Серое на черном

Боль была такая, что, казалось, тысячи мечей, из которых сплавлен был Железный Трон, разом вонзились в ее лоно. Она не могла уже более сдерживаться и кричала, нисколько не смущаясь этого, а старая морщинистая повитуха и Великий Мейстер Пицель все призывали ее тужиться да потерпеть еще немного. Это их «немного» длилось уже целые долгие часы, а новый принц Семи Королевств все никак не изволил появиться на свет. Им-то легко говорить, повитуха – наверняка, старая дева, иначе с чего бы ей заниматься столь неблагородным и неприятным делом, как помощь чужим детям в появлении на свет. Своих, видать, нет. А уж мужчинам и вовсе никогда не понять, что чувствует женщина, давая жизнь ребенку, они и от простой раны стонут и орут, что резаные поросята. Серсея была уверена, что никакая боль от самого страшного ранения не сравнится с родовыми муками. Окажись на ее месте сейчас какой-нибудь благородный сир, он бы и часа не протянул. Во всяком случае, эти мучения она терпела не зря, ведь тот, кто сейчас разрывает ее на части, стремясь поскорее попасть в этот мир, рано или поздно сядет на Железный Трон. У тебя будет двое детей, раздались где-то вдалеке слова старой мейеги. Один настоящий, один ложный. Тогда Серсея не придала значения пророчеству старой колдуньи, предпочитая верить лишь в ту его часть, что приходилась по душе ей самой. Однако теперь, когда первое предсказание мейеги сбылось, Серсея начала все чаще вспоминать и о двух других. Она часто задумывалась, кем мог оказаться этот ложный ребенок? Неужто бастардом ее мужа, которого она была бы вынуждена по каким-то причинам признать и воспитывать, как собственного? Такого удара по своей гордости, она уж точно никогда не потерпит, на ее стороне отец и вся мощь дома Ланнистеров. Даже случись такое, Рейегар не посмеет притащить в дом своего выродка от другой женщины. Новая волна боли, словно волна на скалистый утес, обрушилась на ее тело, и Серсея взвыла раненой львицей. Дверь ее спальни тихонько скрипнула и царивший в комнате полумрак прорезала полоска света, она росла, все ширясь, пока в покои принцессы не вошла королева Рейла, державшая в руке свечу. – Передохните, – кивнула королева фрейлине Серсеи леди Севелле Морленд, которая дремала в кресле. Бедняжка и мужчину-то никогда не знала, а один вид тяжелых родов привел ее в ужас. Наверняка, теперь она никогда не захочет выходить замуж. Леди Севелла радостно вскочила и побежала было вон, когда королева вновь обратилась к ней: – Будьте так добры, найдите моего старшего сына и расскажите ему, как идут дела у его жены. Он уже несколько раз осведомлялся о ней. – Да, ваше величество, – пискнула Севелла и была такова. Трусиха, подумала Серсея. Изнеженная малолетняя дурочка. Думаешь, брак – только танцы и поцелуи? Не тут-то было… Королева Рейла поставила свечу, взяла за спинку одно из стоявших в комнате плетеных кресел и пододвинула к кровати Серсеи. Принцесса почувствовала, как тонкая, холодная рука королевы коснулась ее собственной и слегка сжала ее. – Терпи, девочка, – тихо произнесла Рейла, свободной рукой мягко поглаживая Серсею по мокрым от пота волосам. – Это больно, я знаю, но когда твой ребенок появится на свет, это будет самое большое счастье, что доступно лишь нам, женщинам. Серсея тихо всхлипнула, из глаз брызнули непрошеные слезы, и жалость к самой себе вдруг захлестнула ее. Она почти не помнила собственной матери, убитой этим чудовищем, которое звалось ее младшим братом. Серсея втайне питала надежду, что королева, бывшая когда-то подругой леди Джоанны, заменит ей давно утраченную мать. Рейла, однако, всегда оставалась с ней холодно-вежливой и редко покидала свои покои, проводя время в обществе своих септ и фрейлин. Теперь же королева проявляла к ней искреннюю теплоту, и