***
— Это мне, я так полагаю? — многозначительно «цыкнул» Тсукишима, разглядывая под ногами размазанную по полу кремовую массу, некогда бывшую тортиком. — С днём рождения, — убито прошептал Савамура, стараясь смотреть куда угодно, только не на Тсукишиму. Не смотреть было сложно, ведь именно виновник торжества виновником конфуза и оказался. Ну не ожидал шагнувший за порог Савамура, что к нему навстречу выйдет благоухающий чистотой свежевымытого тела Тсукишима в одних… стрингах. То что неприлично обтягивающие член трусы оказались стрингами, уронивший вместе с тортиком челюсть Савамура понял, как только Тсукишима повернулся к нему спиной и, брезгливо переступив разлетевшиеся кусочки фруктов, направился в комнату. — У меня аллергия на ананасы, Дайчи-сан. — И добивающим ударом язвительное: — Спасибо за подарок. «Куроо бы сюда», — уныло размышлял Савамура, принюхиваясь к манящим ароматам из кухни (ужин?!). Этот придурок ржал бы сейчас как ненормальный, разряжая обстановку и возвращая окружающим хорошее расположение духа. Но чего нет, того нет. Куроо в виде подарка на день рождения Тсукишимы — и развод Савамуре обеспечен: эти двое друг с другом не ладили от слова совсем. Но с чего вдруг Тсукишима обрядился в стринги? Савамура, собирая остатки тортика с пола, внезапно захлебнулся воздухом. Это что же получается? Тсукишима… праздничный вечер… ужин… стринги… Не может быть. Просто не может! Продолжая возиться с полом, Савамура как бы невзначай заглянул в комнату, теряя последние остатки самообладания. Тсукишима, забравшись на кровать, сидел всё в том же виде и что-то листал-смотрел в телефоне, ступнёй вороша сваленные у подушек какие-то коробки-пакеты. Савамура так и замер в позе «раком», уставившись на его ноги и попытавшись понять, что с ними не так. Нет-нет, ноги у Тсукишимы обалденно-потрясные — длинные, точёные, сильные… кхм-кхм… гладкие, без единой волосинки. Эм. Чего?! Побритые ноги Тсукишимы оказались для Савамуры последней каплей. Забросив в угол к холодильнику грязную тряпку, он заторможено прошлёпал босыми пятками по холодному полу в комнату, автоматически разделся, подхватил полотенце и пошёл в душ. На Тсукишиму он не смотрел — чувствовал, ещё немного, и никакие стринги не спасут эту поджарую задницу от распиравшего самые обычные боксеры Савамуры «подарка».***
Но испытания силы воли для Савамуры на этом не закончились. Натянув домашние штаны и футболку, он с видом мирового спокойствия вышел из душа и невозмутимо завалился на кровать, двигаясь ближе к стене и заинтересованно рассматривая непонятным образом скрученную в руках Тсукишимы белую «тряпочку». Тсукишима на манёвр Савамуры внимания не обратил, продолжая пялиться в телефон и одновременно вытягивая ногу, ступнёй «ныряя» в ту самую «тряпочку». Дыхание у Савамуры вновь перехватило, когда длинные пальцы осторожно стали растягивать по ноге плотный белый капрон. Медленно, аккуратно, сверяясь, очевидно, с инструкцией, Тсукишима раскатал чулок и, чуть оттянув резинку, звонко шлёпнул ею посередине бедра. Выпрямив ногу, он придирчиво осмотрел результат, довольно кивнул и полез в неестественно зашуршавшую в тишине комнаты упаковку за вторым чулком. Савамура в жизни своей не видел ничего более сексуального. Заготовленный монолог по поводу ужина и извинений испарился из мыслей мгновенно, как только Тсукишима закончил с чулками и поднялся с кровати, крутясь на месте и разглядывая себя. У Савамуры уже руки потянулись в самом верном, на его взгляд, направлении — к Тсукишиме — когда тот, предупреждающе сверкнув взглядом из-под очков, обломал порыв сердитым «цыканьем» и зарылся в оставшихся нераспечатанными пакетах-коробках. С тяжким вздохом Тсукишима извлёк из большой коробки белый с красной шнуровкой корсет и такой же расцветки коротенькую юбчонку. Нет. Нет-нет-нет! Он же не собирается всё это напялить на себя? О боже! У Савамуры разум отказывался функционировать, пока вызывающе-облегающие шмотки Тсукишима неловко зашнуровывал-застёгивал, тихо матерясь и постоянно обращаясь к телефону за подсказками. Савамура голос подать боялся, хотя карусель вопросов вспышками билась и