так много молний между нами

К Новому году волосы у Вани пиздец как отрастают, густые кудри сложно расчесывать, но он упорно не стрижется. Назло. Потому что Макс Махов заебал. * ...сентябрь неожиданно выдается жарким, а первого числа вообще пекло, и Ваня, упакованный в цивильный костюм, медленно отъезжает на линейке. Возражения в духе «ну мам, я ж не выпускник даже, ну ёклмн!» были проигнорированы, так что пришлось тащиться по-уебански, да еще и с цветами, как будто вот щас он веником впечатлит новую классуху, и все у него будет чики-пуки. Как будто это вообще реально, когда идешь в десятый класс в новую школу. На линейке Ваня ни с кем познакомиться не успевает, да и не рвется как-то, так, окидывает взглядом длинноногих накрашенных девчонок, прячущих тонкие сигареты в крошечных сумках, и парней, половина из которых, как и Ваня, мается в рубашках-пиджаках, а половина явно забили жирный такой болтяру. После торжественного скомканного пиздеца они разбредаются по кабинетам, и классуха просит Ваню задержаться у ее стола. Неловкая церемония — «дети, Иван Власов, Иван Власов, это дети, сядь на свободное место» — и можно упасть за последнюю парту у окна, там как раз вообще никто не сидит. (Вообще-то, с Ваниным зрением полагаются первая-вторая парты, но ебал он так близко сидеть, реально.) — Эй, новенький, — громогласный шепот справа вынуждает повернуть голову. Рыжий парень с каким-то хохолком, явно пытающимся казаться ирокезом, смотрит открыто и насмешливо, ему явно вольготно в цветастой футболке. Ваня иррационально раздражается и думает о том, что самое время стащить пиджак. — Чего тебе? — не особенно дружелюбно отвечает он. Ну да, Ванюш, так ты точно тут со всеми поладишь и найдешь друзей, да? С другой стороны: ебет его вообще? — Ты, часом, не того? — рыжий многозначительно вскидывает брови. — Не педик? — Че? — Ваня разгоняется с нуля до ста. Началось. И тут эта, блядь, песня, ну ебать ее в корягу. — Очочки у тебя такие модные, прическа, костюм этот... — тянет рыжий, окидывая таким странным взглядом, что под ним Ваня взмокает еще больше, чем под безжалостным солнцем. — Махов! Ну что такое! — голос классухи прорезается как сквозь вату — Ваня осознает, что у него аж зашумело в ушах. — Потом познакомитесь, весь год впереди. Махов, значит. Ваня отворачивается к окну и все оставшееся время игнорирует рыжего, хотя ближе к концу классного часа тот снова пытается его позвать. И так оно потом и происходит — Макс Махов, видимо, ставит целью всей своей жизни превратить в ад Ванину. Он цепляет его постоянно, по любому поводу и без повода вообще. Никогда не распускает руки, не угрожает, только весело и зло шутит о Ваниной так называемой феминности и о предполагаемой ориентации. Это нельзя назвать травлей, тем более, никто больше к этому не подключается, на удивление, Ваня вполне неплохо устраивается, налаживает контакт с одноклассниками, начинает сидеть за одной партой с молчаливым добродушным Димоном, даже порой курит вместе с Антоном, другом Макса и его соседом по парте. Но сам Макс, стоит ему Ваню увидеть, никак не может заткнуть свой пиздливый картавый еблет. — Ванюш, может, тебе уже перестать стесняться себя? Выйди из шкафа, заведи парня! — Максон, может, тебе уже пройти нахуй? И перестать приписывать мне свои собственные загоны? Или: — Вань, ты сегодня так красиво волосы уложил. На свидание пойдешь? Мы его знаем? — Максик, если бы ты хоть иногда смотрелся в зеркало и расчесывал свои патлы, может, с тобой кто-то тоже бы захотел встречаться? Не то чтобы в словах Макса есть что-то по-настоящему обидное или жестокое, но его подъебки откровенно доебывают, такая вот тавтология, интересно, Макс