Под звездами азкабанскими

Луна смотрела с черного неба как глаз василиска, набившего пузо звездными мышами и наполовину заснувшего после сытного ужина. В черных волнах глаз дробился на десяток зыбких желтых бликов. Из других светильников на несколько миль вокруг был только маяк Азкабана, пронзающий тьму белой иглой, как суровая швея, выискивающая возможность приметать нарушителя к мрачному полотну ночи. Люциус передернул плечами под теплой мантией. Сейчас он должен был читать газету и сдержанно критиковать правительство, как полагалось любому достойному джентльмену после хорошего ужина и крепкой сигары. Вместо этого под ногами качалась хлипкая палуба, а ночной холод трогал сырыми липкими пальцами нос и шею. Другой на месте Люциуса задумался бы над причинами, по которым раз за разом оказывается не там, где хочется, но его ум никогда не имел стратегической направленности. Люциус был тактиком. — Немного левее, — сказал он, полагаясь в основном на интуицию — память милостиво не хранила воспоминаний о былом побеге. Все они были разлиты по флаконам и спрятаны в одном из домашних сейфов. — Теперь правее. Так… Так… Стоп! Поттер тут же заглушил мотор. Они заранее договорились, что в море командует Люциус. Это оказалось несложно. С Поттером вообще было несложно. Люциус не мог понять, почему Снейп, Риддл и остальные затруднялись найти к нему подход. Всего-то и надо — пообещать устроить побег крестного. Где-то здесь, в черноте моря, начиналась зона действия азкабанских чар. С маггловским мотором туда нечего было и соваться, отказал бы сразу. Колдовать тоже не рекомендовалось — тюремная система наблюдения фиксировала любой более-менее крупный выплеск магии. Оставалось только одно. — Помоги накачать, — бросил Люциус, раскатывая на мгновенно сжавшейся в размерах палубе моторного катера надувную лодку. Лодка, приобретенная в маггловском магазине спорттоваров, имела красивый темно-зеленый цвет, но в темноте ночи казалась просто черной. Люциус мимоходом огорчился. После войны он стал ценить любой клочок красоты гораздо сильнее прежнего. Тем более, когда этот клочок приобретался за его кровные галлеоны. Фунты. Магглы пользовались фунтами. Вдвоем они справились за несколько минут, после чего торжественно спустили лодку на воду — уронили за борт и стали всматриваться, пытаясь понять, не перевернулась ли та вверх дном. — Говорил, бери желтую, — сказал невидимый в ночи Поттер. — Не нравится — перекрашивай. Перекрашивать Поттер не рискнул. Люциус усмехнулся и стал спускаться по узкой лесенке в дышащую холодом черноту, словно в пасть бесконечно огромной змеи — родственницы небесного василиска. Возможно, в этот момент по позвоночнику должен был пробежаться мороз, но Люциус чувствовал только напряжение в мышцах, не привыкших к подобному способу передвижения. Лодка упала как надо. Люциус залез в нее и отвязал трос. — Не забудь о сигнале, — напомнил он. — Три зеленых свистка, — подтвердила ночь. — Можешь заменить на желтые, — небрежно заметил Люциус и взялся за весла. — Твой курс — на Азкабан, — не задумавшись, парировал Поттер, и вот теперь мороз все-таки устроил на спине Люциуса короткий забег. Тактика тактикой, а содействие побегу заключенного стратегически не исключало нового, более длительного срока. Если бы кто-то со стороны оказался посвящен в детали этого сомнительного предприятия, то непременно спросил бы, зачем оно нужно. К счастью, о деле знали лишь трое, и никто из них вопросов не задавал. Включая самого Люциуса. Это не могло не радовать, потому что Люциус не сумел бы четко сформулировать ответ. Он помогает национальному герою? Спасает кузена жены? Подкладывает свинью действующей власти? Да, да и да. Но все это были не ответы, а отговорки. Без сомнения, убедительные — другими Люциус не пользовался, — но пасующие перед проверкой Веритасерумом. Люциус посмотрел в глаз василиска, отрегулировал весла по длине и принялся грести, ориентируясь на белый маяк Азкабана. Где-то на берегу, слившись с ночью, как чернила с чернилами, ждал пес. — Есть дело, — сказал Поттер. Напряжение в его голосе