кошмары и тёплые объятья

у минхи меж рёбер, в грудной клетке самой, да и вообще — по всему телу боль невероятная через вены пробирается быстро так, что с ума сойти можно. он глаза жмурит сильно и рядом с лицом руками машет, мелкую дрожь пытаясь унять. кровать скрипит и — босыми ногами по холодному полу, а потом — дверь открывая и в коридор проскальзывая. горячая до раздражения на коже вода успокаивает и кан воздуха в лёгкие набирает, по стенке на пол оседая. капля пота со лба вниз и на плитку падает, разбиваясь на множество таких же. и минхи кажется, будто он слышит этот воображаемый треск, словно ломается старый бабушкин сервиз из дорогого фарфора. юноша челку светлую назад зачесывает и голову откидывает, прожигая взглядом белоснежный потолок. у него в голове одно — кадрами бессвязными пленка крутится, где всё как в черно-белом ужастике, в котором — минхи главный герой. парню кажется, будто он — тот самый бедный кролик, за которым хищники голодные гоняются без передышки. и ему от себя самого так противно, что до тошноты. кан рвано вздыхает и вздрагивает от резко открывшейся двери. в ванную пробирается холод и минхи взгляд переместить не решается, прожигая одними только глазами уже дыру в полу. но он и так знает, кто это. чувствует каждой клеточкой своего тела и всеми фибрами души, которой, на самом деле, не существует. — ты чего на полу сидишь, вставай давай, - хангель приседает на корточки совсем рядом, в опасной паре миллиметров. ли к рукам холодным прикасается своими, что — будто током прошибают своей теплотой, к которой тянет, словно чёрная дыра. у минхи желание — щекой к этому теплу, которое так нужно сейчас, прильнуть, но он лишь пальцами худыми чужие сжимает несильно, всё ещё не решаясь в глаза заглядывать. старший улыбается мягко, хоть и получается не очень, а потом поднимается, потянув его за собой. кан не знает, куда деться, но руку держит и не отпускает. словно это — самое дорогое в его жизни. или не словно. — пойдём в комнату? - тихо-тихо шепчет гёль, а блондин на это лишь робко кивает несколько раз. сердце в грудной клетке делает кульбит и стучит так, что даже ли слышно. матрас несильно прогибается под весом сначала младшего, а потом и хангёля. но тот только на краешек самый садится и одеялом одногруппника накрывает, не отрывая пронзительного взгляда. но в нём есть то, чего минхи прочитать не может. он вообще взгляды не читает и не умеет даже на самом деле, но его — ли хангёля, очень хочется. кажется, будто в этом горьком шоколаде радужки, которая в темноте выглядит такой же темной, как и всё их окружающее, сияют звезды точно, как на небе за окном, которое прячется за плотными шторами. — ляг рядом.. пожалуйста, - совсем тихо просит блондин и хлопает по месту рядом, отодвигаясь ближе к стене. и он ложится. минхи не говорит, что случилось. минхи вообще не говорит сейчас, но хангёль будто и так всё знает наперёд. ли ведёт рукой по одеялу и найдя чужую руку — сплетает пальцы. кан задохнуться готов от всего этого, но лишь сжимает слегка в ответ, втягивая носом воздух чересчур громко. ли улыбается на это, хоть друг и не видит. младший честно пытается заснуть, но мелкие фейерверки мелькают перед глазами и целый млечный путь под веками закрытыми собирается, ослепляя яркостью звёзд. минхи боится, но в мыслях всё равно — его самой настоящей звездой называет. хангёль не глупый, да и вряд ли кан позволил бы себе или кому-то другому его так назвать. хангёль не глупый и всё понимает слишком хорошо, отпуская руку, получая на это разочарованный вздох и обнимая сразу после крепко, что дыхание спирает. младший тает в этой теплоте, которая, будто метеорит — на него свалилась. он осторожно обнимает в ответ, боясь, что ли просто встанет и уйдёт прямо сейчас. блондин боится, что его могут просто взять и оставить одного. но юноша остаётся. остаётся и обнимает ещё крепче, чем секундой ранее. на лице у одного — улыбка довольная, а у другого — румянец густой слишком, что даже в темноте видно. и тепло. много-много.