Долгий-долгий путь к вечности

      Хачиман был рассержен. Когда он понял, что Оокунинуши-сама похитили, то в мыслях перебрал все возможные варианты того, кому бы это могло понадобиться. И ему ни в страшном сне бы не прибредилось, чтобы подобное устроил человек. Мико. Они же должны служить богам, а не наоборот. Бог войны косился на мико, призванную главой Идзумо, и думал, что выбрал он её вовсе не из-за духовной силы. И не из-за боевого опыта. И даже не из-за острого ума. Оокунинуши-сама наверняка выбрал её из-за чистоты. Хачиман видел, что в ней не было абсолютно ничего тёмного — её просто невозможно было склонить на сторону тьмы.              Когда Рюджин проследил весь путь тёмной мико под дождём и узнал, где она скрылась, бог войны уже наточил меч и готов был биться не на жизнь, а на смерть. Он первым ринулся в хижину и у самого входа споткнулся о перевёрнутую мебель. Это было последней каплей — Хачиман разразился длинной тирадой, в которой помянул саму тёмную мико, всю её родню до седьмого колена, плотника, собравшего развалившийся табурет, и его семью, правда, только до третьего колена, Рюджина и весь этот поход. Говорил долго, громко и самозабвенно. Прошло с четверть часа, прежде чем Рюджин убрал руки с ушей Кагоме — бог-дракон посчитал, что ей этого потока сознания лучше не слышать.              — Закончил? — скептически поинтересовался Рюджин, не спеша подходить.              — Да, — недовольно буркнул Хачиман.              — Вот и славно, — бог-дракон подтолкнул мико ко входу.              Бог войны ещё что-то неразборчиво бурчал, раскидывая остатки мебели. К высокой подставке с шкатулкой в центре комнаты он не подходил — там была куча непонятных ему печатей. Вместо этого он прошёл во вторую комнатку и издал совершенно непередаваемый вопль. Картина, которую он застал — всё перевёрнуто, на полу мешок с недособранными вещами, клочок каригину и кровь на оконной раме, говорила о том, что эта самая мико сбежала буквально только что. Причём упущен момент побега был именно по его вине — за его тирадой можно было и конский топот спрятать, не то, что вылезающую в окно девушку. Он дёрнулся на выход, но его остановил холодный, почти полностью лишённый эмоций голос Рюджина:              — Это решать не тебе.              — Хочешь сказать, — возмущённо начал Хачиман, — пусть идёт?              — Я ничего не хочу сказать, — тем же жутковатым тоном ответил бог-дракон.              Бог войны присмотрелся внимательнее и осознал, что впервые в своей жизни видит Рюджина в ярости. Если бы они застали здесь тёмную мико, бог-дракон просто размазал бы её. Но он весьма стоически сдерживался, ведь решать действительно было не им.              Кагоме потряхивало. Стоило им войти в хижину, как почти расслабленное настроение Рюджина резко сменилось. Её окатило такой ледяной яростью, что, казалось, застыли даже кости. Мико совершенно не понимала, что произошло, а спрашивать благоразумно не решалась. Вместо этого она медленно двинулась к шкатулке на подставке. И по первой же печати она поняла, что застрянет здесь надолго: распутывать их надо было очень внимательно и осторожно, потому что любая ошибка причиняла боль либо снимающему печать, либо тому, кто под ней. Кагоме невероятными усилиями заставила себя перестать трястись и осмотреться — должна была быть причина такого поведения Рюджина.              Кроме подставки с шкатулкой, обмотанной печатями словно паутиной, и разломанной мебели в комнатке почти ничего не было. К тому же, здесь не было даже крошечного окошка, и единственный свет исходил от двери. Зажигать свечи вокруг шкатулки мико не рискнула, так что пришлось искать так. Хачиман гремел чем-то во второй комнатке, и мико могла полагаться лишь на собственные глаза и удачу. И через несколько минут поиски увенчались успехом — под перевёрнутым табуретом, лишившимся одной ножки, лежал чёрный свиток, перемотанный деревянными чётками. Чуть в стороне нашёлся холщовый мешок, и Кагоме, сунув в него руку, как в варежку, подняла свиток и тут же расправила ткань по нему. Наружный контур печати был очерчен мелом, который так и был брошен на полу, так что девушка начертила им печать на мешке. Затем вывела ещё одну, более сильную и с большим количеством духовной силы в углу хижины, куда и положила предмет, для верности окружив барьером и решив разобраться с этим потом.              