Про белые розы, желтые тюльпаны

В Тверской губернии всегда старались уважать своих господ, даже когда они совсем выходили из ума. Ну, или из дома хотя бы. Потому что Джихуна Владимировича редко можно было заметить на пышных торжествах, лишь его темную макушку можно было изредка увидеть у пяти озер на его владениях, вровень идущих друг за другом. Чаще всего он уходил в беседку, стоящую колом посередине крайнего водоема, и наслаждался закатом. Возможно, дожидался рассвета, смотря, как на дальних полях крестьяне начинают пахать землю. Придворные пускали слухи, что Семиверстный Джихун Владимирович – вампир. Что он боится солнечного света и жмурится на святую воду. Сам граф же не допускал любых шуток в свою сторону в своем присутствии. Даже если за спиной слуги шептались о том, что он снова уходит в свой местный лес. А потом – он знал точно – бежали предупредить местных крестьян о том, чтобы ни в коем случае никто из детей не совался в рощу, иначе Джихун Владимирович не побрезгует молодой и горячей кровью и оставит лишь напоминание о былом ребенке. Он не реагировал на подобное и не пытался упразднить: пусть лучше шутят так, чем иначе. Что же, судьба дает шуткам властвовать, и на одной из многочисленных жарких летних недель к нему приезжает из Новоладожского уезда Семянский Мингю Юрьевич. Тот сам по себе – большая (и высокая) шутка природы и удивительно, как со своим длинным языком он до сих пор не разъезжает каждодневно на балы. Джихун Владимирович еще помнит, что видел его с Юбин Алексеевной, младшей сестрой Намджуна Алексеевича, на Ленинградском балу. Да, даже его иногда заставляет выбираться из дома знать, которая хочет уточнить, не надо ли еще назначать нового графа? Мало ли, издох малой? От Мингю Юрьевича первая фраза была такая: - Ох, Джихун Владимирович, вы совсем не изменились. Вас все также не видно, - и улыбнулся так, нахально. Кажется, вот кто должен быть вампиром: эти клыки нельзя оставить просто так. - Ничего страшного, я думаю, мой брат, Юнги Владимирович, всегда найдет момент, чтобы упомянуть, что я еще жив, - не менее мило отвечает он. - Не переживайте, я точно уверен, что вы еще всех нас переживете. Жаль, что не дорастете, - и спешит скрыться в выделенных ему покоях, оставляя Джихуна Владимировича в одиночестве, напыщенного и возмущенного. *** На следующий день Джихун Владимирович как обычно не спешит появиться снаружи своих спален, однако, кто-то решает обнаружиться внутри них. Он открывает глаза и видит у окна темную высокую фигуру, которая тут же оборачивается к нему, распахивая тяжелые шторы и впуская в спальню солнечный свет. Джихун Владимирович жмурится и прокашливается. - Что вы тут делаете, Мингю Юрьевич? - Пришел за вами. - Уходите без меня. - Покажите мне столовую. - Спросите у слуг. - Прогуляйтесь со мной по саду. - Одиночество – лучший спутник. - Сводите меня на озеро. - Снаружи есть указатели. - Я сорву ваши тюльпаны. - Только попробуйте. И Джихун Владимирович буквально ощущает на себе эту ухмылку. Приходится признать себя проигравшим и сопроводить многоуважаемого Мингю Юрьевича по всем местам, каким бы он ни захотел. К концу дня наместник уже совсем выдыхается и предлагает спутнику устроить спокойный ужин в его любимой беседке. На любые слова и вопросы Джихун Владимирович отвечает кратко, наговорившись за весь день. Брожженый виноградный сок приятно разогревает тело изнутри, и теперь Мингю Юрьевич не кажется таким уж навязчивым собеседником, а лишь тем, кто оказался наглым настолько, что смог вытащить его из четырех стен на свет божий. Глаза навязчиво слипаются, и Джихун Владимирович сам не замечает, как оказываеися головой на теплом бедре Мингю Юрьевича; а потом и в его сильных руках, которые мягко укладывают его в мягкую прохладную кровать. *** Таким образом проходят несколько дней, и если первое время Джихун Владимирович стесняется, что каждый раз к вечеру оказывается где-то в медвежьих объятиях Мингю Юрьевича, то потом стыд начал обходить его стороной. Иногда гость давал ему выспаться так, как он привык ранее, но самому Джихуну Владимировичу скорее хотелось услышать этот тембр где-то у себя над головой, пусть даже этот голос порой бросал совершенно нехорошие шутки про его рост. - Джихун Владимирович, пора вставать! Ох, извините, я думал, вы еще сидите. - Джихун Владимирович, не нагибайтесь так низко, вас не видно. Ох, извините, вы стоите прямо. - Джихун Владимирович, говорите громче, не шептите себе под нос. Ох, извините. Нет, не надо на меня так смотреть! Пожалуйста… *** Одним таким же ранним утром Джихун просыпается не от яркого света солнца, а от того, как прогибается кровать, и как горячие руки и ноги обхватывают все его тело, и как к губам прижимаются такие же горячие алые губы. Мингю смотрит на него сверху вниз и улыбается самой счастливой улыбкой на свете, Джихун может поклясться. *** Седой ночью, когда крестьяне шепчутся за их спинами, они уходят в ту самую рощу, где так любит теплыми ночами гулять Джихун. Они – как две противоположности, притягиваются. Джихун садится на покров из старых сухих еловых иголок и прислоняется к дереву, наблюдая через крону берез и лип за полумесяцем. Мингю молчит, сидит рядом, наблюдает за недвижимой сидящей рядом фигурой и наслаждается. Белая кожа, отливающая ранее синевой, подернулась легким загаром за последние пару недель, и так приподнятые уголки губ открывали яркую улыбку, а каменное лицо чуть ли не в первый раз выражало лишь спокойствие и ничего более. Джихун поворачивается к Мингю, мягко прислоняется своими холодными губами к его щеке, оставляя теплое ощущение горячих эмоций в воздухе. Следующим вечером Мингю обнаруживает у своей кровати букет желтых тюльпанов, ярких, словно отражение солнца в чистом пруду, и читает записку, оставленную кривым почерком специально для него. «Мингю Юрьевич. Будьте добры сделать так, чтобы Юбин Алексеевна смогла прожить без вас, потому что я – не смогу. Мингю. Останься.» Он смешливо улыбается и через минуту падает прямо на кровать Джихуна, перекрывая того своим большим телом, шепча на ухо: «ты от меня больше не избавишься» - и получает в ответ ухмылку, смешанную со всхлипом, и в груди взрываются тысячи фейерверков. Ранним утром, когда и Джихун, и Мингю не могут заснуть, они выходят в сад. Рядом с белыми качелями, на которых они располагаются, следя за бегающими туда-сюда слугами, растет необычайной красоты куст розы. Его цветы – белоснежные, и именно его бутон срывает Джихун, вплетая листочки в мягкие волосы Мингю, нежно обводя контуры лица маленькими ладонями. Мингю целует эти руки, прислоняя к своим щекам. И тихо шепчет главные слова.