I'm here for you

      Дохену лишь четырнадцать, но он хочет быть взрослее. Хоть он и так считает себя достаточно взрослым, так как о тех высотах, что он достиг в его возрасте, мало кто может даже мечтать. Но все дело в том, что кое-что, точнее кое-кто, ему никак не дает спать по ночам, попадая в его сны против его желания. По крайней мере, Дохену хочется так думать, несмотря на то, что потом этот кое-кто насмехается над ним, мол, он все время улыбается во сне, что-то невнятно бормоча.       Дохен еще никогда не любил, что логично, в силу его возраста. Он как-то припоминает порывы влюбленности в детском саду, когда он еще жил в Дании, но он смутно видит эту картину. Дальше его жизнь попала в вихрь индустрии, он переехал в Корею и стал вовсю раскрывать свой потенциал артиста, и стало совершенно не до девушек.       По правде говоря, он считает себя абсолютным натуралом, ведь его никогда не привлекали парни, хоть ему еще рано определяться с ориентацией. Нет, он уверен, ведь он не может совсем себя представить с парнями, одна только такая мысль вызывает у него рвотный рефлекс.       Однако у него все-таки есть одно единственное исключение.       Ынсан привлек его внимание с первого взгляда, когда шоу только начиналось, и сотни стажеров собрались в одну кучу. Тогда еще он свою заинтересованность в нем скинул банально на то, как волосы старшего были выкрашены в густо темный оттенок красного, что явно выделяло его из серой массы. Однако в какой-то момент, его пристальный взор увидел то, что вызвало у него непонятную для него самого реакцию. Что-то в груди кольнуло от того, как Ынсан и Донпе держались за ручки, а милая улыбка, адресованная не ему, подействовала на него как сладко, так и горько. Он будто съел конфету и запил ее сиропом против кашля.       На протяжении шоу Дохен какой-то период не решался сблизиться с ним, хоть ему было ужасно неприятно видеть близость старшего со многими другими. Но уверенность мальчика всегда была одним из его прогрессивных качеств, так что однажды он все же решился действовать по своим правилам, чтоб стать для Ынсана самым близким другом.       – Ты очень красиво танцуешь, не могу поверить, что ты самоучка в этом деле… Хен.       Ынсан одаривает его ослепительной улыбкой, заботливо похлопав по плечу.       – Спасибо, Дохен-и. Но с тобой мне не сравниться, тем более ты совсем малыш у нас.       Дохен изумленно расширяет глаза, в ушах эхом разносится это «совсем малыш», от чего он чувствует обиду на старшего.       – Ну не, я вон какой мужчина! И высокий, и рэпер, к твоему сведению.       Старший заливисто смеется, сжав руку на его плече, и Дохену кажется, что его смех самый милый из всех, что ему доводилось слышать.        – Простите, простите. Не хотел задеть ваше достоинство. Вы у нас настоящий мужчина и брутальный рэпер, Нам Дохен.       От этих напускных комплиментов мальчик густо заливается краской, тем не менее, пытается сохранить уверенный и гордый стан.       До финального эпизода Дохен пребывает в абсолютно уверенном состоянии, думая, что он давно себе обеспечил место в группе. Только вот его волнует судьба ставшего для него (как он того сильно желал) близким человека. Он каждый раз боится, что Ынсана исключат, что он покинет его, и эта мысль порождала в его юном сердце непобедимый страх. Он буквально умирал и перерождался снова, когда судьи выносили вердикт, а Ынсан стоял в немой панике, готовый сдаться, сломаться, пропасть. В эти моменты младшему хотелось подбежать к нему и заключить в свои теплые объятия, но Дохен никогда не умел выражать свои чувства, или же был слишком юн для этого, каким бы гением он ни был.       