Полярная звезда Стамбула

Любая мать, которая любит своего дитя всем сердцем,будет желать только лучшего для своего ребенка – это естественный инстинкт, который заставляет женщин жертвовать всем, ради своего дитя. Понимала ли это Гюльмарван султан, когда видела Махфирузе Хюмашах и её детей? Конечно, понимала и не могла винить свою соперницу за это. Также, как и Махфирузе не могла винить Гюльмарван. Порой Гюльмарван султан смотрела на себя в зеркале и замечала, что уже не та пламенная и страстная, как в молодости. Не было того сильного и адского пламени, которое сжигало всех, кто к нему приблизится. А потом она вспоминала Махфирузе и думала, что ситуация ужасна. Как две такие разные, но сильные женщины оказались по разные стороны баррикад? Натура яростной собственницы не могла позволить Гюльмарван отступить от повелителя, в то время как упрямое желание жить заставило Махфирузе уметь подавлять свои истинные чувства и играть ледяное благочестие и порядочность на публику. Женщина видела, как хмурится Махфирузе, когда струна терпения растягивается так, что готова разорваться и понимала её, как нельзя лучше. Такие разные, но с одинаковым желанием – жить, чтобы их дети выжили. Судьба поставила их на разные стороны с самого начала, и они вынуждены были принять все условия их существования. Самые преданные слуги спрашивали, что предпримет алая роза Повелителя по отношению к супруге шехзаде, но Гюльмарван султан только уходила от этого ответа. Понимая, что угроза со стороны семьи старшего наследника уже нависает тенью над Османом и ею, тем не менее госпожа не может ничего сказать верным сторонникам. А вместо этого срывается на девушках с гарема своего сына. Прогуливаясь по небольшому саду, женщина наблюдала за радостными лицами юных красавиц и завидовала их беззаботности. Кто-нибудь думал сейчас из них, что враги находятся рядом с семьёй и готовы в любой момент нанести роковой удар ножом? Нет, пока каждый мог думать только за себя. Главное отличие наложницы от султанши не наличие привилегий и статуса, а ответственность за чужую жизнь. Понимала ли это Гюльмарван султан, когда только предстала перед молодым султаном, который был в отчаянии от боли потери близких. Нет, тогда она хотела только понравиться красивому мужчине. Осознание пришло со временем, но было уже поздно. Фортуна уже начала шахматную партию, в которой все были лишь пешками. - Моя госпожа, нам пришло сообщение из дворца Амасьи. – сказала Келбек, протягивая листок бумаги. Гюльмарван взяла его, и шелестя бордовой тканью села на ближайшую скамью. - Оставьте меня! – отдала четкое распоряжение всем слугам Гюльмарван султан; приказ был выполнен моментально. Открыв послание от гаремной наложницы, султанша быстренько пробежалась по нему и устало свернула его. Ничего необычного. Весь дворец Амасьи готовился к приближающимся родам Михрие Ханым, в то время как сама девушка ходила очень нервной и бледной. Гюльмарван давно стало известно, что беременность молодой султанши протекала тяжело. И дважды была угроза выкидыша. Мазфирузе даже пыталась заставить Михрие переехать из своих покоев, в отдельное помещение под охрану, на что француженка начала яростно сопротивляться. Глупышка не понимала, что мать шехзаде пыталась оказать ей огромную помощь, но страх того, что в любой момент покои шехзаде займет другая, настиг и Михрие Ханым. Такова жизнь султанш – страх потери и страх смерти. Михрие Ханым уже начала чувствовать руки судьбы на своей шеи. Гюльмарван султан спрятала послание и вернулась в свои покои. Взяв перо, женщина начала писать своему любимому, ведь тот же самый страх душил и её.        Судьба каждой женщины – стать верной и любящей женой и матерью. Так говорили Беатрис с детства, но находясь в этом месте помощница бывшей принцессы начала сомневаться, что выполнит эту роль. Исполняя каждое поручение капризной госпожи, французская дворянка начала забывать о жизни во Франции и о своих собственных желаниях. Михрие Ханым изводила саму себя страхами, но боролась с этим не молитвами, а желанием доказать своё превосходство. Богатые наряды, украшения, различные предметы убранства помещений. Всё начало стекаться к Михрие, чтобы успокоить её. Но очевидно, что ничего не помогало. С каждым приближающимся днём родов страх дочери короля только усиливался. Как и усиливались высказывания о крепком и здоровом сыне. Жена шехзаде, молясь, всегда просила