Что-то новое

Иногда Меттатону хочется чего-то большего. Новых форматов, новых впечатлений, новых ощущений. Вариантов много, и объединяет их все одно: Меттатон всегда получает то, что хочет. Иногда ради этого приходится отдуваться работникам (хотя, если бы они не были готовы к «выходкам» босса, стали ли они вообще здесь работать?), иногда актёрам, а зачастую самому Меттатону. Ничто никому не даётся просто так, но ему не привыкать, всё-таки звезде Подземелья, а то и Поверхности, чуть проще, чем остальным, благо, деньги и слава дают гораздо больше возможностей. Если только дело не касается Андайн, которой начхать и на то, и на другое. Но, тем не менее, вот она — могучая воительница-полицейская, которая каждый день ждёт Меттатона в их общем доме. Если кто-нибудь когда-нибудь спросит Меттатона, каким своим достижением он гордится больше всего, он назовёт именно Андайн. Впрочем её «достижением» и не назовёшь. А вот «завоеванием» — вполне, да и то ей это не подходит. Тем более, что она постоянно пытается перехватить инициативу в свои руки. Иначе она и не может: даже розовый блеск Меттатона порой меркнет на фоне её яркого решительного пламени. Впрочем, он старается от неё не отставать. Постоянное соперничество только раззадоривает тело и душу, и ни Андайн, ни Меттатон, не собираются его прекращать. А значит, пора вывести на новый уровень и его. Наверняка стоило бы рассказать об этом напрямик… но так совсем неинтересно. Андайн, конечно, рано или поздно сама должна этого захотеть, но Меттатон не намерен ждать. Если так подумать, то ситуация вырисовывается забавная: две по-своему яркие звёзды не могут решиться на то, чтобы сделать шаг вперёд! Хотя, учитывая как тяжело вначале у Андайн шли отношения с Альфис… Время идёт, а монстры не меняются. Но Меттатон — не Альфис, и даже Андайн нужно время, чтобы решиться на такой шаг, как всем тем воздушно-прекрасным принцессам, которые только и ждут своего принца… Или принцессу. Но Андайн не похожа на принцессу, да и Меттатон не прочь примерить на себя роль напыщенной красавицы. Но то — сцена, с её картонными замками, зрелищными спецэффектами и толпами зрителей. Меттатон открывает им сердце. А для Андайн он раскроет душу. И может ли быть лучший момент, чем теперь, под вечер пятницы? Конечно, даже в честь такого поистине важного события он не бросит работу и не побежит сломя голову и каблуки к возлюбленной. Чувства, конечно, важны, вот только и номер не до конца снятым просто так оставлять тоже нехорошо. Если бы не он, то, возможно, Меттатон бы и не подумал о том, что пора что-то менять, а если бы и подумал, до гораздо позже. Суть ролика заключалась в том, чтобы помочь робким возлюбленным признаться в своих чувствах. В главных ролях — Меттатон, примеривший на себя роль хрупкой, застенчивой барышни, а в роли нерешительного юноши — Бургерпэнтс. При мысли о любимом сотруднике и его краснеющим щекам, которые не смогла скрыть даже шерсть, Меттатону хочется смеяться. Как же он в тот миг был похож на Андайн! А глаза-то, глаза-то так бегали! Во все стороны глядел, только на «любимую» взгляд так и не бросил. Стоит отдать коту должное: отыграл он своё достойно и, если бы сценарий не заканчивался на самом интересном месте, наверняка поцеловался бы с некогда ненавистным боссом. Похоже на них с Андайн. Вот только время поцелуев прошло давным-давно. Да и целуется она совершенно не так, как целовал бы Бургерпэнтс: она без лишних нежностей засасывает его губы, как будто собирается дышать его горлом, вдыхает прямо к нему в рот, а потом, словно вспомнив, что у неё есть собственные лёгкие, кусает губы на прощание. С Альфис она наверняка целовалась иначе: но где Альфис — чувственная нежная девушка, наподобие той, которою сыграл Меттатон, и он сам — вечный соперник Андайн? Впрочем, он всегда отвечает ей той же монетой, которую она постоянно швыряет ему в губы: да и ей самой только в радость чувствовать холодные прикосновения его губ. Меттатон приходит домой, но никого нет. Андайн ещё не вернулась. Эх, вот они — трудоголики! Впрочем, он может сказать то же самое и о себе. Но что такое должно было произойти, чтобы она пришла настолько поздно? Хочется надеяться, что у неё всё