Увидимся. Прощай

Я всегда видел то, чего не мог видеть ни один зрячий – скрежет собачьих коготков по мокрой гальке рисовал мне раскинутый на сотни метров каменистый пляж, лёгкий шелест воды шептал о заветном озере, а запах хвои напоминал о каждом проведённом на этих берегах лете. Байкал – наше любимое место с Мартой. Мы навещали его каждое лето. Пока Марта плескалась у берега, я мог услышать его хлёсткие прикосновения, мог ощутить его прохладу. В тишине я видел его величие, и грезил, чтобы однажды Байкал стал первым, что я увижу своими глазами. И как всё величие этого мира, его необъятность и широта предстанут передо мной. Но врачи не давали никаких шансов. Марта была моими глазами, я шёл за ней повсюду. Пока однажды мир не решил по-другому. Мы с Мартой как обычно шли вдоль узенькой дорожки навстречу перекрёстку, который одним поворотом врезался в двери какого-то кафе, у которого всегда пахло булками, а другим вёл к морю. У кафе всегда бахала музыка – громкая, ударная, как будто били прямо над ушами, а от моря веяло солёной свежестью. За исключением шумных выходных, наполненных запахом жареной картошки, обваленной в масле несколько раз – такая она была жирная. Марта пришагивала рядом. Хотя бы сегодня она не убежала играть с друзьями. Они остались дома, а она пошла со мной – прогуливаться по утрам по набережной ей всегда нравилось. В остальное время я часто был предоставлен самому себе. Ушибами и царапинами я понемногу выучил каждый угол сначала своей комнаты, а затем и всей квартиры. Хоть Марта и должна была мне помогать, она была достаточно беспечной и своенравной, поэтому мне приходилось становится самостоятельным. Иногда, когда она убегала с друзьями, я садился в кухне, прижимал колени к себе и слушал. Слушал ядерные удары тишины. Без неё мне было очень одиноко. Когда мы достигли перекрёстка, душа запела: в носу раздался солёный запах моря. Мы остановились и прислушались – тишина. Сделали шаг и… из-за угла раздался рёв. За ним – скрип тормозов. После оглушительного звука, наступила темнота. Но не та, к которой я привык, а полная – где не слышно звуков, где нет запахов, где нет слов. Как только я привык к этому, в этот вакуум ворвалась вспышка. Мои глаза как будто взорвались – иначе откуда столько всего вывалилось в привычную мне темноту? Я повернул голову и увидел растянувшееся на асфальте тельце, склеенную кровью шёрстку, ободранные бока, безвольно покоящиеся лапки. Я увидел мою Марту. Мою девочку. Лазурит её глаз потух. Я протянул руку и дотронулся до её неподвижного тела, над которым висел окроваленный бампер. Он был первым, что я увидел своими глазами. Сволочь. Марта отдала своё зрение мне. Не знаю, любила она меня или нет, но она была самым близким мне существом. Марта часто убегала играть с щенятами, которых нам оставили. Иногда я выпускал их на улицу и через несколько часов слышал, как они скребутся в дверь – просят пустить их обратно. Марта любила свободу и всегда делала то, что ей хочется, несмотря на то, что она была предназначена мне поводырём. Иногда я винил себя. Думал, плохо с ней обращаюсь, раз она убегает от меня. Но теперь я знаю – это её природа. Природа, которая всегда была далеко, которая не могла привязываться к человеку, но которая отдала свою жизнь и вернула зрение тому, кто любил её. В Марте таилась нежность, которую она не любила проявлять. Но как же интересно – как она, подобно человеку, скрывала её от лишних глаз, и даже мне редко показывала. Но в те вечера, когда она ложилась рядом, клала голову мне на колени и тихо посапывала, я чувствовал, как весь огромной мир покоился рядом со мной, ждал меня, обволакивал своим теплом. Я шёл по берегу озера, а мой единственный друг шёл по другой дорожке – наверх. Один-единственный уходил, а стольких теперь можно было найти этими новыми, зрячими глазами. Печаль так тесно прижалась к свободе, что издалека трудно было отличить одну от другой. Но свобода, стоящая перед ними обеими, была готова повести их вперёд. И вот я снова был здесь. К берегу прибились водоросли темно-зелёного цвета. От них пахло чем-то тухлым. Когда мы были здесь с Мартой, вода была кристально чистая. Стоя на берегу, я думал, а стоило ли зрение того, что раскинулось сейчас передо мной. Думал, и всё хотел вечно смотреть на невозмутимость и чистоту вод Байкала и не чувствовать запаха зелёных водорослей.