vanilla caramel

      Шелк сквозь пальцы, щекотка лопаток; эфемерное дуновение ветра, кружащиеся листья на кипяточном асфальте, растрёпанные пряди; летний загар, едва заметные веснушки, взгляд с прищуром.        Чанхи постоянно сидит по переменам во дворе университета под старым-старым деревом; на нём огромное количество скворечников и ленточек выпускников, ткань завораживающе разноцветными бликами переливается на свету. Глаза неотрывно следят за старшими, что увлеченно пинают мячик друг другу, взволнованные, словно мальчики из детсада.        Конкретно из шестерых, Кана интересует лишь один. Тот, кто ведёт мяч прямо сейчас, благодаря преимуществу в виде длиннющих ног. Багровые яблочки щёк, уткнувшееся в землю смущенное лицо.        Ким Соку — это чистое очарование в метр девяносто с половиной, с красивыми пальцами без колец; это домашний уют, людская эстетика с ароматом лавандовых кексов, которые печёт по вечерам старший; это нарезанные дольками свежие и сочные, экзотические и не, фрукты в сладкой тянущейся карамели, цветом кожи самого Соку; это палящая летняя жара вблизи с прохладным, прозрачным и глубоким-преглубоким озером в цветущем лесу; шипящая ледяная кола после перечной-мятной жвачки; стихи-признания на коленке.        Первая любовь Кан Чанхи.       Для младшего тема, воспетая искусством, мелькала где-то в вышине, — ниже, чем звёзды, но немного выше, чем облака, возможно, как недосягаемая вершина Эвереста. Однако любить идеального Соку казалось таким правильным, что Чанхи очнулся только на дне, где-то в песке собственной души, утекающим сквозь пальцы, забивающимся в убитые кеды. Чужая улыбка ложится бальзамом на душу и отзывается в теле через стремительно алеющие раковины ушей.        Они с Соку неплохо общаются, по крайней мере, больше, чем привет-пока.        «Чанхи!» — по спине бегут мурашки каждый чёртов раз. Младший хотел бы записать этот приятный голос на кассету, чтобы проигрывать её затем часами в дряблом магнитофоне, сверстнике Кана, отмечающем своё двадцатилетие в нынешнем году.       Лоб брюнета взмок, а сам он тяжело переводит дыхание, ловко присаживаясь рядом с собеседником на примятый газон.        «Ты покрасился… Тебе идёт!»        Не то, чтобы Кан сильно изменил свой цвет — теперь его волосы цвета горького шоколада. В помещении с небольшим светом даже незаметно, цвет выступает на солнышке. Его мама не заметила. Соку же увидел, обратил внимание, проявил интерес. Чанхи расстроился бы при другом исходе, — если бы тот, для кого непосредственно были потрачены деньги на химическую краску от неплохой такой фирмы, чтобы не облысеть при первом эксперименте с внешностью, не пробежался взглядом по волосам. Коленки всё ещё подгибаются на лестнице, потому что приходилось не до конца приседать, дабы увидеть собственную макушку в зеркальце; в ванне остались разводы неожиданного фиолетового оттенка, а Чанхи не шуточно испугался, испытав шок, глядя на слив, — не хотелось бы вдруг стать подобием свежих цветов, выращенных на французских полях, что придают удивительный аромат сокувским кексам; некоторые участки кожи шеи тоже превратились в горький шоколад от рук горе-парикмахера, также пострадали аккуратные ладошки, которые служат доказательством творческому порыву.        «Выглядишь мило».        У Соку к Чанхи отношение как к брату, в этом уверен младший. Но где-то в горле начинается, движется вниз стремительно, проходя сквозь рёбра, и оседает в животе терпкое и сладкое, как домашнее южное вино из спелого, сочащегося мякотью, винограда; обволакивает лёгкие, отчего немного кружится голова.       Волосы Кима угольно, синевато-черные. И подушечки пальцев цвета горького шоколада отбрасывают мешающуюся чёлку. Один вдох делится на двоих.        Брюнет не успевает сказать и слова, и парнишка убегает; Соку в растерянности, Чанхи — в большей. Улыбка старшего приветливо светит всем вокруг, наверное, из-за хорошего настроения, Соку точно не уверен. Однако он знает наверняка, что причина всему этому один маленький шатен.        Кан Чанхи — это сплошная детская наивность в метр семьдесят четыре, с сухими потрескавшимися губами; это разговоры по душам до ночи; это чашка горячего рамёна после тяжелого дня, согревающая грудь; это звонкий треск огня, в языках которого жарится на палочке зефир до румяного; это радужные стреляющие искры в глазах после ослепительного солнца; это ванильный молочный коктейль с подтаявшим мороженым, украшенный приторными взбитыми сливками; это боль сводящей челюсти при долгой улыбке или смехе.       Первая любовь Ким Соку.        Впервые он увидел младшего в старенькой кофейне напротив школы, куда Соку ходил постоянно до, во время и после занятий. Чанхи просто появился там, со своими огромными добрыми глазами, а брюнет как мальчишка — с крахом по уши.        Их официально познакомил одноклассник Кана, Ю Тэян; Соку стал чаще ходить туда, где бывал Чанхи, и очень быстро обнаружил, что места пребывания парня ничем не отличались от его. Каждый раз Ким завязывает глупый разговор, чтобы взглянуть на младшего чуток поближе; послушать низкий голос и ощутить шлейф незнакомого, но до смешного родного и полюбившегося аромата.        Соку решается и просит у Тэяна номер общего знакомого.       Чанхи не берёт трубку. Тогда старшему приходится подключать Ю.        «Хён, я не отвечаю неопознанным номерам. Ты… Зачем… Почему ты звонишь?»        Непринужденные разговоры о всяком, приглушённые смешки и таинственный омут шёпота, зазывающий в сети. Они болтают до самого рассвета — благо, наступили выходные, — пока на другом конце провода Соку не слышит умилительное сопение.        Спокойный, медово-цветочный голос старшего обволакивал Кана, словно тянущаяся патока, медленно, но верно убаюкивая.       Брюнет слушает чужой сон ещё совсем немного, укладываясь следом.        Солнечные зайчики путаются в волосах, мягко касаясь эфемерным пушистым мехом пухлой щёчки, пропадая во век на цветочном лугу, где труженики пчёлы собирают ароматную пыльцу для сладкого мёда в сотах, который так любит младший.        Балладная мелодия растворяется в разгоняющейся теплоте конца мая, отчётливо отдающей летними мотивами сочной зелени. Сухая горячая ладонь находит другую, переплетая пальцы, — карамель со сливками.       Текст композиции очень чётко доносит до слушающего всю суть, весь смысл; Чанхи не может сдержать улыбки.