Однако Ынсан оставался, раз за разом, облегченно улыбаясь и стараясь все упорнее и упорнее. Хоть и Дохен не озвучивал то, как он был счастлив, он будто чувствовал в мудрых глазах старшего, будто тот читает его как книжку – по глазам и по жестам. Он был готов терпеть разъедающую его ревность от того, как все поддерживали Ынсана, каждый будто бы был к нему по-своему привязан, что ставило его важность под сомнение.       Иногда Дохен позволял себе быть распущенным, держа его за руку, касаясь лица, всматриваясь дольше, чем обычно нужно смотреть. Но видя как старший совсем не против физического контакта, будучи добрым и заботливым человеком, он заключал, что все в полном порядке. Тем более что его конкурентоспособность не позволяла ему сидеть сложа руки когда другие хены все норовили присвоить его дорогое. Да, он так же считал простительным то, каким он был собственником, даже если у него не было никаких аргументов в свое оправдание. «Мое и все» – так велела его детская капризная душа.       – Хен, можно у тебя кое-что спросить?       Они сидят на кровати младшего, тот крепко держит мальчика, сидящего рядом за обе руки, заставляя того умиленно улыбаться.       – Конечно, Дохен-ним, тебе что-то нужно? Еду приготовить? Сходить в магазин? Хочешь угощу печеньками, что моя мама прислала?       Дохен супится, глядя на него с укором, исподлобья.       – Ты что думаешь меня только еда заботит?       Ынсан виновато качает головой, немного сжимая его руки.       – Нет, конечно нет. Просто это я много думаю о том, чтоб ты хорошо кушал. Извини.       Дохен расплывается в широкой улыбке, затем снова принимает задумчивый вид.       – Хен… а мы близки? Я вот… считаю тебя самым близким из всех людей, что я встречал тут, да и вообще...       Ынсан недоуменно оглядывает его, затем начинает приглушенно смеяться, вызвав у младшего недовольную реакцию.       – Чего ты смеешься, а? Я тут душу тебе раскрываю, а ты…       Старший прикрывает рот рукой, подавляя вновь подступающий смех, быстро мотая головой.       – Прости меня. Просто, боже. Ты такое чудо, что аж смешно. Ты вообще знаешь, какой ты милаш?       Дохен скрещивает руки на груди и хмурится.       – Уффф, не милаш я! Это ты няш-милаш, понятно? Даже не ответил на мой вопрос, я обиделся.       Руки Ынсана мягко ложатся на его скрещенные, чтоб их разомкнуть.       – Что мне сделать, чтоб ты больше не обижался на глупого хена?       Дохен отвечает мгновенно и выходит громче, чем хотелось.       – Обнять меня.       Он оказывается в объятиях старшего быстрее, чем ожидал, взволнованно вздохнув от неожиданного контакта их тел и теплых ладоней на своей спине.       – Мое ты солнышко. Конечно ты близкий, ближе всех!       Дохену хочется ответить, но он боится, что наговорит лишнего и чего-то неуместного, поэтому он лишь притягивает его за талию поближе к себе, вдыхая ароматный запах печенек, что по видимому тот кушал перед их разговором.       – Хен?       Он поднимает голову и ловит лучистый взгляд Ынсана своим.       – М?       Дохен смущенно отводит глаза, изучая стену своей комнаты.       – Угости печеньками, жрать хочу ужасно.       Когда Ынсан оказывается скрытым участником группы, Дохен впадает в неописуемый шок, не веря своим глазам и ушам. Он искренне надеялся дебютировать вместе с ним, но все же пытался трезво оценить сложившуюся ситуацию. Другие участники тоже были сильны, имея все шансы на победу, но, в конце концов, вместе с ним оказался близкий для него человек. Все невзгоды и переживания были позади, его как будто отпустило это пожирающее все нутро чувство ожидания.       Еще большим приятным сюрпризом для него оказывается решение менеджеров поселить их вдвоем в одну комнату. Ему безмерно льстит радостная реакция Ынсана – как он похлопал в ладоши и подмигнул ему.       