Ярость Рюджина схлынула, как откативший прилив. Кагоме ощутила это, но никакая сила не могла бы заставить её спросить, как чувствует себя бог. Мико лишь скользнула взглядом по его замершей фигуре, глубоко вздохнула и взялась за печати. Путь в два шага от контура до шкатулки предстоял долгий и изнурительный.              Рюджин не понял, что вывело его из себя. Пелена ярости накрывала его медленно, и он успел понять её искусственную природу. Однако слишком поздно — воздействие было мощным, и богу требовались некоторые усилия, чтобы сдерживать себя. Он не знал, как долго придётся бороться, и не понимал даже, с чем — от гнева мысли путались. Рюджин следил за мико. Она определённо почувствовала его ярость, но вместо того, чтобы тихо панически стечь по стеночке прочь, принялась искать источник проблемы. Она не смотрела на него, двигаясь быстро, но без суеты. Рюджин понимал, что если даст волю гневу, разорвёт девушку первой. Она тоже должна была понимать. Когда она нарисовала печать на мешке, воздействие как отрезало, но бог-дракон не шелохнулся, приходя в себя. Дальнейшие предосторожности Рюджин посчитал излишними, но сам всё же вышел наружу, устало опустившись на крыльцо. Вскоре к нему присоединился и Хачиман.              — Ты можешь представить, чтобы тёмная мико готовила любовный отвар? — произнёс он, потрясая мешком.              — Могу, — мрачно посмотрел на него Рюджин.              — Я вот с трудом, — признался бог войны. — Мне казалось, они больше по силе, власти и подчинению.              — Дурак ты, Хачиман, — беззлобно выдохнул бог-дракон. — Что бы ты сделал ради любимой?              — Да пожалуй, что... — задумчиво протянул он. — А-а, вот оно что...              — То-то, — назидательно хмыкнул Рюдджин.              — Долго ещё? — нетерпеливо поёрзал бог войны и обернулся к хижине, повторяя громче: — Эй, там, долго ещё?              — До ночи, — неуверенно отозвалась из хижины мико, — если не отвлекаться.              — Я тогда за оленем, — сообщил Хачиман.              Из хижины не донеслось ни звука — мико не посмела бы его останавливать. Рюджин лишь хмуро посмотрел на него, но тоже промолчал. И бог войны, мелодично насвистывая, скрылся в чаще.             

***

      Ариса бежала по лесу так быстро, как только позволяла ей густая растительность. Она потеряла направление, но очень надеялась, что хотя бы не бежит по кругу и не вернётся назад. Продравшись через очередные кусты, она выбралась на небольшую полянку и остановилась отдышаться. Ладони саднило, и тёмная мико даже смотреть не хотела, как с ними обстоят дела. Царапины на лице горели. В спутанных волосах были еловые иголки, мелкие веточки и сухие листья, больно коловшие кожу. Из каригину был вырван клок. Ариса подумала, что в таком виде она ни за что не хотела бы попасться на глаза Ему.              — И куда же ты так спешишь? — от глубокого баритона девушку бросило в жар.              Она обернулась и взглянула на него, впервые так близко. И тут же поняла, что смотреть ему в глаза — выше её сил. Она едва чувствовала опору под ногами и не могла вымолвить ни слова. И как это той мико удавалось идти рядом с ним, говорить, смотреть в лицо и улыбаться? Арисе хотелось исчезнуть.              Ину-но-Тайшо приблизился и что-то вынул из её волос. И она только теперь вспомнила, как выглядит. Кровь прилила в лицу, и даже уши пылали: Он впервые видит её такой. Ариса прикусила щёку, заставляя себя хоть немного прийти в себя.              — Один вопрос, — снова заговорил демон-пёс. — Зачем тебе это понадобилось?              — Ради вас, — пролепетала Ариса, и не подумав уточнять, что он имел ввиду — мико была уверена, что дайёкай знал, что она сделала.              — Меня? — чуть удивлённо повторил он. — Значит, маленькая микоками Рюджина была права.              «Микоками Рюджина? — глаза Арисы расширились. — Значит, она обо всём догадалась? Неужели она тоже?»              — Я... — тихо забормотала она, по-прежнему глядя в землю, — Вас...              — Это была очень глупая затея, — произнёс дайёкай, резко поднимая её лицо за подбородок. — Такая, как ты, никогда не будет править моими землями.              Он заставил её смотреть ему в глаза. Ариса попыталась отвести взгляд, но Ину-но-Тайшо встряхнул её, почти больно сдавив подбородок. Его лицо было так близко, что можно было почувствовать горячее дыхание. Но холодный взгляд медовых глаз будто выстроил между ними непреодолимую ледяную стену. Ариса сглотнула. Да даже если та девчонка микоками, даже если у неё смазливая внешность, тёмная мико всё равно не понимала, как она могла так спокойно разговаривать с дайёкаем, который даже не пытался подавить свою ауру. А сил той девчонки Ариса в тот раз совсем не почувствовала. Сейчас же тёмная мико даже не была уверена, что стоит на земле — она не ощущала ног.              — У тебя лицо расцарапано, — констатировал Ину-но-Тайшо. — Ты пойдёшь со мной.              И он потащил её куда-то, ухватив за запястье. Поначалу Ариса покорно перебирала ногами, а потом поняла, куда он её вёл — назад к хижине. Она замедлилась, надеясь оттянуть встречу с богами, а ещё через мгновение она вспомнила, что забыла в комнатке с Оокунинуши-ками-сама, и упёрлась пятками в землю. Ину-но-Тайшо дёрнул сильнее, заставив сделать ещё несколько шагов, но Ариса начала цепляться за всё, что попадалось руку. Что угодно, лишь не возвращаться туда. Последние шагов двести она упиралась так сильно, что дайёкай потащил её волоком и довольно грубо вытолкнул на поляну.              Ариса приземлилась на колени и с ужасом посмотрела на хижину. В то же мгновение ужас сменился шоком: прежде всего, хижина была на месте. К тому же, на крыльце сидел царственного вида мужчина в бело-синем одеянии, устремивший взгляд куда-то вдаль. Он неприязненным взглядом окинул Арису и вновь отвернулся.              — Рюджин-ками-сама, — обратился Ину-но-Тайшо, — это она? — бог кивнул, но не повернулся. — А где?..              — Хачиман пошёл за оленем, — вздохнул бог-дракон. — Не сидится ему.              — А?..              — А она распутывает печати, — Рюджин махнул рукой на хижину.              — Ничего у неё не выйдет, — тихо, но злобно прошипела Ариса. — Мои печати только я смогу снять.              — Вот как? — бог-дракон перевёл на неё тяжёлый взгляд, от которого тёмная мико захотела слиться с пейзажем. — К ночи увидим.              «К ночи? — лихорадочно думала Ариса. — Мои печати и снять к ночи? Да кто она такая? Мои печати и наставнику давались с большим трудом, а тут мелкая девчонка! Что она вообще про печати может знать?! К тому же, я ведь сама их собирала. Одна ошибка, маленькая ошибочка, и я смогу выкупить свою жизнь!» Тёмная мико улыбалась в траву, надеясь, что эта призванная микоками ошибётся. В лучшем случае, девчонку отбросит до потери сознания, в худшем — убьёт. Но Арисе не было дела до девчонки. Более того, она желала ей страшной кары только за то, как мил с ней был Ину-но-Тайшо. Но главное — если бы она провалилась, Ариса бы сама сняла печати и выпустила бога, зарабатывая шанс на пощаду.              Время шло, а ничего не происходило. Если бы девчонка ошиблась, они бы заметили. Ариса поняла, что чёрный свиток ударил по богу-дракону, и он успокаивался, глядя в голубое небо. А раз успокаивался, значит, свиток кто-то убрал под печать. «Кто-кто? Эта микоками», — недовольно думала Ариса. Конечно, то, что Рюджин-ками-сама в безумном гневе не крушил это место, было хорошо, но это означало и то, что у девчонки есть и силы, и ум. И для Арисы это был самый плохой расклад.              Солнце садилось, когда на поляну вышел мужчина в ало-золотом доспехе, державший переброшенного через плечо мёртвого оленя за задние ноги. Длинный огненно-красный хвост был чуть растрёпан, но на лице играла расслабленная улыбка. Он грохнул тушу на землю и осмотрелся.              — Рюджин, как там у неё дела? — бог-дракон промолчал, и Хачиман повторил громче: — Эй, как у тебя дела?              — Работаю, — отозвалась девушка из хижины.              — А, работай, — улыбнулся он и повернулся к Ину-но-Тайшо и Арисе. — А это что?              — Тёмная мико, — отозвался дайёкай. — Я поймал её в своих землях.              — Рюджин, ты знал, что он её поймает? — скорее утвердительно произнёс бог войны.              — Полагал, — признал бог-дракон.              Темнело. Сумерки довольно быстро сменились ночной тьмой, а ветер совсем стих. Небо было ясным, и месяц ярко освещал и хижину, и полянку перед ней. Ариса поёжилась — стало куда прохладнее. Рюджин всё так же сидел на крыльце с самым безмятежным видом глядя вдаль. Хачиман что-то проделывал с оленем, а затем внезапно устроил большой и довольно жаркий костёр. Он был далеко от озябшей тёмной мико, но подползти ближе под недовольным взглядом Ину-но-Тайшо она не рискнула. Когда ночь окончательно вступила в свои права, в хижине произошёл мощный всплеск энергии, затем послышался грохот. Рюджин встрепенулся, но вставать не спешил.             

