Десять лет

      Забияка устало рухнула на кровать. Она не была уверена, что её сердце сможет всё это вынести. Десять лет она не видела его, не знала, жив ли Сморкала. Она старательно хоронила надежду на это, потому что жить с ним в разлуке — мучение. Потому что жить без него в этом мире ещё как-то можно. Но жить, зная, что он где-то там, на другом краю света, что, возможно, теперь он любит другую, — это было невыносимо. Хотя в глубине души Забияка не желала ему смерти, она хотела, чтобы Сморкала жил, дышал. Она верила в это, пусть и не признавалась себе самой. В конце концов, он не один — у него есть дракон. Правда, сегодня она не узнала ни его самого, ни Кривоклыка — так они оба изменились за прошедшие десять лет.       Забияка встала и скинула с себя одежду, облачаясь затем в лёгкую льняную рубашку. Она забралась под тёплые одеяла и свернулась в клубочек, чтобы быстрее согреться.       Когда Хафнер сегодня днём по дороге домой крикнул им с Задиракой, что видит вождя с женой и всадника на Ужасном Чудовище, сердце Забияки подпрыгнуло в груди, а затем болезненно сжалось. Она не думала, что когда-нибудь встретится со Сморкалой вновь.       Когда его изгнали из племени, Забияка была в отчаянии. Во-первых, вся эта история с Астрид… Забияка не верила, что Сморкала мог такое сделать с ней. Нет, не он. Конечно, он не отличался высокими моральными качествами, но он был верный друг, который рисковал своей жизнью ради каждого из них. Всё его равнодушие, подколки, брюзжание — всё было напускным. Уж она-то знала. Но Иккинг, ослеплённый гневом, яростью и наверняка ревностью, хоть он и не признаётся в этом, не стал слушать Сморкалу. Он просто изгнал его, отправил прочь на верную смерть. Выжить в одиночку тяжело. Но у Сморкалы был дракон, он дарил хоть какую-то надежду на спасение.       На суде Забияка молчала, она была в ступоре. Она не знала, что думать и что делать. Она видела, как Сморкала сначала удивлённо посмотрел на неё, словно ожидая, что она вступится. Но они держали отношения втайне, только Задирака знал о них, и она испугалась. Потом он перевёл взгляд на её брата — они ведь друзья. Но Задирака тоже молчал. С одной стороны, близнецу не очень верилось в произошедшее. С другой, если всё это правда, то, что сделал Сморкала с Астрид, — ну, а вдруг — он должен защитить сестру. А безопасно ей будет только здесь, с ним, дома. Когда Сморкала понял, что Забияка так и будет молчать, как и её брат, он посмотрел на неё с таким презрением, что она вся сжалась в комок. Забияка помнит, как скривились его губы, как полыхнули ледяным огнём его глаза. Боги! Она всё отдала бы за то, чтобы вернуться в тот день, чтобы защитить его, чтобы убедить Иккинга не принимать столь суровое решение, убедить его хотя бы выслушать своего же двоюродного брата и друга. И почему она струсила тогда? Она ругала и корила себя за это долгие годы.       Когда Кривоклык взмыл в небо, унося с собой любовь всей её жизни, Забияка внезапно обрела дар речи. Она бросилась к Иккингу, хватала его за руки, умоляя, прося догнать Сморкалу и вернуть. Ей было плевать, как и кто на неё посмотрит, как она выглядит в этот момент. Но чем дальше улетал Кривоклык, тем яснее Забияка осознавала, что произошло… Она его больше не увидит — ведь в этом суть изгнания. Она снова и снова просила Иккинга одуматься, но тот был непреклонен. Из-за Астрид, разумеется. Та стояла, скрестив руки на груди, и с торжеством смотрела на исчезающую вдали фигуру ненавистного ей человека. Забияка в тот вечер возненавидела эту снежную королеву всем сердцем. Гордячка! Упрямая ослица! Может быть правой только она и всё! А другие в расчёт не берутся даже.       