выглядело как толстая стальная нить. Люциус поднял бровь. Испытанный прием выгадывал время, скрывал нервозность и тревогу, позволял не наговорить глупостей — по крайней мере, поначалу, — словом, был хорош со всех сторон и работал даже со Снейпом, а уж с Поттером — и подавно. — Дело есть, — повторил тот. Нить загудела от натяжения. — Мне надо Сириуса из Азкабана вытащить. — Вытаскивай, — не стал спорить Люциус. Позднее, пересматривая воспоминание о разговоре, он высоко оценивал проявленные им тогда сдержанность и хладнокровие. Маггловские психологи утверждали, что хвалить себя необходимо. Люциус их мнение абсолютно не уважал, но книжки порой почитывал. — Я один не справлюсь. — Да неужели? — напоказ изумился Люциус. — Ты — и не справишься? Ты же Гарри Поттер. Не стыдно? — Нисколько, — пожал плечами Поттер. К сожалению, он утратил подростковую обидчивость и перестал вестись на «слабо». Люциус собирался поискать другие безотказные методы воздействия, но все как-то не случалось крайней необходимости. — Обратись к Драко, — посоветовал он прежде, чем понял бесконечную уязвимость этого аргумента. Поттер не упустил момент. — Хорошо, — согласился он. — Дело и впрямь рискованное, можно самому в камере оказаться. А там сыро, невкусно, дементоры за углом целуются. Пусть лучше Драко отсидит, он молодой, его не так жалко, он… — И как ты собираешься спасать своего… Блэка? — перебил Люциус. Маггловские психологи уверяли, что на такие провокации вестись не стоит и что каждый делает свой выбор самостоятельно. Но Люциус не мог позволить Драко выбирать. Тот, конечно, выбрал бы Поттера с его сомнительными планами. Он всегда выбирал Поттера, и Люциус уже научился принимать это как данность. Ничего хорошего, но деться некуда. Не то чтобы ему не хотелось сплавить Поттера в Азкабан… Может, и правда, позволить обоим оказаться за решеткой, а потом по-тихому добиться для Драко досрочного освобождения? Заманчиво, но слишком ненадежно. Учитывая личность соучастника, Драко может оказаться козлом отпущения. Да и… Люциус все-таки помнил, каково было в камере, несмотря на тщательно вычищенную память. Кожей помнил, нервами. Драко такие воспоминания ни к чему. Он окинул Поттера взглядом. Рискнет тот втянуть Драко в случае отказа? Люциус хотел бы обладать уверенностью, что нет… Хотел — но не мог. — Да все просто! — воскликнул Поттер. Его воодушевление, как ничто другое, давало понять, что Люциус влип. Но вместо ожидаемой злости и желания немедленно ответить ударом на удар он испытал давно забытое ощущение, которое даже не сразу узнал. Это был азарт игры по-крупному. Конечно, Люциус тут же попытался убедить себя, что дело в возможности одновременно помочь Драко и повесить серьезный моральный долг сразу на двух идейных противников. Но, знакомясь с планом Поттера — который заслуживал называться планом не больше, чем случайный набор слов в репертуаре циркового попугая, — он чувствовал щекочущий шепот азарта в затылке, недвусмысленно намекавший, что пора бы проветриться. Азкабанское море для проветривания предоставляло все возможности. Было холодно, сыро, промозгло, несмотря на теплые, тоже маггловские, куртку и штаны. Согревающие чары, разумеется, исключались. Люциус поежился. Не то чтобы одежда магглов была плоха — по здравому размышлению стоило признать, что в ней уютно и удобно, — но Люциус привык к чарам и без них чувствовал себя как улитка без раковины. Он стукнул кулаком по борту лодки, вымещая досаду. Лодка тут же отозвалась вибрацией по всему корпусу, и Люциус вцепился в весло. Можно было вцепиться в волшебную палочку, но толку от этого вышло бы ничуть не больше. С каждым гребком, приближаясь к самой пугающей твердыне английского магического мира, Люциус пытался найти ответ на вопрос, почему он опять здесь. Не «здесь» — вблизи Азкабана, а «здесь» — в ситуации, в которую он попадать не хотел, не стремился и не старался. Вышло ровнехонько как с Темным лордом — он вступил в игру, а оказался в секте. Хотелось надеяться, что Поттер не организует своих «Свидетелей святого Гарри», мозгов не хватит. Хотя Риддла