о наследнике. Сейчас было ранее утро, и, пока жена шехзаде спала, то Беатрис смогла вырваться из дворца в сад, чтобы наконец-то подумать про саму себя. После долгой зимы природа набирала свой летний цвет. И невольно девушка радовалась этой красоте. Никого не было и можно было насладится пением птиц и свежестью распускавшихся гиацинтов. Постоянно Беатрис была подле Михрие и не замечала, как сезоны сменились, что прошёл целый год с их прибытия в это государство. Да, Османская империя красива и величественна, бесспорно. Но француженка не могла узреть всё то, о чем когда-то читала. Кроме этого, любоваться красотами Беатрис не могла, так как её жизнь была неопределенной. Отправляясь вместе с принцессой, девушка так и не поняла – вернётся ли она на Родину. Здесь она – фрейлина, но там будет ли ждать её семья? Все письма, которые посылала Беатрис матери и сестрам, так и остались безответными. Тоска по родному дому закралась в сердце голубоглазой брюнетки и всплывала во время снов. Сев, рядом с маленьким прудом, девушка смотрела на воду, а после провела рукой по холодной глади. Мысли о родных местах снова наполнили сердце грустью, и, вспоминая, она представила лицо своей доброй матушки, которая пела ей перед сном. - Un beau jour, ou peut-être une nuit. Près d’un lac, je m’étais endormie. Quand soudain, semblant crever le ciel. Et venant de nulle part. Surgit un aigle noir. – начала петь сама про себя Беатрис, закрыв глаза. - Lentement, les ailes déployées. Lentement, je le vis tournoyer. Près de moi, dans un bruissement d’ailes, Comme tombé du ciel. L’oiseau vint se poser. Французская песня тихо раздавалась в укромном месте сада, скрытым деревьями от балконов дворца. Девушка пела, думая, что находится одна, что красота и умиротворение принадлежат только ей. Но она ошибалась. Задумавшись, француженка не заметила, что с ней рядом стоял такой же ценитель красоты, как и она, который искал такого же спокойствия в этом саду с гиацинтами. Песня закончилась и, открыв глаза, Беатрис увидела, что рядом с ней стоял шехзаде Халид. Девушка побледнела ещё сильнее от неожиданности, а после, вспомнив, что сидит и поёт перед наследником, начала покрываться румянцем. - Шехзаде, я… Извините, что помешала. – произнесла Беатрис, поднимаясь с земли. Она хотела поклониться, но шехзаде сделал знак, что кланяться не нужно. Он подал руку брюнетки, чтобы помочь. - Это я должен просить прошение, что побеспокоил вас. Но ваша песня была столь прекрасна и грустна, что я невольно заслушался. – сказал шехзаде. Беатрис не знала, что делать: уйти или остаться. Ум говорил первое, а сердце второе. Видя замешательство девушки, шехзаде продолжил разговор – прекрасные цветы, мадмуазель Беатрис, они заставляют меня размышлять о прошлом и будущем. - Меня тоже. – тихо согласилась с шехзаде француженка. - В детстве я часто собирала их для своей матушки. Она говорила, что моё платье в грязи, но потом целовала меня в лоб и давала кружку теплого молока с клубникой. – неожиданно призналась и краснея, рассказала Беатрис. – Простите шехзаде, но я должна вернуться в дворец, вдруг Михрие Ханым султан проснулась. – резко прервала разговор девушка, а после быстро ушла из сада, оставляя шехзаде одного.       Оказавшись в помещении, девушка начала медленно дышать, приходя в себя. Она никогда не помнила, чтобы так волновалась и краснела с кем-то. Беатрис понимала, что надо успокоится и идти к султанше, но внутри что-то хотело вернуться в тот сад и хотя бы извиниться за недостойное поведение с наследником. - Беатрис, где вы были? – спросил неожиданно женский голос, и француженка обернулась. Перед ней стояла Акджан хатун, служанка Михрие Ханым султан, которая была очень встревоженной. - Вышла прогуляться, что-то случилось? – спросила брюнетка. - У госпожи начались роды! Михрие Ханым султан никогда так не кричала. Никогда не плакала так сильно, как сейчас. Её внутренности разрывались на части, а голос уже охрип от криков. Рядом с ней были какие-то фигуры, которые говорили что-то на неродном языке, но Михрие не понимала. Ей было сильно больно. - Ça me fait mal. Donner de l'eau. Donner de l'eau! – шептала француженка осипшим голосом. Но на её беду никто не знал французский язык, а Беатрис отправили проследить за приготовлением всех вещей для ребенка. - Госпожа, прошу старайтесь! – говорила Караджан, но Михрие не слышала. Пот струёй лился с лица