Краткое пособие по выживанию для отаку.

Мои мысли хаотично метались в голове, одна перебивала другую. Мне хотелось заглушить весь этот поток, потому что они сменялись слишком быстро и я даже не мог сфокусироваться на чем-то одном. Тщетные попытки заставить себя успокоиться ни к чему не приводили. По-хорошему мне стоило бы дать себе пощечину и, добившись полной трезвости мыслей, понять, что мне теперь делать. Почему-то без моего на то желания я вспомнил прошлое, которое на самом деле было не так давно, но, из-за большого количества насыщенных событий последнего времени, сейчас все, что было со мной в реальности, казалось мне далеким, будто и вовсе было со мной в прошлой жизни. Иногда, по выходным или в те дни, когда я наверняка торчал в своей квартире, занимаясь бессмысленной ерундой, коротая тем самым время и пытаясь развлечь самого себя, моя мама заглядывала ко мне. Я дал ей ключ от своего дома еще в первый день, как переехал от семьи, так что, появись у нее желание неожиданно ко мне нагрянуть, ничего не помешало бы ей, а еще у нее была привычка приходить ко мне по утру, когда я крепко спал, будучи тем, кто ложился под утро, если имел такую возможность. В такие дни я просыпался от того, что она звала меня к завтраку, стоя где-то на кухне и что-то готовя у плиты, при этом насвистывая какую-то незамысловатую мелодию, засевшую у нее в голове. Сам я не часто приходил к семье в гости, не радуясь даже самой мысли лишний раз выйти из дома, так что частота наших встреч зависела в основном от того, как ко мне приходила мама, заставляя и мою сестру наведываться. И все же при всем при этом у нас были теплые отношения. Если вы ожидали, что я скажу, будто не лажу с семьей или у нас много проблем во взаимоотношениях — я вас разочарую, это не так. Кроме того, моя мать, являясь человеком бойким и чрезмерно жизнерадостным, была тем, к кому я приходил за советами или просто выговориться. От части я был даже рад тому, что у меня не было толком свободной минуты, когда я находился в книге, потому что именно благодаря этому я не успел понять, как сильно скучаю по ней. На самом деле сейчас я как никогда остро ощущаю нехватку ее поддержки. Мне хотелось выговориться ей и услышать ее мнение, да и просто увидеть ее и сестру — это было бы передышкой для моего психического состояния, потому что у меня было стойкое ощущение, что все мои запасы оптимизма опустели и нет ничего, что бы могло заставить меня не сдаваться. К тому же, я не имел понятия о том, что мне делать, что подбивало еще сильнее. — Роберт, — мелодичный и теплый, до боли знакомый мне женский голос был немного приглушенным из-за того, что раздавался из другой комнаты, — если ты не собираешься вставать в ближайшие пять минут, я клянусь, что приду и столкну тебя с кровати, так что тебе стоит бы поспешить и поберечь себя. Я вооружена прихваткой и готова пустить ее в дело! Только сейчас, проигнорировав пробежавшие по телу мурашки, я открыл глаза, шумно вдохнув и уставившись в блеклый потолок своей комнаты. Шторы, обычно задвинутые мной, сейчас были закреплены, так что ничего не мешало лучам солнца пробираться внутрь, освещая все теплым светом. Помню, как первое время мама пыталась отучить меня от привычки закрывать шторами окна, потому что ей нравилось, как солнце, вставая рано утром, освещало все и заставляло нехотя вставать, не оставляя и шанса поваляться подольше в кровати, а мои попытки отгородиться от него и поспать до полудня мягко говоря возмущали ее. Она не любила то, что я так сплю и теряю половину дня. За те часы, которые я провожу в постели, видя седьмой сон, она порой успевала сделать большую часть работы по дому и даже погулять немного по городу, доходя до моей квартиры пешком, что, к слову, занимало не мало времени. И если обычно я лениво потягивался и умолял дать мне поспать еще пару минуток, то сейчас, понимая, что все это не сон, я резко подскочил и попытался встать с кровати, но запутался в одеяле и с грохотом рухнул на пол, окончательно приходя в себя и с шипением потирая ушибленный лоб. — Ты что, только что свалился на пол? — риторический вопрос, она хотела, чтобы я согласился, а она могла беззлобно посмеяться с моей неуклюжести. Но сейчас я лишь поспешил подняться на ноги и, спотыкаясь, добежать до кухни, замирая в дверном проеме и сталкиваясь глазами с ее, карамельного оттенка, с никогда не исчезающими искорками детского веселья, с коим она любила подшучивать надо мной или Карлой, моей сестрой, но ее шутки всегда были безобидными и подталкивали и нас самих улыбнуться. Она не была тем родителем, который позволял бы себе смеяться над комплексами и проблемами своего ребенка. Она всегда относилась к такому очень серьезно и старалась помочь, хотя сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, какими глупыми были некоторые мои проблемы и как это было очевидно со стороны, так что я вдвойне благодарен ей за то, что она не обесценивала их, понимая, что на то время и для того моего возраста это было чем-то серьезным. — Ты чего встал там, как вкопанный? Я говорю, что сделала твои любимые блины, так что поспеши умыться и не смотри на меня так, будто призрака увидел, — она подмигнула мне, попутно переворачивая один из блинов на сковороде и убирая за ухо выбившуюся прядь каштановых волос. Ноющее в груди сердце не позволило мне стоять на месте, так что в следующую минуту я кинулся к ней и крепко обнял, закрывая глаза и чувствуя едва сдерживаемые эмоции. До этой секунды я и не понимал, как сильно успел соскучиться по аромату ее неизменных нежных духов, которые ассоциировались у меня с полевыми цветами, росой и свежим, прохладным утром, когда солнце еще не взошло, но небо уже было светлым. Кажется, здесь прошло не больше пары часов или пары дней, я был рад этому, потому что не хотел возвращаться и видеть измученных беспокойством обо мне маму и сестру. — Я очень скучал по тебе, — сбивчивым голосом выпалил я, почти переходя на шепот от кома, сдавливающего горло. — Чего это ты? — несмотря на удивление, она не стала меня отталкивать и, выключив плиту и отложив все остальное, мягко обняла в ответ, не удержавшись и ободряюще потрепав по моим и без того взъерошенным волосам, от чего я только сейчас понял, что с возвращением сюда я еще и вернулся в свое собственное тело, хотя теперь мой средний рост с непривычки казался мне странным. — Ничего, — соврал я, понимая, что она не поверит, если я расскажу, — просто очень соскучился. — Когда успел? Мы же только вчера разговаривали с тобой, помнишь? — Вчера?.. — значит, в самом деле здесь прошло меньше дня за все это время, — гм, мам, мы можем поговорить? — наконец заставив себя отстраниться от нее, хотя я хотел простоять так еще добрых десять, а то и больше минут, я встретился с ней взглядом, не скрывая собственную обеспокоенность. Я мог доверить ей, что угодно. — Конечно, — зная, когда стоит перейти с шуток на серьезность, она окончательно забыла о своей готовке и вместе со мной села за кухонный стол, полностью готовая выслушать. — Я очень сильно запутался кое в чем, — начал я, попутно пытаясь собрать мысли в кучу и правильно их сформировать, — я… я думал, что поступаю правильно, вмешиваясь в жизнь других и пытаясь ее наладить, вообще, у меня даже получилось, но потом все стало только хуже и оказалось, что мое вмешательство не только не помогло, но и наоборот все испортило. Кроме того, мне нравится кое-кто, я старался не допускать ничего такого, но это случилось, так что я просто принял свои чувства и пытался остаться рядом с этим человеком, но у меня ничего не вышло и… — я сдавленно выдохнул, опуская глаза и устало потирая переносицу, — я не понимаю, правильно ли я поступаю и что мне делать сейчас. Я знаю, что иногда могу быть слишком упертым и не замечать, когда нужно остановиться, так что вот он я, сижу перед тобой, потому что не могу сам найти ответ на все эти вопросы, — подняв взгляд на маму, я невесело усмехнулся, — что мне делать?.. — Мне стоит знать подробности или мы с тобой оба решим, что это вся имеющаяся у нас информация? — она тепло по-заговорщически улыбнулась мне. — Второе, — не раздумывая ответил я, немного успокаиваясь от ее улыбки. — Хм, люди, которым ты пытался помочь, винят тебя в случившемся?.. — Нет, нет, не думаю, — я отрицательно мотнул головой, вспоминая Луи, до последнего верящего мне. Он неоднократно благодарил меня за помощь и даже в том отрывке его смерти, который я увидел и теперь не мог выбросить из своей головы, в глазах Лу не промелькнула и капля обиды или злости, только искреннее непонимание. Мне бы хотелось вычеркнуть это из своих воспоминаний, но я не мог. Я сам обвинил себя в случившемся, потому что Янай был прав. Я дал надежду, но я не оправдал ее. Однако я не был согласен с тем, что без моего вмешательства было бы лучше. Лу погиб бы многим ранее, если бы я не попытался спасти его. Да, я лишь отсрочил его гибель, но это короткое время дало ему возможность влюбиться и побыть счастливым вне досягаемости соулмейта садиста. Я скорее винил себя даже не за вмешательство, а за то, что не успел спасти его, неоднократно обещая при этом, что все с ним будет хорошо. — Тогда, Роберт, не стоит изводить себя за это. Человек сам простил тебя, а может и вовсе не обвинял ни в чем, понимая, что ты просто пытался помочь, поэтому не держи это в себе. Ты человек, ты можешь совершать ошибки, ты учишься на них, все нормально. Нельзя избежать подобных ситуаций. Так или иначе, но ничего не гарантирует, что ты никому не навредишь и