Ночь в Аркхеме

      Я должен быть сильным. Должен быть сильным. Все в порядке. Я это предполагал. Возможно, даже знал. Должен…       — Ха-хи-ха-хи!       Я вздрагиваю и говорю себе, что он ничего не значит. Ничего не значит. Должен ничего не значить. Я не жертва. Не снова, никогда больше. Он меня все равно не достанет. Он так же заперт, как я. Я насчитал как минимум пять камер. Не знаю, какие именно идут от Аркхема, какие от Б. Не хочу знать. Это значит, что за мной есть постоянный пригляд. Наверное, я должен быть счастлив, но имея в соседях Джокера…       Это скоро закончится. Должно. Сейчас он примет таблетки и заткнется, и у меня перестанут так трястись руки. Хорошо, что я в смирительной рубашке. Легче обманывать себя, что не дрожишь в ужасе, как жалкий испуганный щенок.       Некоторые вещи не могут стать прежними. Я умер. Я вернулся. Где-то после я просрал все шансы. Я не убил Джокера, хотя была возможность. Я решил сделать из этого гребаное представление — и проиграл. Проиграл Бэтмену, и вот я здесь, в Аркхеме, в личном питомнике уродов Бэтмена, а через две палаты — мой главный кошмар.       Таблетки разносит сегодня Эрик, и он же заставляет глотать. Проверяет. Иногда он находит, что ты их не пьешь. Иногда нет. Сегодня не повезло. Хотя большинство таблеток идет в пищу, и от этого все равно не отвертеться. Если не хочешь умереть от голода, приходится есть. Другое дело, что болтанка эта — сплошное лекарство, а не еда. Выбора все равно нет.       Выбора всегда нет. Если кто-то считает иначе, он все равно заткнется, когда услышит, как по крышке гроба стучит земля. Это при условии, что найдут его тело. Это Готэм, тут живет много народу, много людей умирают каждый день, еще больше умрет в субботу, но до этой субботы сперва надо дожить. Хотя кто-то так и будет смотреть укоризненно в небо мертвым глазом, считая, что у него был выбор, — пока его не обглодают звери. Они всегда съедают лица.       От таблеток обычно становится… хуже. Лучше. Я не прочь быть таким спокойным, но я же и не прочь не ловить глюки. Возможно, я наступил на чей-нибудь мышиный хвост, и доза из-за этого у меня лошадиная. Да упокоится он навсегда. Я бы не хотел в это верить, но эй, через две палаты находится Джокер. Мой убийца, на минуточку. Видимо, чтоб я понял, против кого я посмел пойти. Что неудивительно: на самом деле Бэтмен — мстительная сволочь. Я подал заявление на перевод в тюрьму Блэкгейт, но знаю, что его не удовлетворят. Эй, мы ведь говорим о Бэтсе, а он не будет менять решение. Хотя это все равно ничего не меняет. Он думает, меня можно исправить, но нет. Это нельзя исправить. Я убил семьдесят человек. И да, я считал. Я чуть не убил своего брата. Технически он мне не брат, но кого интересует генетика рядом с всемогущим Брюсом, подбирающим детей. Я устроил войну в Готэме, я вынудил отца со мной драться…       Успокоительное начало действовать, и я почувствовал сонливость. Прикрыл глаза, устраиваясь поудобнее.       Но самое главное, что, закрывая глаза, ты закрываешься изнутри в темноте. Там все становится еще хуже. Ты один. Есть только темнота и твои мысли. Джокер снова смеется, и в этом есть что-то неправильное — что смех вызывает ужас даже сквозь тонну наркотиков, которыми меня накачивают. В темноте смех звучит еще отчетливее. Смех не должен вызывать ужас. Не должен. Не должен.       — Ха-хи-ха-хи-ха-хи-ха-ха-ха!..       Заткнись! Заткнись! Заткнисьзаткнисьзаткнись!       — И вот этим я стал?       Я заметил перед собой очень знакомые высокие эльфийские сапожки и, подняв голову, сначала увидел Дика Грейсона, потом себя. Потом нашу странную помесь, которая смотрела на меня с разочарованием. Я засмеялся.       Я смеялся снова, и снова, и снова. Я едва дышал, хохоча сквозь слезы, смотря на Робина-славного-солдата. Заглушая и хохот Джокера, и собственные мысли, и галлюцинацию. Ну надо же, даже собственный мозг сравнивает меня с Диком! Даже представляя себя, я беру что-то от Грейсона! До чего отвратительно.       Хохот Джокера оборвался, я тоже тяжело дышал, глядя на себя, и с трудом выдерживал этот укоризненный взгляд.       — И ты еще хотел отобрать плащ у этого мальчика? Ты этого больше не достоин. Не то чтобы ты хоть когда-нибудь был этого достоин.       — Бр…       Я оборвал себя на полуслове. Я не буду разговаривать с галлюцинацией. За мной следят. Хотя этой мыслью нужно было воспользоваться до того, как ржать до слез на камеру.       — Давай будем честны с друг с другом. Брюс никогда не любил тебя крепче, чем когда ты был мертв. Он на самом деле вздохнул с облегчением, когда от тебя избавился. Знаешь, почему именно Робин и Джокер, а? Просто потому, что Робин должен быть идеальным. А ты был каким угодно, только не идеальным. Знаешь, почему Джокер жив? Потому что в Бэтмене отпадет нужда, если его не будет. А ты… ты просто отработанный материал.       Я смотрел на этого строгого пацаненка и практически не узнавал в нем себя. Но и Дика я в нем не видел. Я слишком изменился, но не настолько, чтобы не узнать себя. Или каким бы я стал, если бы не смерть.       На самом деле от всех этих слов можно было только закричать от ужаса, заплакать и засмеяться разом.       Я откинул голову назад и захохотал. Где-то сквозь мой громогласный хохот слышался жуткий хохоток Джокера.       В Аркхеме наступала ночь. Что-то подсказывало, что она будет длинной.