Забияка проплакала всю ночь, а на рассвете села на первого попавшегося дракона из общих стойл. Они почти взлетели, девушка была полна решимости найти Сморкалу. Она готова была облететь весь Архипелаг. Забияка не задумывалась тогда, как это будет трудно. Но ведь люди наверняка заметят огромное красное Ужасное Чудовище, так что у неё есть шанс. Пусть и призрачный.       Но Забияку остановил брат. Он силой стащил её с седла. Он кричал на неё, чтобы она опомнилась. Что если она последует за изгнанником, то сама станет таковой, она больше не сможет вернуться сюда, на Олух. А она снова билась в истерике и кричала, что ей плевать, но жить без него она не сможет. Сердце Задираки рвалось на части. Ему было жаль и друга, и сестру… Но он слишком волновался за неё. Он чуял сердцем, что этот роман со Сморкалой до добра не доведёт. И вот, пожалуйста, что вышло. Сморкала изгнан за изнасилование невесты вождя. Потрясающе!       Сердце Забияки болезненно сжалось, когда она вспомнила своё отчаяние тогда, в тот первый день. Но потом… потом всё стало ещё хуже… Или лучше… Как посмотреть. Она узнала через пару дней, что ждёт ребёнка. Его ребёнка. Это ли не счастье — носить под сердцем жизнь, подаренную любимым мужчиной? Но счастье ли это, когда ты, скорее всего, никогда не увидишь этого любимого? И как растить внебрачного ребёнка одной? От неё отвернётся всё племя. И их ребёнок будет таким же изгоем, как и его отец.       Забияка снова плакала. Она никому не обмолвилась и словом. Наутро она приняла решение. Ребёнок будет жить, он будет частью племени, и у него будет отец. Она будет сильной и всё сделает, чтобы частичка Сморкалы навсегда осталась с ней. Вся любовь к изгнанному из племени мужчине перекинулась теперь на нерождённого малыша. И как настоящая мать, Забияка в первую очередь стала думать о безопасности и сытой жизни для ребёнка.       Она довольно быстро вскружила голову Эрету. Забияка сама предложила ему жениться на ней. А он и согласился. Жители деревни, видя такие быстрые перемены в Забияке, решили, что, когда за ней ухаживал Сморкала, та с ним просто играла. А теперь, наконец, она выходит замуж по большой любви. Тем более, что этот Сморкала оказался таким гнилым. Ей удалось всех провести. Разве что Задирака косился недоверчиво, но она и ему пустила пыль в глаза.       Сложнее всего ей было изображать счастье как раз перед Эретом. Она старалась свести физический контакт с ним к минимуму. Она плакала в первую брачную ночь, и Эрет неверно истолковал это. Забияка же, зажмуривала глаза и пыталась представлять Сморкалу. Но Эрет не был им. Строение тела, волосы, глаза, даже запах — всё было не то. Её тошнило ото всего этого. А может, это так реагировал организм на беременность. Она запуталась. А ведь она только начала лгать этому миру… Это оказалось не так просто. Но Забияка решила, что будет верна своему решению — у её ребёнка будет семья и отец.       Как только появилась возможность объявить о беременности, не вызывая подозрений, она упросила Готти, чтобы та поговорила с Эретом и под предлогом вреда для малыша отвадила его из супружеской постели. После рождения дочери Забияка ещё с полгода не подпускала к себе мужа. Снова помогла Готти и её новая помощница-целительница, которые наплели Эрету, что Забияка слишком ослаблена вынашиванием дочери и родами. Эрет не сопротивлялся. Он был счастлив. Молодая жена, красивая, стройная, гибкая, к тому же отважная и смелая, которая так скоро родила ему дочь — можно и подождать пару месяцев. А там, глядишь, и сын родится.       