Серсея уже не вспоминала о прежней ее холодности. Сейчас она как никогда нуждалась в матери и, забыв обо всем, тянулась к королеве, словно это сама леди Джоанна восстала из мертвых и навестила свою дочь, когда той было так плохо. Когда боль снова пронзила ее тело, Серсея с силой сжала руку Рейлы, но королева и виду не подала. – Тише, дитя, тише, – прошептала Рейла. – Скоро все закончится, и ты увидишь своего малыша. Королеве отчего-то хотелось верить, и Серсея решила, что ее мучениям и вправду скоро наступит конец. В отличие от повитухи и Пицеля, Рейла слишком хорошо представляла себе, какие муки женщина испытывает на родильном ложе. Королева была матерью шестерых детей, из которых выжили лишь двое. Вспомнив об этом, Серсея почувствовала, как страх ударил в ее сердце сильнее любой телесной боли. А что если ее сын родится мертвым или умрет во младенчестве? Мейега ничего не говорила об этом, но зачем тогда понадобится ложный ребенок? Серсея уже почти убедила себя, что это будет мужнин бастард, который вместо ее сына захочет занять Железный Трон. От страха Серсея заметалась на постели, а глаза ее раскрылись в ужасе. – Успокойтесь, ваше высочество, – проскрежетал Пицель. – Лежите смирно, иначе вы помешаете ребенку. Еще немного, – повторил он, словно какое-то заклинание. Однако Серсею уже накрыл такой ужас, что она едва помнила себя, и лишь острая боль, разбивавшая ее изможденное тело, возвращала ее к реальности. На глаза ее опустился туман, сквозь который она видела лишь три расплывчатых пятна вместо лиц тех, кто находился у ее постели. Теплая рука Рейлы, согретая ее собственным жаром, по-прежнему держала Серсею за руку. Серсея не помнила ничего, кроме боли и крика. Затхлый воздух комнаты, пропитанный запахами пота и сухих трав, наполнился металлическим запахом крови. Откуда здесь кровь? подумала Серсея, не понимая, что она принадлежит ей самой. Мечи, что пронзали ее лоно, будто бы загнали глубже, а потом резко вытащили. Острая боль ушла, осталась лишь ноющая ломота от нанесенной раны. В ушах гудело, словно в комнате жужжали тысячи мух, но сквозь этот шум Серсея отчетливо различила детский плач. – Мой мальчик, – прошептала она. – Он жив…? Никто ей не отвечал, и внезапно Серсея снова ощутила боль, пусть и более слабую, и тело ее напряглось. Пальцы стиснули уже и без того измятую и сбитую льняную простынь. Что же происходит с ней? – Ваш ребенок жив, ваше высочество, не волнуйтесь так, – пробормотал Пицель. – Вам нужно еще потужиться. Осталось совсем чуть-чуть. Что же этот старый дурак думает, что от этих его «еще немного» ей становиться лучше? Почему ей не дают ее сына? Почему она все еще испытывает боль? Напуганная, она посмотрела на королеву, но лицо Рейлы было спокойным, она мягко улыбалась. – Все идет, как надо, Серсея, – и без того тихий голос королевы прозвучал глухо, будто бы где-то за стеной, – успокойся. Рейла погладила принцессу по голове, и вскоре все действительно кончилось. Серсея чувствовала себя так, словно бы целую часть своей жизни отдала ребенку. Она тяжело дышала, но жаркий и душный воздух комнаты не давал ей облегчения. – Мой сын, – прохрипела Серсея. Горло саднило от криков, и собственный голос едва ли слушался ее. – У вас прекрасная дочь, – радостно провозгласила повитуха. – Маленькая принцесса. Старуха подошла к кровати, держа на руках обмытого и спеленатого ребенка. – Дочь? – Серсея шевелила губами, но не слышала звуков своего голоса. В беспокойстве она заерзала, вырвав свою руку из пальцев королевы все еще державших ее. У нее должен был быть мальчик, принц и наследник трона Семи Королевств. Где ее сын? Неужели они успели подменить его девчонкой и хотят обмануть ее. Предатели. Все они предатели, и повитуха, и Пицель, и даже королева ничего не сделала, чтобы защитить