Последний Мститель

— Ты еще здесь? Разве сейчас не тот самый час, когда… Ты должен уже пойти нахер и не переводить мой товар?! — увесистая кружка полетела в грязный лоб, тут же отозвавшийся неприятной царапиной и кровавым налетом. Дернувшись, мужчина в серой куртке кивнул, допивая последнюю рюмку. Все равно любая выпивка здесь была на вкус как моча. Отборная. Прихватив с собой увесистый рюкзак, нежеланный посетитель направился к выходу, слыша многочисленные перешептывания и чувствуя косые взгляды на своей спине. Пролетающие «слабак», «кусок дерьма» и «убожество» больше не задевали его. Какой смысл вновь начинать драку, когда кулаки и так трясутся, а голова не перестает раскалываться? Правильно. Сражаться — это удел сильных.       Выходя из давящего помещения-коробки на не менее тесный воздух, что был стеснен многочисленными отходами и дымом, он исчез в толпе проходящих мимо людей. Такой же унывающей массе, которая полностью поглотила слипшиеся от пота патлы.       Старался не поднимать голову, смотря только под ноги. Когда над головами пролетают надзорные-галанцы, то любой косой взгляд в их сторону протекал в проверку и в дальнейшее исчезновение в их растущих все выше ульях. Огромная нависшая тень корабля скрывала поселок в тени, не давая жителям насладиться даже единым солнечным бликом. Хотя… Спустя почти три сотни лет никто не надеялся увидеть эту звезду за тяжелыми облаками-отходами.       Все просто… Жили, продолжая подчиняться и делать то, что велят. То, что по их мнению было правильным. По мнению пришельцев, разумеется.       Одинокие бочки с горящим в них тусклым пламенем хоть как-то согревали бездомных, наполнивших и без того переполненный шахтерский городок. Это были по истине бесстрашные люди, которым нечего было терять. Как и всем на этой грязной и уставшей планете. Лишь новый день, новый тоннель, новая ночь. Круг повторялся снова и снова, пока ты не переставал дышать, умирая от туберкулеза в жесткой постели. Скольких они уже так похоронили?       Пытался не вспоминать, нагружая больную голову всеми этими братскими могилами, бесконечно тлеющими на горизонте. Пока галанцы не поняли, что люди — тоже отличное топливо, они были в безопасности.       Проходя мимо гниющего здания, подпираемого немногочисленными брусками, очередной рабочий зашел внутрь, больше не замечая тления и гнили. Такой теперь была жизнь. И он не помнил другой.       Поставив на небольшой прилавок свои пожитки, шахтер шмыгнул носом, косясь единственным глазом на не обращающего на него внимания скупщика. Единственного, на ком держался весь этот замшелый городишка: — У меня здесь есть компас, если постучать, то даже заработает… Пара ножниц и еще… — замолчав, рабочий повертел в руках потертого медведя, которым однажды даже кто-то играл. Лысеющий брокер, заинтересованно поднимая брови, ожидал заключения сделки, но его «поставщик» на сегодня спрятал игрушку, кивая. — На сегодня все. Есть что-нибудь для меня на этот раз?       Цыкнув языком, продавец перебрал хлипкими пальцами все содержимое столика, постучав при этом по стеклу компаса. Вздохнув, произнес, пожимая плечами: — Сам понимаешь, пайков в этот раз почти нет, галанцы крайне недовольны вашими успехами и подумывают оставить Лейнс-Гроу. А когда они отступят, то… — Да, припасов больше не будет, я понял. Но сам подумай — если люди будут голодать, то и кайло в руки не возьмут. Ты хочешь, чтобы все здесь погибли? Если нет — то отдай мне хотя бы один пакет. Большего не попрошу, — замутненные линзы в очках Мистера Кроули блеснули, а на сухих губах появилась нить улыбки: — Сойдемся на трех, если отдашь мне медведя, — стиснув скулы, работник протер грязный лоб, который будет вечно хранить на своей коже смог и остатки угля. Знал, что не стоит показывать находку этому плешивому торгашу. Но теперь… Ох, что теперь… — Один, — обреченно произнес мужчина, выхватывая слабеющими пальцами шуршащий паек. Брокер, фыркая заложенным носом, махнул ладонью, провожая его словами: — Да мне то что. Я постараюсь свалить отсюда при первой же возможности, так что помирайте.       Остановившись, Тор Одинсон стиснул треснувшую дверную ручку, хрипя: — Что ты сказал? — Кроули, впиваясь в его спину взглядом, ухмыльнулся: — Ты же не думал, что я останусь в этой дыре? Как подвернется возможность, усядусь вместе с галанцами и направлюсь в следующий городок. Так и живем. Ты имеешь что-то против? — хрустнув шеей, шахтер закрыл единственный глаз. Что он может? Правильно… — Ничего. Бывай.

***

      Поднимаясь на возвышающийся холм, мужчина чувствовал проваливающиеся в пепел тяжелые сапоги. Когда от земли осталась лишь серая и твердая корка, подобная обувь стала пользоваться успехом. Не везло только тем, кто не мог себе ее позволить. Все эти острые камни и трещины разрывали кожу, выкачивая и без того отравленную кровь. Обычно радиация и заражение забирали подобных быстро. Так, что они почти не мучились.       Здесь он не встретил ни одного галанца, слыша стрекот их крыльев далеко за плечами. Тут нечего было патрулировать, потому что никто не покинет Лейнс-Гроу. Никто.       Сверкающий забор из чистого света своими переливами говорил любому: «Попытайся». Сам Тор знавал безумцев, что прыгали на него, решившись сбежать. Но исход всегда был одним. Их обугленные останки быстро обирали жильцы окраин, не скупясь на мародерство. Он понимал их. Все в этом городке понимали их. Но понимать и принять — разные вещи.       Останавливаясь, шахтер наконец прибыл на место, к которому стремился весь день. Через пару часов он уже должен будет быть под землей, но сейчас… Сейчас у него есть пара свободных минут, чтобы сделать хоть что-то. Хоть что-то.        Опустив рюкзак на землю, Одинсон вытащил оттуда затвердевшего от времени медвежонка. Его когда-то густой мех сейчас был ничем иным, как слоеной коркой из грязи и пещерных нечистот. Но все же эта бесполезная на первый взгляд вещица хранила в себе много историй. И в это время ничего кроме таких историй не могло послужить причиной для жизни. Хоть что-то.       Положив медведя под единственный в округе деревянный крест, рабочий снова прошелся по многочисленным детским именам, которые отпечатывались в его сознании день ото дня. То, что он шептал, когда спал. Когда ел и когда пытался выбраться из шахты. И тогда, когда любое желание вновь возвращаться на эту мертвую землю покидало его обессиленное тело.       Он помнил. И это главное.