Но Забияка сделала всё возможное, чтобы больше никаких детей. Она назвала дочку Карающей, она дала ей имя Йоргенсонов. Но так звала она её только сама с собой — все остальные называли её Карой*.       Какое-то время Забияка честно пыталась стать хорошей женой для Эрета. Она переступала через себя, она заботилась о муже, воспитывала дочь, вела хозяйство. Боль, глухая, ноющая, навсегда поселившаяся в сердце, немного притупилась.       Но Кара росла. И чем старше она становилась, тем больше Забияка видела в ней черт от Сморкалы. Да, девочка была фигурой в маму. Но эти тёмные волосы… а главное — глаза… его глаза. Однажды Забияка играла с дочкой во дворе, и та рассмеялась, запрокинув голову назад, в её серо-голубых глазах светилось веселье. И сердце Забияки словно ножом полоснули — Кара была копией своего отца. Боги, неужели никто этого не видит? А вдруг кто-нибудь узнает? Но все уже и думать забыли про Сморкалу, даже Задирака, который был просто без ума от племянницы. А тут ещё и слух прошёл об убитом жителе Олуха каким-то охотником за головами. Бывшие соплеменники мысленно похоронили Сморкалу ещё в день изгнания. А теперь тем более вычеркнули окончательно из жизни Олуха.       В глазах Забияки застыли слёзы, и трёхлетняя Кара с беспокойством посмотрела на маму.       — Мамочка?       — Всё хорошо, милая, просто я так люблю тебя!       «Я так люблю его…»       Этой ночью она пыталась забыться в объятиях мужа. Но в который раз с отвращением к самой себе поняла, что не может. Она изо всех сил отпихнула ничего не понимающего Эрета. Характер жены начинал его временами выводить из себя. Эти взлёты и падения ему надоедали. Он никогда не знал, чего от неё ожидать. И это ему не нравилось. Дома он хотел бы покоя. Беспокойства ему хватает в его обычных обязанностях Советника.       — Забияка, что с тобой?       — Ничего… Просто уйди!       — Никуда я не пойду! Ты моя жена. А это наша спальня! И эту кровать я сам сделал для нас с тобой!       — Уйди! Я не могу… не хочу… уйди!       — Нет! Тебе придётся объясниться.       Но она не могла объяснить ему ничего. Она кусала губы и плакала, всё ещё пытаясь выбраться из его хватки. В конце концов он выпустил её — не хочет, не надо. Найдется та, что захочет.       Время шло. Игра в счастливую семью пошла не по тем правилам. Эрет больше не радовался своему браку. Забияка всё чаще думала, что лучше бы она всё-таки отправилась на поиски Сморкалы. Вместе они что-нибудь придумали бы. Да, он изгнанник. Но и она уже не принадлежит этому племени… Каре скоро будет девять…       Забияка лежала, вспоминая годы своего брака с Эретом. Он был хорошим мужем и прекрасным отцом. Она была благодарна ему за всё. Забияка понимала, что повела себя эгоистично, не родив ему его собственного ребёнка. Но она не предавала этому такого уж значения. Никто и никогда не должен узнать, чья Карающая дочь на самом деле. Она всё сделает для этого. Женщина слышала, как снизу доносится смех мужа и дочери. Да, Эрет — прекрасный отец… Но он совсем не тот, кто ей нужен. Со Сморкалой она никогда не смеялась так искренне. Но никто, кроме Сморкалы, не дарил ей столько надежности, силы, защищённости, столько любви. Они были как две половинки чего-то целого, идеально подходящие друг другу.       За всеми этими воспоминаниями Забияка задремала. Проснулась она от прикосновения Эрета к её плечу. Она дёрнулась от него.       — Всё в порядке?       — Да, просто я устала. Ну, ты понимаешь, обучать этих мелких засранцев — не так просто, — она увернулась от его поцелуя. Он уже привык к этому.       — Ты даже не зашла к Каре…       — Я правда очень устала. Ты ведь побудешь с ней?       — Конечно. Я как раз рассказывал ей о том, как ты приручила Кипятильника. Она восхищается тобой.       