вообще знает значение этого слова? Похуй. — Слушай, ну чего ему от меня надо? — как-то не выдерживает Ваня во время перекура с Антоном. И тут же прикусывает язык: серьезно, блядь? Нашел, перед кем сопли распустить. Но Антон отвечает на удивление спокойно: — Ты не обижайся на него, Максона иногда заносит, он так-то нормальный, просто вот клинит его, цепляется за что-то одно и носится с этим. — «Не обижайся», — передразнивает Ваня. — Мне его зацикленность ваще не всралась, окей? — Ну он может заебать, да, — нихуя не дипломатично отзывается Антон. Ну заебись вообще, да, приехали. И что делать-то с этим? Не обращая внимания на Максовы подколы, Ваня перестает стричься, и вскоре волосы начинают падать на лицо. Даша, с которой Ваня сидит на английском, так как Димон в другой группе, то и дело восхищенно тягает его за кудряшки. — Мне бы такие, а, — мечтательно жмурится она, складывая трубочкой темные от помады губы. — Вот зачем тебе кудри, Власов? Ты ж мальчик. — Это все потому что я пидор, разумеется, — Ваня, все еще не отошедший от утренней перепалки с Максом, звучит даже немного истерично. — Правда? — серьезно уточняет Даша вдруг. Ваня вздыхает, морщится и неопределенно поводит плечом. Вопрос ориентации для него неебически сложный. Даша проявляет неожиданную эмпатию и больше ничего не спрашивает. И да, к Новому году на Ваниной голове уже целая буйная копна. * — И кто меня вообще за язык тянул, а, вот вечно же такая пиздоболия происходит, — Ваня тоскливо стонет и беспалева подъедает Димину картошку фри. Дима не возражает, еду в Маке он всегда берет с запасом и делится охотно, а Ваня не то чтобы голоден, просто ему нравится сам концепт. Ну, и нервячка разъебывает. — Ну тебе сложно, что ли? — Дима чуть хмурится, пытаясь понять, что именно Ваню размотало на этот раз. — Сложно! Мне, ебать, очень сложно! — Ваня понимает, что повысил голос почти до крика, и сбавляет обороты. — У нас ничего не отрепетировано, и вообще, как ты себе это представляешь? Они тип попрутся в мою школу, что ли? Дима пожимает плечами и облизывает перепачканные в соусе пальцы. По мнению Вани, главная проблема в том, что он никак не научится сперва думать, а затем говорить. Неосторожно обмолвился в разговоре с классухой, что у него и его бывших одноклассников свой бэнд — получите, распишитесь: теперь Ване полощут мозг и требуют официально позвать группу на новогодний концерт, плавно перетекающий в дискотеку. А Ваня и концерт вертел, и на дискач ему, в целом, монопенисуально, так что сейчас он пытается ненавязчиво слиться, но пока не выходит, и от этого отчаянно горит жопа. — Отмаза нужна, — подумав, выносит вердикт Дима. — Что-то железобетонное. — И неотвратимое, как понос, — Ваня падает лицом на сложенные на столе руки, аккуратно бьется об них головой. — Заебало. Дима сочувственно молчит, и это одно из его главных достоинств — уметь выслушать и спокойно принять исторгаемый Ваней поток сознания. — Ой, смотрите, кто тут у нас! Голубки на свидании! Блядь, только не это. — Блин, Вань, чего ты не говорил, что к Димону клинья подбиваешь? Он парень что надо... — Тебе виднее, Максимушка, — перебивает Ваня, снизу вверх глядя на подошедших Макса с Антоном. Антон по традиции держится чуть позади и в разговор не лезет. — Ты же у нас в парнях разбираешься, сразу выкупаешь, кто педрила, а кто нет. Вот только упс, сапожник без сапог. — Чего ты сказал? — Макс умудряется рычать там, где нет ни одной буквы «р». — А ты пошевели извилинами и поймешь, болезный. Пойдем, Дим, тут как-то душновато стало. Дима тоскливо смотрит на едва надкусанный чизбургер, а потом торопливо его заворачивает, сует в рюкзак и встает следом за подскочившим