своего внука. – Дайте ей сонного вина, – где-то наверху распорядилась Рейла неожиданно строгим голосом. Ребенок снова закричал. – От боли у нее помутился рассудок. – Нет, – продолжала шептать Серсея. – Мой мальчик, мой мальчик… – она тянула руки вверх в надежде, что ей дадут ребенка. Серсея даже попыталась встать, но тело ее оказалось слишком слабым, и она едва смогла оторвать голову от пропитавшейся потом подушки. Тяжелая рука королевы легла ей на плечо, призывая лежать смирно. Предатели поняли, что она догадалась о подмене, и теперь хотят усыпить ее, а, может, и вовсе – убить. Вот они дети – настоящий и ложный. Этого нельзя допустить, нельзя, нужно найти ее мальчика. Рот ее открывался в немом призыве, но с сухих губ срывались лишь глухие всхлипы. Никто не слышал ее мольбы, не хотел ей помочь, а королева Рейла так и продолжала ее удерживать, не давая подняться. Где-то на самом дне сознания пронеслась мысль о Джейме. Был бы он здесь, он ни за что не дал бы ее в обиду, ее защитник, ее рыцарь. – Выпейте, ваше высочество, – проскрипел где-то у нее над ухом голос Пицеля. Она почувствовала, как в губы ей упирается краешек глиняной чаши. Серсея отвернула голову, не желая пить сонного вина, часть напитка пролилась ей на лицо и кровавой каплей заструилась по щеке, а затем и по шее, уползая на подушку. Она хотела видеть своего сына. – Выпей, дитя, – рука королевы мягко, по-матерински, погладила ее плечо. – Ты заснешь, а когда проснешься, тебе уже станет гораздо легче. Рейла взяла в руки ее голову и осторожно развернула прямо. Серсея пыталась сопротивляться, но хватка Рейлы была на удивление крепкой. Пицель надавил на ее рот, и она почувствовала, как на язык ей потекла сладковатая жидкость. Чтобы не захлебнуться, Серсея вынуждена была проглотить все до последней капли. Ее отпустили, и Серсея почувствовала, как она проваливается куда-то в глубину подушки. Ребенок кричал все тише, и его плач смешался с разговорами присутствующих в ее покоях людей, а потом все это снова превратилось в назойливое жужжание мух. Их были сотни и тысячи, они жужжали, летая вокруг Серсеи, она хотела от них отмахнуться, но не могла и руки поднять. Ей показалось, что скрипнула дверь, и внутрь опять ворвался свет. Они уходят, оставляя ее одну. Ей надо встать, догнать их и потребовать вернуть ее мальчика. Если бы не эти мухи, что жужжат прямо у ее ушей. Серсея снова хотела подняться, но вместо этого ощутила, что падает, а потом все звуки исчезли. Она открыла глаза, услышав чье-то тихое пение. В комнате стало свежее, в постели она обнаружила чистые простыни, а на своем теле новую сорочку. Окна по-прежнему закрывали шторы, так что определить время дня она не могла. На столике в углу горела свеча, у ее постели на топчане дремала Элейна, а на поскрипывающем плетеном кресле у очага сидел ее муж и укачивал их спящую дочку, что-то тихо ей напевая. В его счастливых глазах плясали отсветы свечного пламени, а на устах играла самая красивая улыбка, которую он когда-либо позволял Серсее видеть. В глубине души она все еще надеялась, что все это ей лишь привиделось, и у нее родился мальчик, но собственные мысли о подмене детей, посетившие ее искаженное болью сознание показались сейчас безумием. Зачем королеве лишать собственного сына его законного наследника? И почему в голову ей пришла подобная глупость? Серсея бы все на свете отдала, чтобы Рейегар однажды посмотрел на нее так, как сейчас он смотрел на дочь. День свадьбы был самым счастливым днем в жизни Серсеи, а первая ночь с мужем была похожа на мечту, и стала подходящим завершением сказки о том, как благородная юная дева вышла замуж за прекрасного принца. Рейегар был с ней добр и ласков, но опьяненная своим восторгом, она не заметила его отстраненности: он будто бы и был с