хорошо. Меттатон на всякий случай тихонько приоткрывает дверь в её спальню… и находит мирно дремлющую Андайн. Тихий вздох облегчения невольно срывается с его губ, но Меттатон пока не хочет уходить. Почему-то внезапно всколыхнувшийся в его душе порыв нежности потянул его к ней и заставил осторожно потрепать её по волосам… Но она резко переворачивается на бок, распахивает глаз и с хищной улыбкой хватает его за руку так, что он только вздрагивает. Но руку не отдёргивает. — Ах ты, извращенец! — лыбится она так, что Меттатон тут же отбрасывает всю ту нежность, что резко вспыхнула в его душе и за что теперь он расплачивается. — Любишь на спящих посмотреть, а? У него тут же пропадает желание признаваться в том, что он вообще допустил в собственном разуме даже намёк на мысль о том, что он побеспокоился об Андайн. Если он это сделает, то это автоматически означает, что он проиграет в очередной схватке их вечной войны… — Можно подумать, ты меня «дрыхнущим» никогда не видела, — хихикает тот, невольно наслаждаясь тем, как Андайн кривится, едва он использует одно из её любимых словечек. Конечно, это далеко не верх его подколов, но сейчас, в такой домашней-интимной обстановке он не может придумать ничего лучше. — Не видела, — бурчит та, но тут же улыбаясь вновь. — Впрочем, ты не видел такой… и меня! Она тянет руку на себя, но на этот раз Меттатон не намерен ей поддаваться. Он с необыкновенной даже для себя самого силой выдёргивает руку и, резко осознав, что второго шанса у него может и не быть, чуть ли не прыгает на кровать, нависая над Андайн. — А ты не похож на гламурного, а? — с вызовом бросает она, быстро перекатываясь из-под его тела, и чуть ли не локтем придавливая на первый взгляд опешившего, а на самом деле ждавшего такого поворота событий Меттатона, к кровати. — Вот только меня ты не переплюнешь! — А-ах, Анда-а-айн, — только и протягивает Меттатон, призывно закладывая руку за спину и щёлкая переключателем. — Я другого от тебя и не ожидал, — вдруг говорит он разочаровано. — Ах так?! — вдруг вспыльчиво кричит она в порыве резко нахлынувших чувств наклоняясь к Меттатону и целуя его в… тёплые губы? Она так изумлена, что распахивает единственный здоровый глаз так, что Меттатон без труда видит в нём собственное отражение. Двойник из глаза выглядит необычайно довольным, и Андайн невольно хмурится, отрывается от губ и с почти детским возмущением восклицает: — Почему у тебя такие тёплые губы?! — Всё ради тебя, рыбонька, — с улыбкой объясняет Меттатон, совсем не желая вдаваться в подробности устройства собственного тела и тех примочек Альфис, которые она сделала ему по доброте душевной. Альфис… не стоит её сейчас вспоминать. Андайн видит, что и Меттатон вдруг хмурится, и, приняв это за внеочередную свою победу, она впивается ему в губы вновь. Похоже, Меттатон немного ошибся: он включил не только обогрев губ, но ещё и немного повысил чувствительность вкуса. Почему-то он вспомнил, как его некоторые хейтеры в Монстро-, а потом в Интернете, узнав о его романе с Андайн, подкалывали Меттатона на тему того, что Андайн на вкус как сырая селёдка. Впрочем, что тогда, что сейчас, он может опровергнуть их: губы Андайн похожи на морскую воду: солёную, но такую приятную. Меттатону хочется распробовать её всё больше, но, увы, соль так вредна для организма… Хорошего не должно быть много. Меттатон немного отстраняется от неё и Андайн не притягивает его к себе. — Холодные губы мне больше понравились, — отрывисто бросает она, густо краснея. — Но и так тоже было круто! — краснота исчезает с её щёк, и она наклоняется к Меттатону, который начал водить рукой где-то за спиной, — хочу ещё! Вместо ответа Меттатон тянется к ней, прижимая её к себе. Он понимает, что ещё никогда не гладил Андайн по спине, и теперь осторожно водит по ней рукой, словно исследуя её. Андайн же начинает довольно урчать, стоит Меттатону коснуться каких-то… выпуклостей? У него очень чувствительные пальцы, но сейчас он не может разобрать, пока ему не врывается в голову простая мысль: шрамы. Меттатон тут же прекращает их касаться, не на шутку опасаясь, что сейчас сделает Андайн больно. Она тут же переводит удивлённый взгляд на него, и Меттатон