толкалась на самом кончике языка. Впрочем, не только они: в судорожно придавивший пах кулак толкался твердокаменный стояк, а в ушах оглушающим воплем восхищения билось сердце. Блядь, день рождения сегодня точно у Тсукишимы? Если он видит их примирение таким образом после «косяка» Савамуры, то что же Тсукишима выкинет, если сам провинится? О-о-о… Остановись мгновение! Савамура закрыл глаза и шумно задышал. Зря он это сделал. Стоило отвлечься, как Тсукишима преобразился до неузнаваемости, надев ярко-розовый парик с длинными — до талии — кудряшками и повязав на голове белый с красным крестом чепчик. Костюм медсестры?! Очевидная разгадка мгновенно поразила расшалившиеся инстинкты неизлечимой болезнью — первобытной похотью и кипящей страстью. — Даже не думай, — раздражённо прошипел Тсукишима, усаживаясь на кровать и ставя на колени очередную коробку. Савамура и не думал. Думалка давно уже отказала, а рука, наплевав на ложную скромность хозяина, спокойно надрачивала скрытый штанами член. Но ведь хотелось большего! Ох ты ж… Распахнув глаза — Савамура и не подозревал, что они способны на подобное «расширение» — он заворожённо проследил, как Тсукишима неловкими мазками пытался наложить на веки розовые тени, в конце концов, психуя и размазывая их пальцем. Пальцем же Тсукишима растёр по губам матово сверкавший розовым блеск, а вот возиться с тушью не стал, чисто символически тронув щёточкой кончики ресниц и возвращая на место очки. Закончив с макияжем, Тсукишима скосил глаза на Савамуру, осуждающе фыркнул на безобразие с дрочкой, но возражать не стал, быстро отвернувшись и скрыв полыхнувшие румянцем скулы. Отлично! Савамура довольно сощурился — не его одного плющило от возбуждения. Ещё бы наверняка проверить, что там под юбкой у Тсукишимы в стрингах творится. Сказано — сделано. У Савамуры «крышу» снесло окончательно. Подкатившись к краю кровати, он просунул голову под юбку стоявшего к нему спиной Тсукишимы, прикусил ягодицу и одновременно сжал железобетонный стояк, распиравший увлажнённую от проступившей смазки ткань стрингов. Попался! Ауч. — Ты сейчас остатки торта с пола долизывать отправишься! Ого. Если Тсукишима перешёл на неформальное общение, значит, он нереально сильно психует и нервничает. Нехорошо. Дождавшись, когда последствия от затрещины перестанут звёздочками хороводить перед глазами, Савамура сложил перед грудью руки в молящем жесте и смиренно склонил голову, сквозь ресницы наблюдая, как Тсукишима натянул длинные перчатки с бантиками. Мило. И чего он так скривился? А-а, понятно. Последняя коробка, всеми очертаниями напоминающая обувную, отправилась на пол, оставив содержимое — пару красных туфель на шпильках — в руках Тсукишимы. Савамура титаническим усилием воли попытался сдержать смешок. Сила воли согласилась, что насмешничать не стоит, но тут же сдала назад, как только вмешавшееся воображение подкинуло картину широко расставленных и затянутых в белый капрон ног с лакированными туфлями-шпильками. Пока Савамура мысленно извращался, загибая Тсукишиму в таких позах, что краснели даже красные туфли, тот достал из пакетов на полу бутафорский шприц внушительных размеров и, покачиваясь на шпильках, помахал им в воздухе, привлекая внимание. Поплывшим взглядом Савамура обласкал бело-розовое, выглядевшее немного нелепо, но дико возбуждающе видéние, и облизнулся, вовремя вспомнив, что смазка удачно валяется под кроватью (если Тсукишима, конечно, не убрался, запихнув её в тумбочку). Недоумённо глянув на прилетевший под руки телефон, Савамура проморгался и вопросительно уставился на «медсестричку». С выражением лица «и как меня только жизнь свела с этим идиотом» Тсукишима закатил глаза и демонстративно постучал пальцем по лбу. Савамура подхватил телефон и навёл на Тсукишиму камеру. Тот напрягся и взмахнул руками, чуть не грохнувшись, благодаря неустойчивым каблукам, но тут же поймал равновесие, выгнул бедро, приставил руку со шприцем к боку, кокетливо склонил к плечу голову и вытянул «трубочкой» губы. Савамура ловил кадр за кадром, пытаясь зафиксировать разошедшегося Тсукишиму во всех ракурсах. Но когда он опять полез тому