Я смотрю на тебя сейчас, и я хочу этого навсегда. Я, наверное, не заслуживаю, но нет ничего лучше. Не знаю, как я вообще когда-то жил без тебя, Моё сердце будто скоро выпрыгнет из груди. Чувства приходят и уходят, вот что происходит; Чувства приходят и уходят, но не с тобой.

      Соку улыбается, а смешинки опасно тонут в омуте карих глаз, сияя ещё сильнее, чем приподнятые уголки губ от уха до уха.       Он зарывается длинными пальцами в отросшую чёлку, трепетно спускаясь вниз, и поглаживает острый подбородок.       Волнующий трепет ресниц, едва заметная ухмылка и сильная любовь, работающая моторчиком для безудержно грохочущих сердец.       Первый поцелуй, расцветающий на губах привкусом лавандовых кексов, приготовленных с большой заботой, и тягучей карамели, — как на вкус, так и на ощущения. Две ладошки, держащие скулы по бокам, уверенно очерчивают силуэты озорных лучистых зайчиков.       Медленно растворяясь, словно сахар в кружке кипятка, Соку терзает припухшие губы снова и снова.       Ким Соку — это чистое очарование в метр девяносто с половиной, с изящными пальцами и скользящими по запястью браслетами, запаянными серебряными нитями с кольцами; это бойфренд материал с медвежьими объятиями, пока в духовке доходят лавандовые кексы, которые потом они с Чанхи украсят шариком (может и не одним) ванильного и клубничного мороженого; это просторные футболки со свитерами и джинсы свободного покроя; это трогательные баллады на цветочном лугу с корзинкой для пикника и стареньким пледом в красно-черную расцветку.       Первая любовь, парень и целый мир Кан Чанхи.       Кан Чанхи — это сплошная детская наивность в метр семьдесят четыре, с вечно влажными и припухшими алеющими губами от затяжных поцелуев; это разговоры шёпотом в ночной дымке тишины, когда старшего что-то беспокоит; это домашняя стрепня, — не очень вкусная, но с огромным количеством трудов, стараний и любви; это украденные футболки, свитера и рубашки в доме явно не по размеру, скрывающие, разве что, меньше, чем до середины бедра; это осторожные подколки и забавный, очень забавный смех; это смущенное выражение лица и самая милейшая улыбка для Соку.       Первая любовь, парень и буквально вселенная Ким Соку.