Ваней. — Зря ты так, — негромко бросает он Максу. Ваня дергает плечом: нахуя вести переговоры с террористами? — Ну давай, убегай, Ванюш, я же тебе добра хочу, — Макс то ли не умеет сдаваться, то ли что, но делает то, чего совершенно точно делать не стоило: тянется к Ване, чтобы потрепать его голове. Ваня пытается уйти от прикосновения, Макс цепляется пальцами за шапку и стаскивает ее. Волосы вырываются на свободу и тут же закрывают лицо. — Просто отъебись от меня, — зло выплевывает Ваня, резко разворачиваясь на пятках и пулей вылетая из Макдональдса. Кажется, теперь он сюда больше ни ногой, хотя раньше это было их с Димой любимое место — аккурат между школой и их домами. Он не видит, как растерянно Макс смотрит ему вслед, беспомощно комкая в руках шапку. * — Вань? Медленно считая в голове до десяти, Ваня оборачивается и молча взирает на Макса Махова. Тот, на удивление, один. И — к еще большему удивлению — не выглядит самоуверенным, как всегда. Больше... смущенным, что ли? Ваня пресекает собственные размышления, еще не хватало Маховские эмоции препарировать. Не дождавшись от Вани никакой реакции, Макс шумно вздыхает и выпаливает: — Извинизавчерашнее. — Что-что? Прости, не расслышал, — Ваня вскидывает брови. Макс отводит взгляд, краснеет пятнами, делает крошечный шаг вперед — явно неосознанно. — Хотел извиниться. За вчерашнее. И вообще, — куда тише, но более четко произносит он. Ваня подавляет желание присвистнуть — вот уж чего он не ожидал, так это цыганочки с выходом. В смысле, Макса и его покаяния — судя по всему, даже искреннего, вон как его корячит. — Это тебя кто, Антон на путь истинный наставил? — с любопытством интересуется Ваня, вполне себе миролюбиво, но Макс тут же встает на дыбы, теряя жалкие крохи решимости. — Бля, ну я же по-человечески хочу, хуле ты... — Да не ори, — перебивает Ваня, сам от себя такой резкости не ожидав. — Мне как бы похуй на твои извинения, если все дальше в том же духе продолжится, сечешь? — Макс неопределенно ковыряет носком ботинка пол. — Так что просто перестань, ладушки? Чем бы ты там ни руководствовался — завязывай тренировать на мне остроумие и оттачивать гомогейские шуточки. Идет? — Идет, — через силу отзывается Макс. Он избегает смотреть Ване в глаза, а тому вдруг отчаянно хочется поймать чужой взгляд. Что он в нем увидит? Макс не дает возможности проверить. Он больше ничего не говорит, и Ваня, посчитав диалог оконченным, разворачивается и продолжает путь к гардеробу. Уже натянув куртку, он видит, что Макс все еще торчит на месте соляным столбом. Только теперь держит что-то в руках. И Ваня вдруг остро хочет отсюда сбежать — от Макса с его выкрутасами, от неловкости, от ощущения притаившегося пиздеца. Но путь к выходу из школы только один, и лежит он аккурат через вот этот памятник школьному долбоебу. — Вот, — протягивает руку Макс, когда Ваня вновь оказывается рядом. У него в пальцах зажата Ванина шапка. Пальцы у Макса ледяные — Ваня успевает почувствовать, когда случайно соприкасается с ними, прежде чем выхватить шапку и практически сбежать куда подальше. * Сидя на алгебре, Ваня нет-нет, да посматривает на Макса. После того, как он перебрался к Диме за последнюю парту у стены, наблюдать за Максом стало проще — тот обычно восседает за предпоследней на среднем ряду. Можно делать вид, что смотришь в окно, или на доску, или на училку, в общем, куда угодно, только не на взъерошенный рыжий затылок. Макс не может усидеть ни минуты нормально, ерзает все время, копошится в рюкзаке, пихает в бок Антона и что-то нашептывает ему на ухо, вертится, залипает в телефон, который вообще-то нельзя доставать на уроке... Ваня смотрит на все это и думает: что