ней, а будто бы и находился где-то еще. Утром, когда она проснулась и захотела вновь нырнуть в его объятия, его уже не было, и сказка оказалась лишь сказкой, а впереди новоиспеченную принцессу ждала угрюмая реальность. Серсея пыталась, как могла, завоевать внимание Рейегара. Она выслушивала его, когда он изволил делиться с ней своими рассуждениями, которые казались самой Серсее бредовыми, и поддакивала каждому его слову, она была мила, терпелива и нежна, однако в ответ получала все, что угодно, кроме расположения мужа. Рейегар относился к ней с уважением, он исполнял все ее просьбы и следил за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась. Он по-прежнему являлся к Серсее по ночам, но почти перестал говорить с ней кроме, как о самых простых вещах. Принц пытался скрывать это за напускным добродушием, но от него так и несло долгом, и Серсее было от этого противно и больно. Что в ней было не так, если Рейегар не мог полюбить ее? Пожив при дворе, она осознала, что принц находится в полной власти своего отца, а после того, как Эйерис выгнал с поста десницы лорда Тайвина, Серсея поняла, что все от поломойки до грандлорда зависят от непредсказуемой воли безумца на троне. Рейегар же, казалось, наблюдал за всем этим будто бы со стороны или наоборот злил отца абсолютно неуместными проявлениями благородства не менее безумного, чем поступки короля. Как бы ей ни было это противно, она за них двоих пресмыкалась перед Эйерисом, а вместо благодарности Рейегар решил отослать ее на Драконий Камень. Этого Серсея вытерпеть не могла, ведь принц захотел просто-напросто избавиться от нее. Ехать она наотрез отказалась, а Рейегар, вопреки своему обыкновению, настаивал, убеждая ее, что так она и ребенок будут в безопасности. Тогда Серсея впервые услышала в его голосе металлические нотки, но не уступила. Стоит ей покинуть столицу, как Рейегар своими необдуманными поступками окончательно обозлит Эйериса, и тот не преминет передать корону, а вместе с ней и все мечты Серсеи, Визерису. В конце концов, она расплакалась и схватилась за живот, причитая, что он совсем не жалеет их бедное дитя, и Рейегару ничего другого не оставалось, как обнять ее и отказаться от всех попыток услать ее из Королевской Гавани. Наверное, он и сам был рад, что она осталась, ведь Эйерис начал ценить и поощрять принцессу гораздо больше собственного сына. Серсея умело льстила, давала правильные ответы на его вопросы и не тревожила его паранойю. Она пребывала в твердой уверенности, что король вскоре будет доверять ей как самому верному своему соратнику, и трон теперь уж точно по праву достанется ее мужу и их ребенку. Принцесса поздравляла себя с победой: Рейегар еще потом ей спасибо скажет, сообразив, наконец, сколько она для него сделала, и, возможно, тогда он все же научится ценить ее. Серсея еще с минуту понаблюдала за мужем и дочерью, а потом едва слышно кашлянула. Рейегар поднял глаза на нее, и улыбка новорожденным младенцем умерла на ее губах. Выражение его лица не изменилось, принц по-прежнему продолжал ласково улыбаться, но та искренняя нежность, которой лучились его индиговые глаза, исчезла. Маленькой девчонке удалось получить всю его любовь благодаря одному только факту ее появления на свет, Серсее же век не заслужить подобного взгляда, что бы она ни делала. – Она чудесна, – восторженно прошептал Рейегар. – Да, – Серсея не знала, что еще сказать. – Простите, мой принц, что не смогла подарить вам сына. – Все еще впереди, – произнес принц с такой уверенностью, словно бы умел видеть будущее. – У дракона три головы. Один ребенок настоящий, один ложный, снова заскрипела в голове принцессы мейега, как бы Серсея не старалась ее заткнуть. Нет, она не боится этой старухи, что давно мертва, и ничего от нее не осталось кроме костей, да