понимает всё. Но Андайн не даёт ему вновь переместить руки на спину: вместо этого она перекладывает их на… жабры. Очень чувствительное место у монстров её вида — вдруг вспоминает Меттатон и его пальцы начинают немного подрагивать. Андайн кривится: ей наверняка не больно… она наверняка ожидает более активных действий: вон как рука её к контейнеру с душой переметнулась и касается мягко-мягко. Меттатон вспоминает ещё кое-что: некоторые говорят, что у Андайн грубая кожа, но ему кажется, что она мягче шёлка. И Меттатон, чувствуя неожиданный прилив сил, касается жабр чуть увереннее, вызывая у Андайн необыкновенно широкую улыбку на лице… Где-то снизу начинает что-то светиться, да и из груди Андайн начинает струиться неяркий свет. Андайн улыбается чуть шире и, ободряюще подмигнув Меттатону здоровым глазом, извлекает душу. Меттатон невольно впадает в ступор. Конечно, души монстров всё-таки немного, но отличаются между собой: оттенком белого, или чуть подкрашенным отблеском… но душа Андайн выглядит совсем иначе: по краям её белоснежного перевёрнутого сердечка виднеются красные полосы. Решимость, — вновь вспоминает Меттатон, но его совсем не пугает эта необычная краснота. — Она прекрасна, — только и выдыхает он и, переводя взгляд на прикрытый глаз Андайн, добавляет: — И ты прекрасна. Душа на мгновение вспыхивает красным, а Андайн хмурится. — Находишь же время… — только и роняет она, вновь осторожно надавливая на контейнер. Он начинает опускаться и Меттатон, понимая намёк, рукой направляет свою душу. Она у него тоже отличается: она светится розовым… — Необычно, — только и находит, что сказать Андайн. — Но красиво. Меттатону хочется ответить ещё что-нибудь, но слов больше не надо. Души осторожно, практически неуверенно подлетают друг к другу и, провисев в таком состоянии несколько мгновений, касаются друг друга. И Меттатон, и Андайн вздрагивают, а сердца, ненадолго погаснув отлетают друг от друга. Но Меттатон вспоминает, что сегодня он постоянно думал о том, что пора что-то менять, и сейчас он готов отступить?! Да ни за что! Душа разгорается с новой силой, но теперь её розоватое сияние сливается с красноватыми отблесками сердца Андайн. Похоже, и она решила, что больше нет нужды ждать и теперь невольно ругает себя за то, что в такой ответственный момент её душа дрогнула. Души подлетают друг к другу гораздо ближе, и теперь они с необыкновенным рвением сливаются друг с другом. И Андайн, и Меттатона невольно обдаёт волной жара, но им так хорошо, что они не замечают этого. Две души, как одна, ярко пульсируют, стучат, переливаются всеми возможными оттенками розового, красного и белого… говорят, что когда души сливаются, монстры могут читать мысли друг друга, но сейчас и у Андайн, и у Меттатона сознание заполнено лишь наслаждением и любовью друг к другу. Слитые души истекают магией и, когда её скапливается слишком много, одна из её капель падает Меттатону куда-то на корпус, обжигая его. Но Меттатон не чувствует боли, Андайн не чувствует боли. И ничто не способно нарушить этот маленький рай двух искренне любящих друг друга монстров… Но всё рано или поздно должно окончиться. Меттатон уже устаёт, да и Андайн тоже. Души, на мгновение ярко полыхнув, расходятся, и на корпус Меттатона снова падают несколько капель магии. — А ты… горячая, — улыбается он, не в силах придумать очередной подкол. Сейчас они ни к чему. — Как звезда, знаешь? — Не такая, как ты, — тихо произносит Андайн и обессиленно падает рядом с Меттатоном на постель. — Нам надо чаще так делать… — произносит он, смазывая с корпуса остатки гаснущей магии. Наверняка им стоило бы обеспокоится о детях, но Меттатон слишком хорошо помнит биологию монстров: нужно проглотить магию, что создали души, а потом принять собственную душу обратно. Было бы здорово понянчить собственного малыша от Андайн, но до такого им всё ещё слишком далеко. Меттатон снова гладит Андайн по волосам, совершенно не ожидая того, что она повернётся в его сторону и, осторожно поцеловав её в щёку, осторожно поднимается, в первые мгновения не ощущая тела. Пора на зарядку. Впрочем, он может сказать одно: душа его точно заряжена на все сто процентов. Наверняка Андайн чувствует тоже самое.