***

      Печати давались Кагоме тяжело. Тот, кто их делал, основательно намудрил в каждой. Более того, мико каким-то седьмым чувством понимала, что любая, даже самая мелкая ошибка причинит нестерпимую боль либо ей, либо запечатанному богу. Оба варианта были неприемлемыми. Так что продвигалась она крайне медленно и осторожно. Пару раз отвлекал голос бога войны, но никто, по крайней мере, не стоял над душой. Когда садилось солнце, она, наконец, добралась до шкатулок, а с ними дело пошло куда легче.              Камень в последней шкатулке покрылся трещинами и был раскалён. Кагоме жгло пальцы, но она упрямо тянулась к нему, медленно, будто преодолевая мощное сопротивление. Наконец, ей удалось дотянуться до камня и коснуться печати, смазывая и уничтожая её. Пальцы пронзила боль, будто их взрезала тетива. А затем камень будто взорвался, и Кагоме отшвырнуло в стену.              Оокунинуши начал рвать оковы, как только оказался запечатан. Магию он узнал — это явно было дело рук какой-то тёмной мико. И как же не вовремя это произошло: он только узнал, где спрятан один из его утерянных амулетов и инициировал призыв хранителя Цветка, чтобы послать на поиски, как вляпался в эту печать. Бог воображал себе, как бедный его слуга мотается по всей стороне ёкаев, не понимая, как он туда попал и зачем. Или это она. От мысли, что он мог призвать мико, Оокунинуши удваивал силу атак на печати. В какой-то момент он понял, что оковы начали ослабевать быстрее, будто кто-то снимал печати снаружи, и усилил натиск. Бог решил, что это тот, кто поймал его. Разумеется, Оокунинуши был готов простить и такую дерзость, но только после достойной кары. Наконец, после особенно мощной его атаки и, видимо, точных действий кого-то снаружи, его удар прорвался дальше за печать, а следом из места своего заточения выбрался и сам бог. Он оказался в крошечной комнатке, а у стены справа от него полулежало бессознательное тело мико. Оокунинуши быстро подошёл, рассчитывая понять, что это она тут делает, и присел, разглядывая её лицо. Ещё через мгновение он понял, что это тот самый призванный им хранитель Цветка.              — Эй, — он осторожно похлопал её по щеке, приводя в чувство. — Порядок?              Кагоме тяжело вынырнула из темноты на приятный мягкий голос. Голова звенела, как колокол, тело почти не чувствовалось. Мико открыла глаза, но ничего не поменялось — зрение отказывалось фокусироваться, к тому же, в комнатке было темно. Её снова похлопали по щеке.              — Эй, мико, — позвал тот же голос, — ты в порядке?              Девушка с огромным трудом медленно помотала головой, отчего та отозвалась болезненным звоном.              — Так, — произнёс мужчина перед ней и положил ладонь на её солнечное сплетение.              Кагоме почувствовала слабый толчок, и в голове резко прояснилось. Она смогла, наконец, посмотреть на того, кто звал её. Впрочем, это ей ничего не дало — было темно, а он сидел спиной к единственному источнику слабого света. Но Кагоме всё равно поняла — почувствовала — кто это.              — Теперь нормально? — спросил он.              — Да, — кивнула мико. — Благодарю вас, Оокунинуши-ками-сама.              — Ты меня нашла? Помогла выбраться? — отстранился он.              — Вас отыскал Рюджин-ками-сама, я только сняла печати, — тихо отозвалась Кагоме.              — Значит, не пожалел времени и сказал, где меня искать? — было слышно, что бог улыбнулся. — Надо будет сказать ему спасибо.              — Он здесь, — почти прошептала мико.              — Да? — Оокунинуши поднялся и двинулся к двери. — Удивительно...