое-что другое. То, что слишком стыдно было бы произнести вслух. Какой позор.. в их-то обществе. … «Иногда» он представляет, как они сидят, все так же рядом, их боки соприкасаются, так же, как и обычно, но философ шепчет " я люблю тебя " и утыкается в чужую макушку, гладит по голове. Постыдно. Но, в общем, Данте тоже позволял себе некоторые наглости. Поцеловать его в щеку, правда, лишь однажды, излишне прикасаться к нему и утыкаться в плечо — куро чувствует это, когда он уже почти заснул. Тепло чувствует. Данте был теплым. Куромаку ненавидел уставать до боли в голове. Но заявляться без причины — неприлично…