он обыграл, как ни крути. Дважды. Люциус даже весла опустил. Кажется, он только что нашел одну из причин, по которой изображал поплавок в черной как смерть ночи. Он хотел тоже хоть раз выиграть. Неважно у кого, неважно, на чьей стороне, — только бы стать победителем. Ставка на Риддла оказалась пустым делом, пришлось срочно менять приоритеты и выбирать другого чемпиона. В конце концов, хоть одна темная лошадка должна сорвать куш? А уж примазаться Люциус сумеет. Греблось на удивление легко — сказывалась давняя практика лодочных прогулок вверх по течению Темзы, — но каждый раз, когда Люциус оглядывался, пытаясь в кромешной тьме определить, сколько еще до берега, он не видел ничего. Один только маяк бил по глазам и, казалось, не приблизился ни на дюйм. «Хорошо Поттеру на катере», — подумал он без особой, впрочем, злости. Злость, как и прочие сильные чувства, представлялась сейчас слишком большой роскошью. Чтобы не думать о дементорах и овсянке, Люциус продолжил сам с собой вечер воспоминаний о Великом плане Поттера. Грести это не мешало. — Да все просто, — воскликнул Поттер. — Мы купим моторную лодку… — Мы? — сухо уточнил Люциус. — Хорошо, я куплю, — нетерпеливо махнул рукой тот. Насколько было проще, когда Поттер считал себя нищим сиротой… — Разумеется, это сделаю я, — непререкаемым тоном перебил Люциус. Не мог же он позволить какому-то там… ну хорошо, победителю Волдеморта выглядеть более щедрым и равнодушным к тратам, чем один из Малфоев. — Если ты настаиваешь… — Настаиваю, — вновь перебил Люциус. Подозрительный огонек, мелькнувший в глазах Поттера, он предпочел не заметить. Этот огонек обычно означал — «как же легко им управлять». Люциус всегда игнорировал такие вещи. Нарцисса говорила, что такая тактика не может работать вечно. Лет через семьдесят Люциус намеревался наглядно доказать, что вполне себе может. — Я покупаю лодку, а что делаешь ты? — взял он руководство операцией в свои надежные руки. Поттер улыбнулся. — Ты покупаешь две лодки. Собственно, после этих слов и особенно ухмылки Люциус и указал Поттеру на дверь. Только Поттеры ему в его доме еще не ухмылялись. Он снова оглянулся через плечо. Маяк как будто стал немного ближе, и в черноте обозначилась полоска еще более черная — берег. Интересно, обнаружится ли там третий оттенок черноты — драный сероглазый пес? Люциусу однажды довелось увидеть анимагический облик Блэка, и с тех пор он не переставал поражаться тем, кто не замечал в этом псе ничего подозрительного. Можно подумать, у нормальных собак встречается такой цвет глаз и такое их выражение. От Блэка-пса за милю тянуло Блэком-человеком. В ответ же к нему притягивало неприятности. Люциус даже намеревался обдумать этот феномен на досуге. Блэк отсидел двенадцать лет за чужое преступление; Блэк провалился в Арку смерти, куда не проваливался никто за последние несколько десятилетий. Даже когда Блэк пытался все придумать и сделать как лучше — взять хоть ту историю с Хранителем тайны Поттеров, — выходило как всегда. И то, что он сейчас снова сидел в Азкабане, в то время как Люциус, со своей побледневшей Меткой, устраивал приемы в мэноре, служило ярким примером тотального невезения. Надо не забыть посоветовать Блэку тщательно провериться на сглазы и проклятия. Конечно, когда тот уже покинет Англию. А для этого нужно… Люциус снова посмотрел в сторону берега. Кажется, осталось немного. Он и опасался, и надеялся, что пса там не окажется, и можно будет спокойно вернуться домой, не отяготив биографию еще одним сомнительным в глазах Визенгамота деянием. Но все-таки будет обидно, столько придумав и сделав, не добиться никакого результата. Снова. Блэка повторно запихнули в Азкабан по той простой причине, что с него так и не сняли официально прежние обвинения. Конечно, Поттер приложил все усилия, чтобы подтолкнуть бюрократическую машину, но он был молод, горяч и действовал ровно наоборот тому, как стоило поступить. Он требовал и настаивал во всех кабинетах, тогда как следовало нежно, с помощью лести и кошелька, нажимать на отдельные пружинки. И даже тогда результат не был