и те, должно быть, уже обратились в прах. На родильном ложе Серсея много чего передумала, но разум ее был затуманен от боли и страха за ребенка. Не будет никаких ложных детей, никаких бастардов. Она не допустит этого. Серсея родит принцу столько наследников, сколько он пожелает. – Ей надо придумать имя… – начала Серсея. – Висенья, – улыбнулся Рейегар. – Ее зовут Висенья. Я как увидел ее, сразу это понял. Серсея недовольно поджала губы и промолчала. Ее мнения даже не спросили. Что ж, таковы Таргариены. В тайне она мечтала назвать дочь Джоанной, в честь матери, хотя и отдавала себе отчет в том, что дочери придется дать одно из тех валирийских имен, что когда-то носили ее драконьи предки. – Вам не нравится? – спросил Рейегар немного опечаленно. – Отчего же, – холодно произнесла Серсея. – Королева Висенья была великой женщиной. Надеюсь, и наша дочь станет такой же. – Она станет еще более великой, – сказал Рейегар, поднимаясь. Он осторожно поцеловал дочь в лоб и протянул ее матери. – Простите меня, я так на нее засмотрелся и совсем забыл, что вы тоже хотите поздороваться с ней. Принимая младенца из рук мужа, Серсея почувствовала, что дрожит. Волна неизведанного доселе чувства захлестнула ее, когда она увидела личико маленькой Висеньи Таргариен. Серсея взглянула в глаза дочери, серовато-голубые, как у всех новорожденных, и если она и испытывала некие противоречивые чувства к этому ребенку, то все они немедленно испарились, вытесненные огромной волной любви, которой Серсее никогда не приходилось доселе испытывать. – Вы правы, мой принц, – она подняла глаза на Рейегара, – она чудесна. Она – самая красивая девочка на свете. Принц ничего не ответил, лишь, наклонившись, мягко поцеловал жену в макушку, и это был самый нежный поцелуй, что он когда-либо ей дарил. – Нам придется представить Висенью королю и королеве, – заговорил Рейегар с явной неохотой. – Однако сначала вам нужно отдохнуть и восстановить силы. Я не буду мешать и зайду проведать вас позже. Серсея понадеялась, что он снова поцелует ее, но он лишь бросил последний взгляд на дочь и вышел, оставив ее наедине с ребенком. – Я никому не дам обидеть тебя, девочка, – прошептала Серсея, склонившись к дочери. – Если так суждено, то королевой станешь ты, и никто не посмеет помешать тебе. Малышка, казалось, поняла слова матери и раскрыла свой беззубый ротик будто бы в улыбке. Висенья издала какой-то непонятный звук и потянула маленькую пухленькую ручку к Серсее, заставляя ту улыбаться в ответ. В этот день она была впервые по-настоящему счастлива. Серсея провела в постели с неделю, оправляясь от родов. Мейстер Пицель почти все время крутился подле нее, наблюдая за ее здоровьем. Он каждый день расспрашивал Серсею о ее самочувствии, осматривал и пичкал какими-то травами да настойками, так что покои принцессы насквозь ими пропахли. Серсея прикрикнула было на него, заявляя, что чувствует себя хорошо, но Пицель настаивал, и сама королева поддержала его. Королева Рейла часто навещала невестку и новорожденную внучку в сопровождении одной из своих септ. Она вновь стала той печальной и отстраненной женщиной, что и раньше, и Серсее теперь казалось, что Рейла во время родов, как и все остальное, лишь привиделась ей в бреду. Малышка Висенья, однако, всегда вызывала у своей царственной бабки счастливую улыбку, и она, бывало, подолгу сидела подле детской кроватки, любуясь девочкой. Своими визитами обеих принцесс почтили все знатные придворные, явились даже Люцерис Веларион и Саймонд Стонтон. Их приход удивил Серсею, ведь нелюбовь этих лордов к ее мужу была всем хорошо известна, однако они оба были с ней крайне любезны, и Серсея решила, что дело заключается в расположении к ней самого короля. Значит, она встала на правильный путь. Она всегда была