под юбку, фотосессия резко оборвалась, а телефон вернулся к Тсукишиме, который быстро-быстро что-то застрочил, полистал-выбрал фотки и… кому-то их отправил. Савамура угрожающе зарычал, подорвался и затеял нешуточную борьбу с упавшим на кровать Тсукишимой. Отвлёк тренькнувший оповещением собственный телефон, забытый в кармане оставленной в прихожей куртки, и замерший Тсукишима, невольно посмотревший в ту же сторону. Савамура соскочил с поправляющего парик Тсукишимы и метнулся к телефону. С ужасом разглядывая присланные ему Куроо те самые фотки, только подписанные похабными комментариями и набившими оскомину мемами, Савамура уставился на Тсукишиму и нахмурился. Нет, ну… То что он сам регулярно поддавался на провокации Куроо, проигрывая глупые споры и жестоко за это расплачиваясь, ещё понятно-привычно. Но Тсукишима? Тсукишима?! Чёрт. Зато хоть становится ясно, что за цирк сегодня он устроил — проспорил Куроо. Лохматый паршивец знал про их отношения, но тихо завидовать просто физически не мог, постоянно подначивая, как только в очередной раз обламывался с подкатами к Акааши. Очевидно, последний облом особо сильно ударил по самолюбию Куроо, раз он умудрился вывести из равновесия рационального Тсукишиму, подбив на подобное… непотребство. «Спасибо, Куроо, спасибо! Ты настоящий друг». Сменивший вектор психа на подкатывающее к горлу сладкое ощущение грядущей мести, Савамура вернулся к кровати и рыбкой скользнул между расставленных ног Тсукишимы, закидывая их себе на плечи и склоняясь к лицу зардевшейся «медсестрички». — Подыграй. Правильно смекнувший, какую пакость задумал Савамура, Тсукишима подался ему навстречу и поцеловал. Отставив в сторону руку с зажатым в ней телефоном, Савамура защёлкал камерой, стараясь заснять самые пикантные моменты и ракурсы. С трудом вспомнив, чтó он вообще задумал, Савамура отстранился от Тсукишимы и, пока слизывал с губ на вкус приторно-ягодный блеск, выбрал шикарное фото, подписал «завидуй молча», отправил и отключил телефон, довольно отметив, как Тсукишима повторил процедуру со своим. А теперь можно и… — Стоять, — судя по тону, явно не сменил гнев на милость Тсукишима, оттолкнув Савамуру и усевшись на него сверху. — Ты извиняться собираешься? Конечно, собирается. До мелочей продумавший извинения Савамура закивал, светло улыбнулся и полез руками под юбку Тсукишимы, сжимая его ягодицы и придвигая ближе к своему паху. Чёрт. Как же обалденно ощущается затянутый в стринги член. — Хорошо. — Сделав вид, что не понимает намёков, Тсукишима задумчиво похлопал пальцами по своим губам и вновь перевёл взгляд на выжидательно не шевелившегося под ним Савамуру. — С тем, кто виноват, мы разобрались. У кого сегодня день рождения, надеюсь, уточнять не придётся? Отлично, — подвёл итог рассуждениям Тсукишима, кивнул и на полном серьёзе вдруг выдал: — Где мой подарок? Аллергенная половая размазня не в счёт. — А я в качестве подарка не подойду? — отчаянно простонал Савамура, когда Тсукишима плотнее притёрся к его паху и мерно задвигался. — Кей-твою-мать-ну-пожалуйста! — Извинения принимаются. — Очень нехорошая усмешка в исполнении закусившего розовый локон Тсукишимы почему-то леденящим ужасом прошила позвоночник. — Вместе с подарком. Тсукишима сполз с него, небрежным рывком за горловину футболки подсказав, что пора раздеваться, а сам, не обратив внимание на протестующий вопль Савамуры, сбросил туфли, стянул перчатки и зашарил рукой под кроватью. Ага, значит, не прибирался досконально, раз смазка валяется там, куда Савамура зашвырнул её в прошлый — неделю назад! — раз. — На что жалуетесь, больной? — жеманно протянул Тсукишима, стараясь, чтобы голос прозвучал более женственно — жуткая жуть, но развалившийся на кровати голый Савамура благоразумно промолчал, взглядом указав на вздыбленный член и приложив руку ко лбу, намекая на полуобморочное состояние «пациента». — Визуальный осмотр и пальпация, — продолжил «журчать» неестественным голосом Тсукишима, вогнав член Савамуры в кулак и задвигав рукой, внимательно наблюдая за мелькавшей между пальцами головкой, — не позволяют определить степень поражения повреждённого