девушки, а губы были искусаны. - Беда, если госпожа не поймет, то ни она, ни ребёнок не выживут. – говорила повитуха, продолжая следить за состоянием будущей матери. Махфирузе Хюмашах султан находилась совсем рядом с покоями роженицы, но повитуха не впускала её. Крики невестки заставляли сердце сжиматься, но тем не менее султанша оставалась здесь. Дверь открылась в неё вошла бледная и испуганная Аглинур калфа. - Беда, госпожа. Султанша говорит на французском, а никто её не понимает. А мадмуазель Беатрис сейчас в другой части дворца. Лекари говорят ей тужится, но султанша не слышит. – быстро сказала калфа, а Махфирузе выдохнула. Это было ошибкой считать, что год в гареме заставит думать Михрие на турецком.       Выбора не было. Если ребенок и мать умрут, то Махфирузе это себе не простит. Выбросив платок из рук мать шехзаде выбежала из покоев, столкнувшись со своей дочерью. - Не сейчас, Альмасшах, возвращайся к себе! – громко сказала белокурая султанша на ходу. К девочке подошла Аглинур калфа. - Неужели Михрие умрёт? – спросила юная госпожа. - Надо молиться, чтобы Аллах не допустил этого; ваша матушка сделает всё, чтобы отвести беду. – ответила девочке калфа и ушла вслед за султаншей. Альмасшах султан, недолго думая, ушла из коридора, но не в сторону своих покоев, а на поиски Беатрис. Подняв края бежевого платья, девочка побежала в покои, где готовились вещи для новорожденного. Несколько этажей дочь султана преодолела быстро, но чуть не упала на лестнице. - Беатрис! Бросай всё! Прошу, беги к Михрие, иначе будет поздно! – прокричала султанша, врываясь в покои, где была фрейлина и ещё несколько рабынь из гарема. Брюнетка без вопросов оставила кремовые шелковые одеяльца и выбежала из покоев. Наложницы только позже поняли, что забыли поклониться и попытались исправить оплошность. Альмасшах увидела это, но только помотала головой. - Не до этого сейчас. – сказала девочка, поднимая одеяла, которые уронила на кровать Беатрис. В покоях жены шехзаде царила духота. Было невообразимо тесно. Беатрис вбежала к султанше и застыла, так как чуть не столкнулась с девушкой, которая выносила на руках кричащего младенца. Михрие Ханым в бреду продолжала кричать, а Махфирузе султан держала невестку за обе руки. - У госпожи будет второй ребенок. – подсказала Аглинур калфа. Беатрис подошла с другой стороны и взяла руку султанши в свою. - Marguerite, il ne reste plus grand chose (Маргарита, осталось немного) – сказала брюнетка. Михрие Ханым, услышав правильный родной язык, смогла через боль и слёзы приложить последние усилия, и спустя немного времени раздался второй детский крик. Махфирузе облегченно улыбнулась, но молодая мама уже не видела этой улыбки. Потеряв слишком много сил, девушка погрузилась в беспамятство, а одна из лекарш начала проверять пульс султанши. Беатрис вытерла платком пот с раскрасневшегося лица жены шехзаде, а после со страхом посмотрела на лекаршу и мать шехзаде. - Жива, но очень слаба. Ей долго нужно будет восстанавливаться. – сказала лекарша, а султанша выдохнула. - Оставайтесь с ней, Зейнеб хатун. И вы, Беатрис. Ухаживайте за ней, а когда проснется, то я сама ей скажу. – сказала госпожа, а после повернулась в сторону повитухи, которая смывала кровь с младенца. Махфирузе вымыла руки сама, а после погладила ребёнка по голове. - Машаллах! Машаллах! Не переживай, моя красавица, всё будет хорошо. – ласково проговорила теперь уже бабушка. – Унесите её, чтобы Михрие не проснулась. А меня ждёт мой сын. Направляясь к своему сыну, Махфирузе не веря в происходящее посмотрела на небо. Находясь с Михрие Ханым утром, султанша вышла уже поздним вечером. Непонятный звон неприятным эхом отозвался в ушах жены шехзаде, но заставил открыть глаза. Свет полуденного солнца пробивался через окна, заставляя сиять золотым блеском. Михрие Ханым попыталась сделать движение, но боль заставила её поморщиться. - Воды – прошептала султанша, после чего к ней подбежала темноволосая девушка, неся стакан. Выпив всё до дна, молодая женщина поняла, что не узнала Беатрис. – Беатрис, что со мной произошло? - Всё благополучно разрешилось, султанша. – сказала девушка, улыбнувшись. Михрие невольно приложила руку к животу и вспомнила. - Что с моим сыном? – воскликнув, спросила жена шехзаде, а Беатрис опустила глаза. Ответа не последовало. Михрие смотрела то на компаньонку, то на лекаршу. Беатрис сказала лекарше сообщить госпоже