Вне всего

Cōgitō ergō sum (от лат.- Я мыслю, следовательно, я есмь) В глубокой и обволакивающей тьме невидимые временные отрезки каждой истории уже приняли рассказывать то, что было им заложено Судьбой, некоторые же, уже подходили к концу и ставили точку в повести. Сгорбившись, сидя на бревне и сжимая левой рукой покрепче свой блокнот, он писал: "...Круги перепончатой вуали заполнили маску сострадальченского безразличия. Шестерни задвигались в прошлом, прах коих послужит будущему разрушению...". "Как долго?"- подумалась и тут же остановилась та «черная» мысль, возникающая в такие моменты. Неважно. Он знал на что шел, оставаясь здесь, среди тех, чье существование забыто под всевозрастающим грузом времени. Дописав и поставив точку, голова автоматически, будто им кто-то управлял, взглянула вверх. Ничего. Там не было видно ничего: ни звезд, ни облаков, ни лунного света, ни одного источника хоть какого-то движения жизни. Огромная темнота нависла над этим местом, и в его представлении то была безграничная и всеобъемлющая материя, рано или поздно съедавшая всех кто находился тут. Скоро наступит и его очередь, сомнению это не подлежит, а все что он может делать, так это ждать. Томиться в долгом ожидании того, что должно вот-вот и, в то же время, где-то там, в далеком будущем, произойти. Ему неожиданно стало смешно. Хаха-хихи. Возникшую ухмылку он тут же поборол, резко закрыл личный дневник и плавными, столь ему уже привычными движениями, положил его в карман плаща. Это рефлекторное дело, столь привычное и аккуратное,что можно сказать неосознанное, которое было выработано сквозь долгие рутинно повторяющиеся моменты. И это выполненное филигранное действие ему нравилось. Маленький порядок, возведенный им лично в хаусе руин, работающий как только заведенные часы, не мог не радовать. Вокруг было большое количество всевозможных записей. Все они отличались друг от друга не только содержанием, положением, но и своими формами, внешним видом самой бумаги, а также тем чем все это написано и в каком стиле. Создавалось впечатление, будто толпа различных авторов в одно мгновение решило засесть и беспрерывно писать о своих рассуждения начиная с вечного и заканчивая низменными потребности каждого человека. Вся жизнь- это один труд твоих мыслей, таковыми были его мысли. Он схватил ручку, находящегося по близости, фонаря, его жизни и смерти. Единственный источник свободы от тьмы и вместе с тем вечная окова души, запечатленная во свече. Свет стал темнее и тусклость приобретала все отчетливое изображение. Здесь все было перевернуто, и то что принято называть светом, столь привычный наверху, был чем-то диковинным, инородным и ирреальным. И эта иллюзорность огня впитывала в качестве топлива- чужие души. В его памяти остались рассказы тех, кто умирая тоже видал свет в темноте, не понимая, что этот свет, то последнее,что осталось от их прошлой жизни. Что этот свет и есть их умирающий дух. Продолжая держать в руке фонарь, с горящей свечой внутри, решение идти само по себе возникло в нем. Как и раньше, обернувшись в последний раз, в нем появлялась жажда побыть с кем-то. Не поговорить, не потрогать,не услышать речь, а лишь побыть рядом и ощутить то человеческое тепло и чувство того , что кто-то, также как и ты, чувствует то же самое. Что этот кто-то вообще существует и может находиться здесь. Но вокруг брошенных записей было тихо и спокойно, словно он был здесь один. Но это не так. Аромат ностальгии пронесся в нем как осознание того, что Харибда пожрала тебя. Хаха-хихи. Улыбку медленно появляющаяся на губах, все более начинала носить маниакальный характер. "Давайте посмеемся над самим собой?"- так гласила строка одна из записей валявшегося повсюду, словно ненужный мусор. Он не помнил того как писал это, что было не капельки неудивительно. Память- его плата за нахождение здесь. В конце, когда его душа окончательно рассеется во тьме, он потеряет ее, но это было лишь начало его страданий. Земля под ним была немного рыхлой. Он нашел удивительным тот факт, что не все явления и вещи были перевернуты и преображены, что приводило его на множество предположений и вопросов. Поначалу его разум думал о том , что это место- осколок поверхности, развившийся и обросший здесь, а затем медленно пустивший свои путы вверх, давя своими острыми невидимыми лозами поверхность Жизни. Было много противоречий этому, например как те могилы на которые , пройдя несколько сотен метров, его взгляд набросился, словно только что в нем проснулись древние инстинкты охотника и перед ним была его жертва. Чувства обострились, но флегматичность характера сделала его спокойным и рассудительным над всей сложившийся ситуацией. Почва смерти. Могильная земля была повсюду наравне с тьмой. Двое неизменных атрибутов, ставшими частью этого бескрайнего мира. Но был еще кто-то, кто был с самого начала, кто преследовал и искал его. Ни венков, ни цветов, навечно обреченные быть забытыми. Вот кто был там под остатком жизни. Даже самые ранние записи не имели упоминаний о них. Но быть с ними рядом и разделить последнее собственное существование было искренним желанием его, еще бьющегося, сердца. Хаос мыслей должен всегда быть изложен на бумагу, дабы облегчить собственные муки. Это пространство было листом, исписанный безграничными судьбами. Люди должны оставаться неосязаемыми и бестелестными в мире фантазий, а тот кто нарушает это правило платит огромные цены, и в конце исчезает из мира фантазий в целом, словно его там и не было. И его уже не было давно, он ичез когда вошел сюда бесследно и навечно. Садясь на надгробие, в голове всегда возникал диалог с забытым героем, затем превращающийся в монолог о собственной участи, и зависти к тому, кто уже не чувствовал боли и сгнил под удушающей землей. Исключением, пожалуй, стал этот раз, ибо только присев, крик из мрака заставил обратить внимание на себя. Волк загнавший добычу в угол ликует. Жертва, коим он был, должна бояться и делать все, чтобы выжить, но понимание того, что это ни какой капелькой не изменяет его смерть, страх уходил в потаенные дебри мозга, дабы во снах вернуть ужас и отчаяние, как напоминание о том кто ты есть. Слабый, слабый homo sapiens, бегущий непрерывную эстафету за глупость, непонятную ему самому. Рука коснулась камня и приятная прохлада каменной плиты подарило чувство защищенности и безопасности в будущем, где-то там, за порогом смерти, в которых искусные муки прекращены и осталось лишь бескрайнее блаженство. Сказка. Колыбельная. Имя действительности не имело значимости, лишь настоящее понимание помогало знать все. Безопасность, защищенность- ложь, особенно в этом месте. Треск. Три Стука и механизм был запущен. Огромный, непостижимый часовой демон начал свою работу, давая понять остаток времени до полного исчезновения последней надежды. Пора. Срываясь с места, в голове царила лишь одна мысль: «Пора. Мне не избежать конца. Не сейчас, не в этот раз, не в этой истории, в которой...» Фонарь потух. Никто не пришел за ним, он был брошен в одиночестве, в полной темноте без света, со страхом и резким желанием жить. Однако, теперь не о чем думать о цельности вакуума. «Доверься чувствам своим» Повернувшись, он сделал шаг назад, в пропасть. Прошлое повторилось, падение, которое было испытано в позабытом прошлом,как и полагалось, повторилось. Бездна обвила свою жертву в ничто, как обрыв в никуда. Оттого перевернутый мир был позабыт им вновь. Начало положено в конце. «Исступление завершит мой следующий финал...»