органа. — Он развернулся задом к Савамуре и перекинул через его голову ногу, нависая пахом над лицом. — Придётся провести более тщательный анализ. Некая развязность в постели со стороны холодного и скованного на людях Тсукишимы не удивила Савамуру, привыкшего к странным закидонам партнёра уже после месяца совместных «кувырканий». А вот к его ласковому языку и горячему рту Савамура, казалось, никогда не привыкнет. Он напрягся и шумно задышал, вжимая пальцы в ягодицы Тсукишимы и ртом накрывая гладкую ткань стрингов, надавливая губами и всасывая. Из-под кружев юбки он не видел Тсукишиму, но чувствительный прикус зубами основания члена прямым текстом приказал действовать, а не дурью маяться. Оттянув ткань, Савамура вылизал освободившиеся из тисков стрингов яйца и, помогая себе рукой, вобрал влажный член в рот, активно начиная посасывать и постанывать от зашкалившего наслаждения: Тсукишима так увлёкся процессом, что сдерживать желание не кончить раньше времени становилось невозможным, особенно, когда… вот как сейчас… глубоко… тягуче медленно… раз за разом… м-м-м. Савамура дрогнул всем телом и застонал прямо с членом во рту, изливаясь в оргазме в другой, согласно приоткрытый рот. Ка-а-айф! Ещё бы Тсукишиме понятие сострадания и солидарности привить, а то ведь даже передохнуть не даёт, изверг. Не готов пока Савамура активно продолжать, ему хотелось немного понежиться в истоме, лениво дразня возбуждённого Тсукишиму. Но, как показало время, быть послушным активом Савамуре сегодня и не предлагалось. Эх. Если бы он только сразу заподозрил подвох в той тсукишимовской ухмылочке, может, и не порекомендовал бы себя в качестве именинно-извинительного подарка. Из одуряющего вакуума Савамуру выдернуло отсутствие бёдер Тсукишимы над головой и присутствие между неизвестно когда раздвинутых ягодиц скользких от смазки пальцев. Инстинктивно попытавшись избежать проникновения, Савамура задёргался, шокировано встретившись с пронзительным взглядом Тсукишимы. — Жалобы на странные ощущения? Чувство дискомфорта? — Не дождавшись от хватавшего ртом, словно рыба, воздух Савамуры внятных «жалоб», Тсукишима улыбнулся и вогнал в сопротивляющийся сжатием анус сразу два пальца. — Ш-ш-ш, Дайчи, — проникновенно зашептал он, наклоняясь к Савамуре и зацеловывая любые протесты. — Мой подарок и твои извинения. Савамура зажмурился, сосчитал до пяти и открыл глаза, но ни розовые локоны и затянутый в корсет Тсукишима, ни его длинные и сильные пальцы в заднице никуда не исчезли. А по телу неожиданно разлилось тепло, скапливаясь водоворотом в паху. Внутренне переживая дикий конфликт интересов, Савамура не мог отрицать очевидного — ему… нравилось. Кошмар! — Реанимация пациента успешна, — игриво протянул Тсукишима, довольным взглядом облизывая дрогнувший от прилившей крови член Савамуры. — Рекомендуется повысить дозу адреналина. — Третий палец присоединился к растяжке, безжалостно раздвигая мышцы и вырывая из груди Савамуры невольный стон. Так вот что чувствует Тсукишима всякий раз, когда они занимаются сексом! Но почему он никогда не говорил, что это, пусть и немного, но больно? Почему каждый раз согласно принимал его пальцы, член, бешеный долбёж в задницу? Почему… вау! Савамура вздрогнул и смял в кулаки простынь, резко выдыхая и подаваясь бёдрами навстречу, с ума сходя от осознания того, что он сам — сам! — насаживался на пальцы. Это… приятно и… ещё раз так сделай. Словно услышав безмолвную просьбу, Тсукишима осторожно надавил на простату и нежно помассировал посылавшую импульсы острого удовольствия точку. А-а-а, чёрт с ним, с Тсукишимой, пусть делает что хочет. В следующий раз Савамура непременно возьмёт реванш и заставит его весь день проходить в потрясных чулках и — в обязательном порядке! — на каблуках. А потом так оттрахает, что эта «медсестричка» не то что стоять, сидеть неделю не сможет. «С днём рождения, твою мать!» — мысленно завопил Савамура, когда в сфинктер ткнулась головка показавшегося раскалённым члена, и вернулась ноющая боль от распирающего задницу вторжения. Не выдержав долгого напряжения, Савамура наконец расслабился и вопросительно посмотрел на