о пробуждении молодой матери. Когда женщина вышла, то повисла тишина; девушка решилась сказать правду. - Госпожа, вы подарили династии двух прекрасных султанш. – ответила Беатрис госпоже. Повисло молчание. Михрие медленно отвернулась в сторону зеркала и посмотрела на своё отражение. - Не смей мне лгать, Беатрис, разве я согрешила, и меня наказывают? – спросила дрожащим голосом жена шехзаде, а в её зеленых глазах начали скапливаться слёзы – Оставь меня! Брюнетка с досады вышла, а Михрие Ханым укрылась одеялом и начала плакать. Плакать от бессилия, что все её муки были напрасными, а страх был не просто так. Что же ей теперь было делать? Снова проходить через адские муки, чтобы снова вот так вот провалиться? Очевидно, что да. Как ей теперь смотреть на этих девочек, которые не оправдали её надежд? Пролежала Михрие Ханым так не долго, услышав голоса и шум, она вытерла слезы платком и умыла лицо. Нельзя, чтобы кто-то видел её в таком состоянии, а особенно супруг. Но видит Бог, она не хотела, чтобы здесь кто-то находился сейчас. Дверь открылась, и в неё вошла мать шехзаде, а за ней Акджан и Караджан с новорожденными на руках. - Иншаллах, всё разрешилось благополучно! Ты подарила моему сыну прекрасных дочерей – произнесла аккуратно жена султана. От Махфирузе не могло утаиться, что взгляд Михрие блуждал по чему угодно, но не по детям. Сделав жест, служанки положили девочек рядом с матерью по обе стороны. Растерянность Михрие была заметной, но молодая госпожа всё таки посмотрела на дочерей. - Да, дочерей, но не наследника. – сказала Михрие Ханым одну горькую и ледяную истину. Мать шехзаде вздохнула: всё было понятно. Мало кто понимал ценность девочек. - И это чудесно, Михрие Ханым. На всё воля Аллаха! Ты подаришь ещё много красивых детей со временем. – постаралась успокоить Махфирузе султан невестку. - Кормилиц уже нашли? – повернула в другую сторону разговор француженка. Махфирузе Хюмашах утвердительно кивнула головой. Может быть жена султана хотела что-то ещё сказать, но дверь открылась, и появился наследник престола. Михрие Ханым перестала дышать на несколько секунд. Шехзаде смотрел в её сторону. Пройдя медленно к кровати, он поцеловал руку Михрие. - Я благодарен тебе Михрие Ханым, сегодня ты сделала меня самым счастливым человеком. – сказал шехзаде Халид, а после осторожно погладил одну из девочек, завернутую в золотой шёлк. Малышка продолжала спать. Второй рукой он дотронулся до девочки в сиреневом одеяле, на что та от неожиданности чихнула. Халид отдернул руку. Девочка не проснулась. Махфирузе Хюмашах с замиранием следила за действиями сына. Это было так трогательно смотреть на то, что её ребенок стал действительно взрослым. Стал отцом. Предчувствие говорило, что Халид будет таким же заботливым, как и его отец. - Недавно я получил письмо от повелителя. Он дарует мне честь выбрать имя нашим дочерям самому. – продолжил шехзаде. Махфирузе, услышав это, приказала позвать свою дочь и принести платки для церемонии наречения имён. - Вы останетесь, мадмуазель Беатрис? – обратился к брюнетке наследник, когда Басир ага и Аглинур калфа вышли. Мать шехзаде и его жена с непониманием посмотрели на блондина. - Но я ведь не мусульманка, шехзаде. – смущенно ответила Беатрис. Девушка смотрела то в глаза шехзаде, то в глаза Михрие Ханым султан. - В такие минуты вера не важна. Прошу, помолитесь вместе с нами за их счастливое будущее – ответил шехзаде. Француженка кивнула головой. - Беатрис, подай, пожалуйста, мой платок! – обратилась русоволосая султанша к компаньонке. Беатрис достала белоснежную ткань с золотым узором.        До церемонии больше никто не говорил. Халид смотрел в окно, а Махфирузе султан и Беатрис укачивали маленьких султанш. Михрие Ханым думала о чем-то. Когда все собрались, то девочек положили рядом с матерью. По старшинству первой была девочка в золотом шёлке. Бабушка уже заметила, что она была спокойнее младшей сестры. Когда шехзаде взял дочь на руки, то она продолжала мирно спать. - Аллах велик! Аллах велик! Твоё имя Ханзаде! Твоё имя Ханзаде! – произнёс шехзаде, поцеловав маленькую Ханзаде султан в лоб. После дошло дело и до младшей. – Твоё имя Эсма! Твоё имя Эсма! Твоё имя Эсма! Церемония закончилась. Махфирузе Хюмашах султан покинула покои самой последней, но закрывая дверь женщина видела, что Михрие отвернулась от той стороны, где спали Ханзаде и Эсма, сильнее укрываясь одеялом.