права, а Рейегар всегда ошибался, скоро он и сам это поймет. Эйерис при этом так и не удостоил ее своим посещением. Долгими днями Серсею развлекали ее фрейлины, леди Севелла была в восторге от Висеньи, словно и забыла, как испугалась ее появления на свет. Элейна была при Серсее постоянно, выполняя любую просьбу хозяйки, но больше всего Серсея ждала визитов мужа. Никогда за время, прошедшее со дня их свадьбы, не видела она Рейегара столь часто. Принц обожал свою дочь. Он любил качать Висенью и о чем-то тихо с ней разговаривал, будто бы она понимала его, или пел ей свои печальные песни. Когда девочке нашли кормилицу – молодую женщину по имени Джейни, Серсея приказала, чтобы она все время находилась в ее покоях, лишь бы дочка осталась при ней, и она могла бы наслаждаться обществом своего мужа. Джейни ютилась вместе с Элейной на жестком топчане и лишь иногда убегала к своему маленькому сыну, оставленному на попечение его бабки. Серсее же до всего этого не было никакого дела, она думала лишь о том, что, быть может, полюбив свою дочь, Рейегар также полюбит и ее мать? А уж когда Серсея подарит ему наследника, он будет на седьмом небе от счастья. Устав от бесконечного лежания в постели, Серсея, чувствуя себя уже несравнимо лучше, решила подняться. Стоило ей только сесть и свесить ноги с края кровати, как у нее закружилась голова, и очертания комнаты поплыли перед глазами, однако Серсея не спешила возвращаться обратно на опостылевшие уже подушки. Вскоре ей действительно стало немного легче, а потом головокружение и вовсе прошло. В комнату с подносом вошла Элейна и едва не уронила на пол весь принцессин завтрак. – Ваше высочество, – защебетала она, – Великий Мейстер запретил вам вставать. Ложитесь скорее обратно, а то он заругает меня. – Ты моя служанка, Элейна, – строго сказала Серсея, – моя, а не Великого Мейстера, и выполнять ты будешь мои приказы. Поставь поднос на стол и дай мне руку. Элейна опустила свои большие глаза и подчинилась. Из угла комнаты на них совиными глазами молча взирала Джейни, эта женщина вообще почти всегда молчала, и Серсея вначале даже думала, что она немая или у нее за что-то вырвали язык. Элейна робко протянула госпоже руку и та, опершись на нее, поднялась. Голова снова закружилась, но на этот раз головокружение прошло еще быстрее. Серсея чувствовала небольшую слабость в руках и ногах, но в остальном тело слушалось ее исправно. Она вытянула вперед руку, рассматривая ее: запястье, казалось, стало тоньше, а кожа приобрела болезненный синеватый оттенок. Ничего страшного, совсем скоро она станет снова такой же цветущей и благоухающей, как сады весной. Серсея отпустила руку Элейны и направилась к дочери, что тихонько сопела в колыбели. В дверь вежливо постучали, и служанка впустила в комнату Пицеля. Лицо Элейны сразу покраснело и приняло виноватое выражение. Она открыла было рот, но никакие слова из него так и не вылетели, остановленные строгим взглядом Серсеи. Принцесса наклонилась было, чтобы взять на руки дочь, но, увидев Пицеля, выпрямилась и недовольно взглянула на него. – Я, мне помнится, рекомендовал вашему высочеству не покидать постели, – проскрипел Пицель, качая головой. – Может быть, и рекомендовали, – возмущенно отвечала Серсея, – однако принцесса сама может решать, что ей делать. Я превосходно чувствую себя, и меня уже утомило это заключение в четырех стенах. – Лягте, прошу вас, – Пицель указал на постель. – Мне нужно осмотреть вас. Серсея нехотя согласилась, она снова ответила на все вопросы Великого Мейстера и стерпела не слишком-то приятный осмотр. – Ну? – спросила она, когда Пицель, наконец, отошел от нее. – Что скажете? Что я здорова, как молодая львица? – Ваше высочество, – Великий Мейстер нахмурился, – боюсь, то, что я сейчас скажу, вам не понравится.