утиравшего мелкую испарину со лба Тсукишиму. До чего же странно на нём смотрится этот парик с чепчиком (остальные элементы костюма почему-то в понятие «странное» у Савамуры не вязались), и так непривычно видеть его сосредоточенным в постели. Тоже нервничает? Да ладно! Савамура ведь уже на всё согласился, чего медлить? Он осторожно сжал Тсукишиму ногами, не преминув поворошить коленями кружева юбки, и скривил губы в подобии подбадривающей улыбки. Тсукишима вспыхнул глазами, сорвался дыханием и медленно вытащил член из огнём пульсирующей задницы, тут же втыкаясь обратно и надавливая. Пара пробных толчков, и вот уже в глазах Тсукишимы, к которому вернулось игривое настроение, заплясали бесенята. — Инородное тело из вашего организма мы сейчас извлечём. — Савамура прекрасно ощутил, как внутри него задвигался член. — Но практика показывает, что если в ближайшее время тело не поместить обратно… — Очередной толчок. — …нарушатся естественные процессы, стимулирующие… — Кей, заткнись! — не выдержал Савамура, готовый прибить уже не только Тсукишиму-язву, но и весь медперсонал ближайшей токийской больницы — плевать, что не логично! Потому что кайфово. Савамура, больше не сдерживаясь, откровенно-громко застонал, зачастив жёсткой дрочкой по изнывающему в жажде прикосновений члену. Нет, это сюр какой-то — трахающий его в образе медсестры бело-красно-розовый Тсукишима. Но-до-чего-же-классно-офигенно-не-смей-останавливаться. Задравший юбку Тсукишима останавливаться и не думал, во всю силу лёгких «извиняя» Савамуру по полной программе шикарными стонами, не забывая короткими и мощными толчками втрахивать «подарок» в сбившиеся простыни. Чёрт-чёрт-чёрт. Этот образ… Тсукишима… розовые кудряшки и по-блядски припухшие с остатками блеска губы… «Куроо, падла, я тебя урою! Ты у меня всю оставшуюся жизнь при слове „медсестра“ заикаться будешь!» О-о-о, да-а-а… Хрипло выдыхая терзающий пересохшую глотку воздух, Савамура откинулся на подушки, сотрясаясь в последних спазмах оргазма и явственно ощущая, как членом по его промежности размазывает стягивающую кожу сперму Тсукишима, тихо постанывая от удовольствия. — Чтоб я… ещё хоть раз… позволил тебе… — чуть ли не прорычал Савамура, внезапно заливаясь краской смущения и накрывая подушкой лицо. — К сожалению, день рождения только раз в году, — проворчал Тсукишима, стянув с головы парик и обессиленно рухнув на Савамуру. — А других «косяков» с твоей стороны больше не замечено.***
Утро назойливым солнцем резануло по глазам. Матерясь и охая, Савамура сполз с кровати, старательно пытаясь не тревожить спящего Тсукишиму. Твою мать! Что там Тсукишима сделал с его задницей? Взорвал сверхновую, что ли, или наждачкой прошёлся?! Ауч. Продолжая материться, Савамура заполз в душ и надолго завис под принёсшими облегчение струями. Боль постепенно сходила на нет, лишь ноющей поясницей напоминая о том, что вчерашнее безумие — не сон. …Пошагово планируя месть как для Куроо, так и для Тсукишимы, Савамура тихо суетился на кухне, готовя нехитрый завтрак и чай-кофе. Планы мести попеременно перебивались планами обзавестись подарками на все случаи жизни: заранее и в подобающих количествах. Хорошо хоть день рождения только раз в году, да и с его стороны «больше никаких „косяков“» не обнаруживалось. Отдёрнув от сковороды руку, куда попала случайная капелька брызнувшего раскалёнными угольками масла, Савамура чуть не поседел, краем глаза заметив, как сбитая локтем любимая кружка Тсукишимы устремилась на встречу с полом. Ужом извернувшись, зашибив краем стола голову и табуретом — колено, Савамура облегчённо выдохнул, посреди нечаянного полёта предотвратив катастрофу. Нет уж. Разбитой неделю назад обожаемой Тсукишимой статуэтки трицератопса ему за глаза хватило! И за задницу — тоже. — Что тут происхо-о-одит? — зевнул возникший из ниоткуда Тсукишима, заставив Савамуру вздрогнуть, дёрнуться и с воплем ужаса похоронить мечты об отсутствии «косяков». Полусонно моргнув, Тсукишима равнодушно посмотрел сначала на осколки, потом на Савамуру и, демонстративно поцокав языком, лениво протянул: — Как будете извиняться, уже придумали, Дайчи-сан?