Тебе ещё рано

Больно. Дышать больно. Двигаться больно. Жить больно. Так больно… …Снова и снова картина всплывает перед глазами: он на моих руках… его кровь на моих руках… и его последняя просьба… «ты должен стать тем, кто спасает людей!» — Твою мать, Одасаку… *** — Эй, Дазай, а ну-ка шуруй работать! Никто за тебя ничего делать не будет! «больно…» — Да-да, Куникидушка, уже бегу! «чёрт, как больно…» — Куда ты попёрся, недоумок?! Я, вообще-то, всё вижу! «я больше не могу…» — Дазай? Эй, ты в порядке? «простите меня…» *** Дазая разбудил мерзковатый писк приборов. Он хотел, было, встать, но ни приборы, ни головная боль не дали ему это сделать. — Эй? Есть кто-нибудь? — хриплый голос прозвучал немного жалко. Но вокруг не было ни души. Дазай слегка пошевелился и понял, что рядом с рукой лежит кнопка вызова врача. Нажав на нее, он стал ждать. — Очнулись? — врач, невысокий пожилой мужчина с заплетёнными в косу седыми волосами, приветливо улыбнулся парню. — Что я здесь забыл? — вас доставили сюда ваши коллеги. Вы не могли прийти в сознание, — он покачал головой. — Как же вы умудрились так себя истощить, молодой человек? Дазай промолчал и отвернулся к окну: на город медленно опускались сумерки. Розовато-оранжевого цвета, с мягким, уходящим за горизонт солнцем. Как тогда… Боль. Как ток, она прошибла всё тело насквозь, сжигая все внутренности к чёрту. Видимо, это как-то отразилось на лице Дазая, потому как врач что-то пометил у себя в блокноте и вышел из палаты. Воспользовавшись одиночеством, Дазай снова попытался встать. На этот раз попытки увенчались успехом. Он сел и свесил ноги с кровати. Голова кружилась, его затошнило, но именно эти ощущения напомнили ему, что он, мать его, ещё живой. Омерзительно живой. Когда комната перестала танцевать перед глазами, он встал и, покачиваясь, подошёл к окну. Открыв его, Дазай сел на подоконник в пол оборота и прикрыл глаза. До тошноты захотелось курить. — О, уже вовсю гуляет! Может, тебя подтолкнуть? Неожиданный голос заставил удивлённо повернутся к вошедшему. — Куникидушка, ты ли это? — Улыбка вышла натянутой. Меньше всего сейчас Дазай хотел кого-то видеть, — Какими судьбами? — Какого чёрта произошло? Вопреки суровому тону, Доппо выглядел взволнованным. Он постоянно поправлял идеально сидящие очки и пристально смотрел на Дазая. Почему-то раньше Куникида не замечал, как тот изменился: от тела остался один скелет, кожа была настолько тонкой и бледной, что казалась чуть ли не прозрачной. — Просто ты меня не кормишь! — в привычной для себя манере протянул Дазай. — Ты и так постоянно воруешь еду у Рампо, я никак не мог предположить, что ты голодаешь. Причём настолько! Красноречивый взгляд устремился на выпирающие рёбра под рубашкой. Дазай этому лишь усмехнулся. — Господин Дазай! — в палату, вдруг, влетел Ацуши и врезался в Куникиду, — как вы?! Горло сдавило железной хваткой, лишая воздуха и малейшей возможности вдохнуть. «за что?» — А что со мной будет? — снова улыбка, снова фальшивая, — Не переживай, Ацуши. Надеюсь, хоть ты принёс мне поесть? — Да, конечно! Паренёк, извинившись перед Доппо, быстро подошёл к Дазаю и передал ему пакет фруктов. Сунув туда голову, он зубами вытащил из пакета мандарин и стал его чистить. — неисправимый оболтус… — прозвучало обречённо, но в голосе Доппо слышалось какое-то облегчение. «Всё так же дурачится… Значит, всё в порядке». Если бы Дазай мог ощущать эту боль не фантомно, а физически, то сейчас бы он свалился с подоконника, потому как получил пощёчину. Наотмашь, со всей силы. Голова его слегка дёрнулась, но он беззаботно продолжил есть злосчастный мандарин. — господа, вам нужно покинуть палату, — врач подкрался незаметно за спины Куникиды и Ацуши, — молодому человеку нужен покой.  — Но… — Ацуши хотел возразить, но ему не дали. — Покой, — отрезал врач и указал на дверь, сделав шаг в сторону. Дазай видел, как те не хотели уходить. Нарочито медленно покидали палату, а Ацуши постоянно оглядывался на Дазая. — Какие хорошие у вас друзья, — как только все вышли, произнёс врач. — Вы так считаете? — Осаму не был удивлён, скорее, ему было интересно. — Да, я даже уверен в этом. Ведь я запретил навещать вас, как минимум на два дня. С этими словами он покинул палату Дазая. Холодные и липкие руки пробежались по телу, оставляя мерзкие, скользкие следы. Люди волновались за него, переживали настолько, что нарушили правила. Но Дазай не заслужил их. Ему были нужны не они. Только одни глаза он видел каждый раз, когда засыпал и когда просыпался. «ты должен стать тем, кто спасает людей» — Одасаку… сукин ты сын… Слёзы горячими ручейками побежали по щекам. Больно. Невозможно больно. Отвратительно жив. Размахнувшись, Дазай с силой разнёс на осколки окно. Рука была исполосована тонкими порезами, но эта боль была абсолютна никчёмна, по сравнению с той, что была где-то