***
– Вы в дорожке опять разошлись, – говорит она парой недель спустя. – Все у вас хорошо, но расходитесь, как будто боитесь слишком близко встать. Лично Женя да, побаивается. Америка то, от чего они добровольно отказались, им в лицо швыряет, заставляет подумать снова, а таким ли уж добровольным, таким ли уж обдуманным отказ был? Она просыпается которое уж утро от запаха кофе и поцелуя в висок, гладит вовины футболки вместе со своими, смеется и взвизгивает, когда по пути к катку он ее на спину себе взваливает, как в детской игре в лошадку, и боится, что это все вырвется, стоит им подойти слишком близко лишний раз. – Ну-ка, – командует Марина Олеговна, – дорожку еще раз. Только теперь чтобы касались ладонями. Если надо повернуться, поворачиваетесь и снова касаетесь. Если надо, другими ладонями. Чтобы ближе были, а не как будто между вами лед разошелся. Вы же так красиво смотритесь вместе, вам что, хочется, чтобы зрители вас только по отдельности видели? Она в чем-то права, понимает Женя. Во всем, на самом деле. Руку она протягивает первой, не вздрагивает от прикосновения, прошивающего будто электрическим током. Вдох, выдох, синхрон, поехали. – Знаешь, – делится Вова вечером, лежа прямо на песке, – это классно. Ну, держаться с тобой за руки на катке и не ожидать где-то внутри, что сейчас скажут, что мы друг друга от работы отвлекаем. – Теперь это и есть работа, – смеется она в ответ, в песок ступнями зарывается. – Это теперь часть твоей работы, а не твоей привязанности к своей девушке. – Потому что ты больше не моя девушка, – почти обрубает он, только вот эмоции в его голосе какие-то нечитаемые. Повисшую неловкую паузу он, впрочем, разбивает сам же, кажется, даже не минутой спустя. – Жаль, между прочим. Я скучаю по тому времени. Ей бы хотелось отпустить свою тоску вместе с чайками, которых почти не видно в небе, так ярко сияет уже начавшее опускаться за горизонт солнце. Так просто она, впрочем, не уходит. Жаль, да, тут она с ним полностью согласна.***
– Если я выйду замуж, – говорит она, – я бы хотела, чтобы это произошло тут. Марина Олеговна права была, место шикарное. Знаешь, как в фильмах, вот эти вот церемонии на берегу океана, все такое... – Пару сотен гостей, – дополняет Вова, и становится смешно. Ну какие пару сотен? В ее голове все просто, и нужно-то всего двое: человек, который зарегистрирует брак и жених. У жениха в ее голове обязательно рыжие волосы, отросшие за последнее время, и яркая улыбка, и звездная россыпь веснушек, которые она на спине, решив похулиганить, соединила вчера маркером в созвездия. Сейчас Женя по этим созвездиям пальцем ведет, пока он на песке лежит, голову на руки положив, спиной кверху. Не ожидает совершенно, что он движением быстрым, ловким перевернется, на себя ее утянет и поцелует. Не ожидает, но не пугается – ей кажется, она знала, что это произойдет. Пляж восхитительно пуст, и, когда они друг от друга отрываются, им не приходится ни перед кем оправдываться за то, что она на его бедрах сидит. В этом своя прелесть, как ни крути. – Если ты решишь, что хочешь замуж, – говорит Вова, лбом к ее лбу прижимаясь, дыша все еще чуть сбито, чуть рвано, – скажи мне, чтобы я успел сбегать за кольцом. – Если замуж за тебя, – фыркает она в ответ, губы облизывает невольно, – то за кольцом можешь бежать прямо сейчас.***
Марина Олеговна, которую они зовут с собой, не говоря, зачем, выглядит в одинаковой мере и шокированной, и довольной. До вылета обратно в Москву чуть больше недели, и они уже решили, что никакие документы переделывать не будут, и смена фамилии не для них, и вообще, кому нужно ждать лишние пару лет до следующей Олимпиады? Все формальности улажены, заключенный в Штатах брак будет легален и в других странах, на этот счет беспокоиться не приходится – Женя улыбается смущенно, в простеньком белом платьице стоит напротив Вовы, и чувствует себя так, будто вот-вот взлетит даже без того, чтобы он ее в воздух подбрасывал. – Когда я говорила, что место тут шикарное, – говорит Марина потом, – я не имела в виду, что хочу, чтобы вы еще до конца лета тут поженились. – А вы против? – смеется Вова, и от его рук на ее талии Жене тепло не столько физически, сколько морально. – Да ни за что на свете, – смеется Марина в ответ. – Вы чудесные, и вместе смотритесь замечательно. Выглядите так, как будто горы друг ради друга свернете. Я за вас очень рада. – А мы и правда горы друг ради друга свернем, – уточняет Женя. – Вова сова, но в пять утра встает, чтобы мне завтрак приготовить, по-моему, это лучшее доказательство любви. – Женя, – Вова в долгу не остается, – согласилась на то, чтобы ребенка назвать так, как я решу, ну, когда у нас ребенок будет. По-моему, это уж точно не хуже. Они смеются втроем, и все вместе обнимаются, и это кажется таким правильным, каким только может быть. Будто так и должно было быть. – Только кольца в Москве снимете, – говорит Марина Олеговна наконец. – Еще рановато. Не стоит никому знать о том, как благотворно влияет океан на пары. Они смеются снова, и Женя обещает себе сделать узелок на память. Чтобы не вылетело из головы.