вообще, блядь, произошло в гардеробе позавчера? Какого собачьего (кошачьего, птичьего или даже мышиного) хуя, а? Боженька в темечко тюкнул, и Макс сразу стал белым и пушистым? Он правда перестает Ваню доебывать. Раньше мимо пройти не мог, все прикипал глазами, сверлил тяжелым взглядом, рот захлопнуть не мог, и с языка так и рвались колкости. А тут за двое суток ни словечка, даже головы в Ванину сторону не повернет. — Как думаешь, — шепчет Ваня Диме, — человека могут подменить? — Если рептилоиды, то конечно могут, мать родная не отличит, — авторитетно шепчет Дима в ответ. — А что, у тебя есть подозрения? — глаза у него нехорошо загораются. — Да так, любопытство, — торопливо открещивается Ваня и под неодобрительным взором математички изображает бурную деятельность. Мысли его, однако, совсем о другом. Ваня знает, что Макс может быть... Нормальным. Душой компании, поющим под гитару, веселым и приятным собеседником. Вот только ничего этого Ваня своими глазами не видит, будто Макс старательно показывает ему совсем другую свою сторону, дурацкую. А все, что Ваня знает по рассказам других, на самом деле выдумка, такая вот Нарния на минималках. Но еще больше Ваню бесит, что тихий и незаметный Макс сам на себя не похож. И от этого иррационально чего-то не хватает. * Про выступление Ваня в итоге заикается на одной из репетиций, когда дискач, как и классуха вместе с завучем, дышат в затылок. К его удивлению, идея находит отклик. — Прикольно, попрактикуемся на ком-то, кто не наши кореша, — первым соглашается Олег. — А как у вас дела с девчонками там, есть на кого глаз положить? — тут же интересуется Андрей. Никитос слегка пожимает плечами, видимо, выражая свое согласие в любом случае. — Ну, публики будет хоть жопой жуй, там в этот раз с восьмого по одиннадцатый, по два-три класса в параллели, — торопливо выпаливает Ваня. — Девчонки... Ну, есть. Не то чтобы ему обосраться как хочется звездануть в новой школе, но отмазаться так и не вышло, а тут и время с пацанами провести, и вообще. (Под «вообще» прячется «показать Максу Махову, что я нихуя не такой, как он думает», но в этом Ваня не признается даже себе.) — Не знаю, как вы, а я готов покорять горячих телочек на новой территории, — Олег ловко проворачивает палочки в руках, Ваня знает, как долго он репетировал этот показушный, но эффектный жест. — Так что давайте-ка ебанем как следует! И, в общем, они правда ебут на репетиции, так что домой Ваня возвращается в на редкость приподнятом настроении. Очень важно наладить звук в актовом зале, где все будет происходить, поэтому приходится договариваться о том, чтобы их пустили и разрешили порепать накануне движа. Получается даже легко, и классная долго и цветисто хвалит Ваню за отзывчивость, вызывая у него одновременно диабет и несварение. Репают вечером, когда в школе уже почти никого и не остается, но в итоге умудряются приманить музыкой девятиклассниц — они тоже что-то репетируют к завтрашнему вечеру, кажется, танец. Девчонки хихикают и пялятся на незнакомых парней, и Ваня то и дело закатывает глаза: — Да ебать вас в корягу, ну давайте серьезнее, раз уж вписались... Ему отвлекаться не на кого, хотя в первом ряду сидит приманившийся чисто из дружеской солидарности Дима. Слух у него хороший, так что он очень помогает в настройке аппаратуры. И, кажется, ему вполне себе нравится слушать то, что исторгает Ванина группа. — Сильно хуево было? — все-таки спрашивает тот по дороге домой. Уже давным-давно темно, фонари горят через раз, и ветер какой-то лютый, поэтому Дима натягивает шарф до самых глаз и бубнит в него: — Да че ты. Ну заебись же вообще. Клево завтра выступите. Ваня вздыхает и мотает башкой, будто