а теперь его нет.
рядом с ним чувство одиночества бесследно исчезало. только вот ненадолго. пока не исчез он сам. шарифов каждый вечер свой проводит в квартире жени — сильнее прижимает к себе несколько широких тетрадей с планами на будущие ролики. — я люблю тебя, — и произносит дрожащим голосом. снова сидит один и плачет. долго — в подушку попадинца.в ответ тишина.
шарифов долгое время не решался прочесть все эти измученные буквами тетради. он слишком винил себя во всём, жалел, что многое не успел — не сказал, не сделал, не заставил. недооценил. отпустил — теперь никогда не прикоснётся снова. женя был талантливым блогером и достаточно умным человеком — конечно, его видео-ролики это не какая-нибудь электродинамика или релятивистская механика, но он знал, что взять, чтоб точно заинтересовать каждого своего зрителя. а сейчас за тетрадью сидит шарифов; знает, что топа больше не опустит туда свой взгляд. но заинтересованно читает, в который раз подмечает, что женя отлично справляется с видео-роликами о мистике: кидает взгляд чуть ниже и находит запись о новом ролике. видимо, должен был снимать ещё на прошлой неделе. яркий свет от прямоугольного экрана телевизора разгонял сумрак гостиной. шарифов с силой закусывал губу, не отводя взгляда от белого шума на экране. когда напряжение достигло пика, артур наклонился ниже, но внезапно всё вырубилось. шум затих. экран погас. а значит связь оборвалась. — нет! — разочарованный голос прервал воцарившую тишину. — кого.. какого?! артур сильно ударил по верхушке бесполезного ящика, опустив голову. — хотелось бы верить, что это может сработать.. шарифов опустил руки. впервые в своей жизни. после смерти любимого человека — взял и опустил руки. мысли спутались совсем, и запутались ещё больше, когда белый шум зазвучал даже громче, чем до этого: — ..но верится с трудом? ситуация вызывает странные чувства. жгучие, пугающие, одновременно с этим настолько завораживающие, что они липнут на рёбра в протяжном дрожью вздохе. наверное поэтому тишина такая: витающая возле шумного экрана телевизора и оставляющая после себя мерзкие помехи. ему же не показалось..? да нет, не могло. или даже его галлюцинации оставили его сходить с ума в одиночестве? он думает, что свихнулся. совсем слетел с катушек. что с этими бреднями пора заканчивать — это не прекращается. в уши бьёт такой шум, что хочется просто с силой ударить по громкому ящику. мысль приходит с запозданием, пробивается через затылок — и артур с трепетом отползает от старого грохочущего ящика, глаз с него не сводит, пока страх пробирается рывками к безмолвной глотке. гвалт* перестаёт пародировать предложения, и шарифову кажется, что оно, даже не имея глаз или ушей, со скепсисом наблюдает за ним. всё это не способствовало тому, чтоб артур быстрее осознал происходящее — лишь помогло только бóльший страх развить: качественный и продолжительный, продолжающийся ровно до той поры, как секундно неясные шумы становились внятным голосом, который заставлял артура искренне верить в происходящее. — женя, — артур снова повторяет его имя, будто бы это какая-то молитва против нечисти. будто это хоть как-то поможет, успокоит, остановит накатывающую истерику. — извини, что твоя пассия в таком состоянии, — топа бьётся о воображаемые стены чуть ли не до потери сознания: хочется коснуться артура. только вот невозможно этого теперь сделать. — твою мать. просто говори больше. — артура колотит. но он смотрит — будто бы всё идёт как надо, всё идёт по плану. мобильник отправился в беззвучный сразу. всё равно никто не возьмётся искать его: живёт один, тесно не общается ни с кем, бедный, и совсем потерял связь с миром после смерти топы — так проще сразу пойти к психиатру и сказать, что на картинке не летучая мышь, а кровавая клякса. теперь целая жизнь для него — белый шум. громкий, саркастичный, порою загадочный — такой же, как и топа.его топа.