Забияка устало улыбнулась и раздражённо помахала Эрету, чтобы он оставил её. Мужчина вышел из комнаты, пожелав ей спокойной ночи. Он с грустью посмотрел на неё перед тем, как закрыть за собой дверь. Забияка намеренно отвернулась, делая вид, что не замечает его взгляда.       Боги, как она устала притворяться и лгать. Она обросла толстой коркой льда, заморозила все свои чувства. Со своими друзьями, братом и мужем она не разговаривала, она всё время рычала, ворчала. Частенько ныла, как ей всё надоело. Она стала невыносима. Постепенно все привыкли к новой Забияке и уже не обращали внимания на её резкость. А она просто устала копить в себе всю эту ложь. Не знала, куда её деть, кому можно довериться. Она скучала по себе прежней — весёлой и беззаботной. Но между той девушкой и этой женщиной была целая пропасть в десять лет из разбитых надежд и мечт. Иногда ей казалось, что осколки её сердца никогда не соберутся воедино.       Пока она сегодня снова не увидела его. Да, она воспрянула духом, когда Хафнер сказал про Ужасное Чудовище. Но мало ли Чудовищ летает в Архипелаге? В викинге, полностью закрытом бронёй, с плащом из чешуи дракона, в шлеме, который закрывал лицо, она не могла узнать того, кого любила все эти годы. Забияка не признала даже его голоса. В нём больше не было искры, веселья или радости, казалось, что и самой жизни в нём больше не было. Он был серьёзен, резок, даже груб. Когда Сморкала снял шлем, Забияка, как и стоявшая рядом Астрид, не могла не воскликнуть от ужаса. Любимое лицо было изуродовано. Вся левая его половина покрыта ужасными шрамами. Но страшнее всего был левый глаз, ставший белым в своей слепоте. В нём уже никогда не запляшут искры ни радости, ни гнева. Когда первый шок прошёл, Забияке захотелось протянуть руку, дотронуться до его шрамов, унять его боль. Она видела, как он страдает. Для него было непросто стоять здесь и показывать себя тем, кого он когда-то считал друзьями. Которые виноваты в его теперешнем положении.       Сморкала огрызался, зло отвечал на любые вопросы и комментарии Задираки. Он смотрел на них на всех с презрением, ненавистью, с тайной гордыней: вы думали, что я погибну один, но вот он я — живой! Не совсем здоровый, возможно, но живой!       Их встреча не длилась и пяти минут. Сморкала вскочил в седло и скрылся в облаках. Забияка, опомнившись, кинулась к Иккингу. Он что, просто возьмёт и отпустит его? Вот так? Десять лет о нём не было ни слуху ни духу, а Иккинг просто берёт и отпускает своего двоюродного брата, своего бывшего друга. Из-за чего? Из-за глупых обидок десятилетней давности? Астрид прочитала ей целую нотацию о том, как опасен Сморкала. Забияка сжала челюсти, ей хотелось отвесить оплеуху жене вождя. Это она — она виновата в том, что Забияка теперь так несчастна.       Но, привыкшая всё держать в себе, Забияка молча вскочила в седло Барса, лишь яростно сверкнув глазами в сторону Астрид и её мужа, и они все вместе полетели в сторону дома. Противоположную от той, куда направился Сморкала.       Задирака пытался разговаривать с сестрой, но она его не стала слушать. Она ушла домой. Молча прошла в свою комнату, никак не отреагировав на приветствие Эрета. Забияка даже не была уверена, что сможет спокойно посмотреть в глаза своей дочери. Потому что Карины глаза слишком сильно напоминали ей молодого Сморкалу. Поэтому Забияка просто захлопнула за собой дверь и рухнула на постель.       Забияка лежала в кровати, сон покинул её. Её сердце снова рассыпалось на мельчайшие осколки, когда она вспоминала горящий ненавистью и злобой правый глаз Сморкалы. О, он не простит её за предательство. Не простит…