сам перед собой в очередной раз отрицая, нахуя ему вообще это нужно. * — Ну дак это, — Дима пытается перекричать музло, под которое танцуют вчерашние девчонки — как на подбор в мини-юбках, разумеется. — Тип, когда? — Последние. Ебать хедлайнеры. Ваня нервничает и чуть ли не грызет стул. И подавляет желание побиться в широкое и мягкое Димино плечо. Парни задерживаются, потому что едут из своей школы через полгорода, и Ваня, конечно, уже думает о самом худшем. Дима утешительно хлопает его по плечу, и примерно в этот момент Ваня чувствует, что на него кто-то смотрит. Пристально так, тяжело, реально аж физически этот взгляд ощущается. Ваня вертит башкой, но все вроде увлечены происходящим на сцене и пялятся туда. Вот только Ваня замечает Макса. Тот вроде бы тоже таращится на телочек, но выглядит как-то... Не особо увлеченно, что ли. Ванин взгляд падает на гитару, которую он держит в руках, и глаза сами собой закатываются. Ну, только этого не хватало. Именно в этот момент в кармане оверсайзного худи оживает телефон — Олег пишет, что они наконец на месте, и Ваня, предусмотрительно севший с краю, срывается с места, чтобы их встретить. Когда группа всей толпой вваливается в зал, стараясь не шуметь, Макс как раз поднимается на сцену. Сначала он играет «Монетку» ЛСП на радость публике, причем отчаянно цензурит отдельные моменты. Впрочем, Ваня все равно не понимает, как ему разрешили... Хотя это ж Макс, кого он спрашивать-то будет. Девиз Макса — «сделаю сейчас, пизды получу потом», не иначе. А потом в общем Макс затягивает вторую песню, и у Вани, честно говоря, отваливается ебало. Или жопа. Или все вместе. Так много молний между нами, но если что, ты знаешь, зая Просто на-на-набираешь, я сажусь в трамвай Привезу тебе всю свою магию и исполню желания, Ты так долго ждала меня Все бы ничего, ну сходится у них краш в ЛСП, дак тут ползала таких. Нет, не в этом дело. Макс безошибочно находит Ваню глазами в толпе, когда поет эти строчки, и в одном моменте даже сбивается и фальшивит, но так и продолжает в упор на него пялиться. Господи блядь всратый боже, ну за что, думает Ваня, буквально парализованный вот этим всем происходящим дерьмом. К счастью, у Макса всего две песни — Ваня не представляет, что он мог бы выкинуть дальше. К счастью, им выступать, и сосредоточиться на музыке и на том, чтобы не сблевануть от нервяка, просто жизненно необходимо, так что можно пока не думать ни о чем другом. В итоге Ваня с трудом помнит, как они отыгрывают свой коротенький сет, но вроде все окей, и им даже свистят и хлопают. * Пальцы как будто пластилиновые, и сигарета никак не желает извлекаться из пачки. Ваня выдыхает сумрачное «блядь» и все-таки одерживает победу в этом противостоянии века, жадно затягивается, одновременно вдыхая морозный воздух. За углом школы никого, все колбасятся на дискаче или распивают контрабанду в толчках, даже учителя как-то не особо дрючат и не гоняют из импровизированной курилки. Ваня чуток расслабляется по мере того, как сигаретный дым наполняет легкие. Сейчас бы еще пивчанского жахнуть, и он, возможно, даже присоединился бы к потной колышущейся массе тел. И даже, вероятно, уговорил бы Саню, который традиционно выполняет роль диджея, на парочку реально годных треков. Снег скрипит под чьими-то ногами за Ваниной спиной, и очень хочется надеяться, что это кто-то из его пацанов, или Дима, возжелавший угоститься никотином. Ну, или просто кто-то левый и малознакомый, который, конечно же, аскнет сигаретку. Но, конечно, бога нет, и Ванины молитвы никто не слышит. Макс тоже без шапки, и у него красный кончик носа — явно не от мороза, ну не успел бы он так замерзнуть от крыльца до