никто не навредит тебе. Взаимоотношения, какими бы хорошими они ни были, все равно допускают возможность ошибки. Если ты понял, что ты поступил неправильно в чем-то и если это не прошло бесследно, научив тебя чему-то, то все в порядке. Ты не станешь плохим человеком из-за того, что оступился. — Правда?.. — Правда, — она подняла руку, — клянусь сегодняшними утренними блинчиками, — я знал, что она нарочно шутит, чтобы подбодрить меня, за что я бы сказал ей много-много раз спасибо, но знал, что этого никогда не будет достаточно. — А что касается человека, в которого ты влюблен, — вновь став серьезной, она принялась размышлять, от чего между ее тонких бровей закралась морщинка, — тот, о ком ты говоришь, как он к тебе относится? Ваши чувства взаимны? — Ох… На самом деле, раздумывая над этим сейчас, я как никогда понимаю, насколько ответ очевиден. Не представляю, почему я вообще колебался до этого, всерьез сомневаясь. Все было прозрачнее некуда, стоило мне вспомнить взгляд, с которым Хан на меня смотрел и улыбку, с которой он разговаривал о чем-нибудь со мной. Последние попытки засомневаться разбивались о тот его поцелуй в ванной комнате, когда он успокаивал меня после случившегося и когда я уже ничего не чувствовал к нему. Сейчас, избавившись от метки, я четко знал, что он мне нравится. Нет, даже не так, я люблю его и я уверен в том, что это взаимно. — Да, — не колеблясь ни минуты ответил я. — И этот человек может просто отпустить тебя, позволив обстоятельствам лишить вас друг друга? Вспоминая Хана, у меня не оставалось сомнений, что он не сделал бы этого. Я был в этом уверен. Он, как и я, обладал безграничной упертостью, не позволяющей ему так просто оставить что-то, а то и вовсе подталкивая на еще большие действие в случае столкновения с препятствиями. Однажды он уже потерял Иоанна, но отпустил его, потому что знал, что ему это не нужно и Хан для него прошлое, которое на то время Иоанн был готов забыть. Сейчас же ситуация была другой, я не уходил от него по своему желанию и он это знал наверняка. Конечно если… если только Кира не вернула весь сюжет назад, стерев любое воспоминание обо мне. Тогда все это становилось бессмысленным, но мне не хотелось даже допускать подобное. Нет, я не намерен верить, что все этим и закончилось. Хан бы ни за что не забыл меня, а значит он наверняка ждет меня. — Нет, уверен, что он этого не сделает. — Тогда ответ, который ты искал, находится на поверхности, — она поднялась, принимаясь заваривать нам чай и поглядывая на меня через плечо, — если этот человек не готов отпустить тебя, то готов ли это сделать ты? — она остановила свой хитрый взгляд на мне. — Но я не знаю, как мне найти этого человека… — Роберт, — ставя передо мной кружку с горячим, дымящимся чаем, она села напротив, — когда ты того действительно хочешь, ты находишь выходы из ситуаций, из которых иногда даже я не могу выпутаться. Я не сомневаюсь, что ты справишься с этим. Ох, к слову о безвыходных ситуациях, — она цыкнула, вытаскивая телефон и набирая чей-то номер, а после, сталкиваясь с вопросом в моих глазах, перешла на шепот, — я оставила Карлу с детьми моей подруги, а зная твою сестрицу, дети находятся в смертельной опасности, если не достаточно послушные, — она сделала глоток чая, нетерпеливо постукивая ногтем по краю кружки, — я хотела просто проведать тебя, но сейчас думаю, что тебе нужно развеяться, так что, как только я дозвонюсь до Карлы и успешно проведу с ней переговоры, добившись отложения ее праведного гнева, мы с тобой отправимся к нам домой и возражения не принимаются, так что успевай есть, пока у тебя имеется такая возможность, — подмигнув мне, она наконец переключилась на телефонный разговор, потому что Карла наконец ответила ей. Я мог слышать приглушенные, но все же долетающие до моих ушей разгневанные крики сестры, которая явно распрощалась со всяким терпением и была готова забыть, что она нянчится с двумя детьми. Да уж, в гневе она была поистине пугающей… я умудрился успеть соскучиться даже по этой ее черте характера. Мне захотелось поскорее с ней увидеться и покрепче обнять, хотя я и знал, что Карла терпеть не могла объятия. Наблюдая, как мама очень эмоционально успокаивает ее, попутно и на чистом автомате жестикулируя, я невольно улыбнулся. Мне так сильно не хватало всего этого! Я разрывался между радостью и грустью. Я был безгранично благодарен возможности увидеть семью снова, но мне было бы куда легче отпустить их, если бы этой встречи не было. Сказать маме привычное «пока», зная, что вижу ее в последний раз… не хочу даже думать о том, какую глубокую рану на сердце мне это оставит. Все, что я мог, так это надеяться, что со временем она затянется, превратившись в шрам и став частью прошлого, которое я принял.