там, внутри. Кровь струйками потекла по кисти руки и с кончиков пальцев, капельками, стала срываться вниз, на белый подоконник. Раз… два… три… пять… одиннадцать… Завораживает. «ты должен стать тем, кто спасает людей» Дазай сжал поврежденную руку в кулак. Лёгкая боль немного отрезвила его и он пошёл к умывальнику. Тихо шипя от боли, он смыл кровь и осмотрел порезы. Ничего серьёзного, царапины. Он прошёл к кровати и сел. Солнце уже зашло, и за окном были прохладное, тёмно-фиолетовое небо. Вдруг оно поплыло перед глазами Дазая и он провалился в беспамятство. *** — Дазай? Осаму обернулся. Неспешно, сунув одну руку в карман брюк, а второй говоря с кем-то по телефону, к нему шёл Ода. Подойдя ближе, он убрал телефон в карман и улыбнулся. Своей тёплой улыбкой он обволакивал Дазая, освобождая его от бесконечной боли. — Одасаку… — парень бросился к нему и крепко обнял. Слёзы снова покатились по щекам, и он лишь сильнее вжался в его плечо. — Дазай, ты что, плачешь? — голос был взволнованный. Он успокаивающе погладил его по спине, — Пожалуйста, не плачь… у тебя очень красивая улыбка. Она гораздо больше тебе идёт. Такой тёплый и родной человек… боли больше не было. Душевный свет Оды полностью избавлял от нее, оставляя лишь тепло. — Почему тебя нет рядом? — не поднимая головы, Дазай задал вопрос, который задавал себе уже около миллиона раз. — Прости меня, Дазай… я не хотел, чтобы так вышло… — он прижал его к себе сильнее и, немного отстранившись, взял лицо в свои руки, — скажи мне, ты выполнил мою просьбу? Сердце болезненно сжалось. Такие родные глаза, так близко, так близко… — Да. — Ты молодец, Дазай, — Ода улыбнулся, как умеет только он: мягко и тепло, не только губами, но и своими добрыми глазами, — Я горжусь тобой. Боль прошибла всё тело. Дазай вскрикнул и упал на колени. Ода продолжал стоять, с тоской глядя на парня. — Что… происходит? — прохрипел он. — Прости, Дазай, тебе еще рано. Новый разряд, словно молния, прошёлся по всему телу. Закричав, Дазай сжал руки в кулаки, царапая ногтями землю. Сквозь пелену он видел, как Ода, грустно улыбаясь, уходит. Он попытался что-то крикнуть ему, но из горла вырвался лишь хрип. Дальше он ничего не помнил. *** Вы знаете, каково это, очнуться от того, что тебя со всей дури хреначат дефибриллятором? Так вот, Дазай теперь знал. Сознание прояснилось лишь на секунду, но этого хватило, чтобы услышать тихое: «живой… успели». Проснулся он около полудня. Над ухом снова пищали какие-то приборы и нервировали его. Он медленно поднял своё тело и сел. В палате никого не было. Не глядя, Дазай нашарил рукой кнопку вызова врача и нажал. В палату вошёл уже знакомый врач. — Ну и напугали вы нас, молодой человек! Дазай невесело усмехнулся. Поговорив немного с врачом, он узнал, что ночью у него остановилось сердце. И лишь благодаря бдительному звонку Доппо, который хотел узнать, как состояние Дазая, они заметили и успели спасти жизнь Осаму. Когда врач ушёл, Дазай набрал номер Куникиды. — Куникидушка! — весело прокричал он в трубку, — кажется, я должен на тебе жениться, ведь ты спас мне жизнь! — Дазай? Господи, какого хрена ты звонишь в рабочее время? Ты разве не знаешь, что… — Голос в трубке запнулся, — что значит, «спас жизнь»? — А то и значит! Ты как заботливая жена, всегда справляешься о моём здоровье! — Ты о моём ночном звонке? — О, так это еще и ночью было? — Дазай, не знаю, как и сказать… — Куникида вздохнул, — на самом деле я хотел прийти лишь на следующий день. Просто… Тут он замялся. Дазай крайне редко слышал, чтобы Доппо запинался или говорил не так, словно бы перед этим раз десять прорепетировал диалог. — Просто ночью мне позвонили и поинтересовались твоим здоровьем. Я не знаю, кто это был, я не успел его спросить, а номер почему-то не сохранился, — Куникида снова вздохнул, — только после этого странного звонка, причём в полночь, я решил позвонить и узнать, всё ли с тобой хорошо. — Вот оно что… спасибо за рассказ! И заботу! Жди мою руку и сердце! Извини, мне тут на процедуры пора, пока! Он резко бросил трубку. Уставившись перед собой, он прокручивал в своей голове сон. «Тебе еще рано». — И в правду рано… — он закрыл глаза и улыбнулся. — Ну ты и засранец, Ода… И в правду, рано еще. *** Прошёл месяц. Дазая две недели как выписали из больницы и он продолжил заниматься важными делами: бесить Куникиду и смущать Ацуши. Оба возмущённо кричали на него, а Куникида его иногда и пинал. Но это нисколько не останавливало Дазая. Ах да, еще иногда он подворовывал у Рампо вкусняшки. Тот сердито на него сопел, но ничего не говорил, с каждым разом пряча их всё тщательней. Боль не возвращалась. Ее забрал с собой Одасаку. Лишь ее. Потому что Дазаю еще рано. «ты должен стать тем, кто спасает людей». — Я им буду, Одасаку… — Что ты там бубнишь, ленивая амёба?! Марш за работу! — Уже бегу, Куникидушка!