угла. Руки он держит в карманах и смотрит на Ваню так, как смотрел со сцены. — Ебанись, — безнадежно выдыхает Ваня и втаптывает окурок в снег. — Не то слово, — поддакивает Макс. Повисает пауза — неловкая и вязкая, как кисель в столовке. Ваня ежится как от холода, но на самом деле от Макса, от того, как он, оказывается, близко, от всей этой атмосферы недосказанности, которая сейчас вскипает между ними. Пиздец, обреченно проносится в Ваниной голове, когда Макс делает еще один шажок, заставляя неосознанно вжаться в кирпичную стену, наплевав на то, что на темной куртке отпечатаются все меловые ругательства. — Вань... — зовет Макс как-то потерянно, тоскливо. Вынуждает не отводить от себя глаз. — Я дурак. И ты дурак. — Вот уж новости, обосраться и не жить, — Ваня сам слышит, как нервно срывается его голос. Макс больше ничего не говорит, между ними остается последний шажочек, и Макс сокращает это расстояние до нуля. Его пальцы зарываются в Ванины кудряшки, и он тут же принимается подушечками гладить затылок, тянуть легонько, а Ваня наконец опускает взгляд, потому что нет сил смотреть на Макса, жар заливает щеки, все его тело заливает, но все равно не может перебить ощущения Максовой пятерни в волосах. — Не дашь мне по ебалу? — шепотом спрашивает Макс, его горячее дыхание окатывает лицо. — Раньше надо было давать, теперь-то уж чего, — бормочет Ваня в ответ, дезориентированный, обездвиженный одним простым касанием, как кошка, взятая за шкирку. — Пиздец, — снова емко резюмирует ситуацию Макс, а потом целует. Ваня прижмуривает глаза и, кажется, перестает дышать, поддаваясь чужим губам, отвечая. Целуется Макс не то чтобы неумело, но как-то неловко, суетливо, и приходится одной рукой притянуть его к себе за полурасстегнутую куртку, показать, как надо. А надо Ване медленно и до одури сладко. Когда их губы размыкаются, Ваня утыкается лбом Максу в грудь, все еще чувствуя в волосах его пальцы — Макс осторожно прижимает к себе ближе и шумно сопит. И, кажется, лыбится во всю пасть. — Я же говорил, что ты пидор, — негромко рокочет он где-то над ухом. — Это я-то пидор? — сил возмущаться всерьез нет. — А ты тогда кто? — Пидор-пидор, точно тебе говорю. А я этот, гордый бисексуал, — и Макс ржет, и они продолжают стоять в этом неловком полуобъятии, и стоят так до тех пор, пока до них не доносятся голоса других жаждущих криминально покурить. Но даже после этого Ване иррационально тепло — возможно, от торопливых слов Макса: — Ты только волосы не стриги, ладно? * — Ванюш, ну отпад, ты куда такой красивый собрался? Неужто на свидание, разбивать чьи-то сердца? Ваня, закатив глаза, демонстративно на Макса не смотрит, медленно и гордо проходит к своей парте, падает рядом с Димоном. Тот молчаливо показывает большой палец. Не, ну подумаешь, рубашка вместо привычных футболок и худи. Потеплело вон, к весне настоящей дело идет, а рубашка на него села как влитая, и учителя вряд ли разберут, что она не в горошину какую-нить, а в мелкую-мелкую виселичку. Крутота же? На парту прилетает романтично-олдскульная записка, словно сообщения в мессенджерах резко стали платными. Ваня показательно вздыхает — знает, что будет заметно со стороны, — и разворачивает смятый лист. «Это ты перед нашим вечерним походом в кино так вырядился? Пощади, мне ж целый день на это все смотреть, но не трогать». Ниже пририсовано кривоватое сердечко, хотя, зная Макса, честнее было бы нарисовать парочку сплетающихся в страстном объятии хуев. Это примерно то, что у него уже третий месяц в голове происходит, без шуток. Но на провокацию Ваня все-таки ведется: быстро пишет на листке «долбоеб» и ставит смайл-поцелуйчик — двоеточие и звездочку. конеццццццц