гарантирован. Государственные механизмы представляли собой сложную паутину, нередко опутывавшую даже саму себя. Старые и новые законы противоречили друг другу, параграфы спорили, подпункты гласили прямо противоположное. Вот если бы они пришли к власти, Люциус навел бы в системе идеальный порядок. Конечно, с помощью надежных исполнителей, так же, как выбранный им ландшафт парка поддерживался силами эльфов-садовников. Да, мир мог бы быть разумным и логичным, но из-за таких, как Поттер и Блэк… Кстати, где там этот Блэк? По сузившемуся зрачку маяка было видно, что берег уже недалеко, и именно в этот момент Люциуса охватили сомнения. Катер, лодка, Поттер — все это было материально, но вот способ связи, которым Блэку сообщили о времени и условиях побега, сейчас показался действенным не более, чем сообщения с помощью дымовых сигналов, передаваемых в пасмурную погоду для полуслепого адресата. Конечно же, Блэк ничего не понял и видит сейчас десятый сон — или дементора, если не повезло. Все-таки следовало, как и предлагал Люциус, просто подкупить охранника. — Есть отличный способ, — сказал Поттер. — Печеньки. Люциус нахмурился. Он всегда считал, что у Поттера не очень хорошо с головой — нельзя пережить Аваду, ничем не поступившись, да и осколок Темного лорда в голове здравомыслия не добавлял, — но печенье? — Печенье, — подтвердил Поттер. — Рождественское печенье. На Рождество каждый заключенный может получить любую посылку, если ее содержимое не способствует тем или иным методом его или чьему-либо еще побегу. Это закон. — По формулировкам слышу. Но он, судя по всему, уже давно не работает. — Почему ты так думаешь? Гермиона сказала, что он вполне действующий, хотя и редко применяется. — Мне никто ничего не передавал, — сказал Люциус, прежде чем понял, как это прозвучит. — Видимо, твоя семья просто не знала об этом. Мне Гермиона рассказала. Она любит рыться в источниках, запоминать всякое. Нарцисса, наверно… — Так что там с печеньем? — спросил Люциус, будто не услышав его слов. Это была вторая причина влезть в авантюру. Он не выносил даже намека на жалость с чьей-либо стороны. И вдвойне — со стороны Поттера. Это было особенно унизительным, а унизительное положение Люциус не любил еще больше, чем жалкое. Поэтому о пребывании в его доме Темного лорда без необходимости не вспоминал. Еще с недавних пор он предпочитал не вспоминать о той нарядной коробке с печеньем, которую под Рождество отправил узнику Азкабана, — после долгих обсуждений они решили, что печенье следует послать от имени Нарциссы. Имя Гарри Поттера в качестве отправителя могло привлечь излишнее внимание, а среди охранников не исключался человек с зачатками интеллекта. Контроль коробка прошла без задержки: чары сочли, что имбирное печенье никоим образом не может послужить орудием побега. На тридцати печенюшках разноцветной сахарной глазурью был в подробностях нарисован весь план действий. Поттер сказал, что в мире магглов такие штуки называются комиксами. Рисунки, конечно же, а не печенья. Вся их затея держалась на сахарных картинках. Даже планы Темного лорда базировались на более устойчивом основании. Когда лодка ткнулась носом в берег — совершенно неожиданно, словно натолкнувшись во тьме на тьму, — Люциус был совершенно уверен, что никто его не ждет. И чуть не заорал, когда на него прыгнула лохматая тварь цвета ночи и слюнявый язык мазнул по щеке. — Перестань, — прошипел он. — Садись напротив и помогай грести. — Люциус? — удивился Блэк, становясь из собаки почти человеком. — А где Гарри? — На катере, — объяснил Малфой, жалея, что не может разглядеть выражения его лица. — Греби давай. — Сейчас, — сказал Блэк. — Слушай… Спасибо тебе. И пока он обнимал Люциуса, вместе с тюремным запахом окутывая не лучшими воспоминаниями, тот понял кое-что насчет третьей причины, погнавшей его в северное море на надувной лодке, и перестал жалеть о том, что делает. — Эй, для этого у нас еще будет время, — сказал он, опять не подумав. Блэк засмеялся и сильным толчком оттолкнул лодку от азкабанского берега. Печеньки волшебным образом работали.