Жить с Ынсаном просто предел мечтаний. Он все время заботится о младшем, готовит для него, составляет ему компанию, когда тот сочиняет песни, гуляет с ним по ночам, делясь всякими абсурдными историями из жизни. Дохену трудно представить свою жизнь без него, в особенности без его заботы, мягкого голоса и приветливой улыбки. И если быть честным, каждая мелочь в Ынсане дорога его сердцу.       Вместе с тем, чувство ревности все прибавляется, ведь день за днем старший привязывается не только к нему, но и ко всем остальным одногруппникам. Дохен понимает, что это нечестно и неправильно, собственничать и принимать человека как то, что принадлежит только ему, но опять же, он не любит делиться близкими людьми и едой, в особенности первыми.       Как-то он становится свидетелем того, как они с Донпе сидят на кухне ночью, кормя друг друга и играясь с едой. Он часто выходит ночью для перекуса, но редко видит такую сцену. Ему становится ужасно обидно, что Ынсан не позвал его поесть, зная про его ночные трапезы.       Дохен звучно прочищает горло, как будто он поймал двоих за каким-то преступлением, но те просто одаривают его веселыми улыбками, что еще больше его раздражает.       – Дохен-и, тебе опять кошмар приснился?       Ынсан пытается оттолкнуть Донпе, который продолжает атаковать его лицо майонезом.       Дохен раздраженно фыркает, сверля Донпе презрительным взглядом.       – Нет. Просто запах кетчупа в нос ударил посреди ночи. Донпе-хен, может хорош уже вести себя как дебил? Отвяжись от него.       Улыбки постепенно исчезают с их лиц, и они молча оглядывают его, вызвав в мальчишке внезапное смущение. Мальчик резко отворачивается и исчезает в своей комнате, зарывшись в постель.       Однажды Ынсан весь выходной день проводит с Джунхо, решив пройтись с ним по магазинам одежды, затем посидеть в кафе. Проспав утро, Дохен резко встает и по привычке ищет глазами соседа по комнате. Узнав о его уходе, у него вмиг портится настроение, и он до вечера все не находит себе места. В голове все рисуются картины, где двое парней вместе гуляют, смотря друг на друга, шутя и рассказывая всякие тайны. Что Ынсан весь день улыбался не ему, а Джунхо.       Руки неосознанно сжимают пульт от телевизора, а зубы стискиваются с неприятным скрипом.       К вечеру двое наконец приходят, уставшие и довольные, с горой покупок. Дохен встречает их со скрещенными на груди руками, будто бы те перед ним непростительно провинились.       – Что-то случилось, пупс?       От обеспокоенного тона Ынсана он злится еще больше, теряя к нему доверие.       – Вы случились. Бросили меня тут, веселитесь без меня.       Ынсан тихо смеется, хватая его за руки.       – Не бросали, с тобой ведь все остальные были. Да и не веселились мы особо, просто прошлись по магазинам.       Джунхо кладет руку ему на плечо, глядя с насмешкой.        – Чего ты как маленький себя ведешь-то, а?       Дохен злобно вскидывает его руку с плеча, и как обычно уходит, боясь сорваться с цепи и натворить что-то ужасное и безвозвратное.       Как-то после тренировок они все уставшие плюхаются на пол, и Ынсан включив минусовку их песни, начинает напевать части всех участников, тренируя свой голос. Все наблюдают за ним с немым восхищением, тая от нежного голоса и выразительности лица, в особенности Сынен, который не может не делать замечаний чуть ли не каждую секунду. – Что это за милота, божечки. – Он не человек, а ангел во плоти. – Блин, а вы тоже фанбои Ынсана? – У меня закончились уву.       Когда Ынсан допевает последние ноты, Сынен махает ему рукой, подзывая к себе.        – Иди-ка ко мне, кое-что скажу.       Ынсан удивленно вскидывает бровь, но слушается, наклоняясь к старшему, чтоб тот мог нашептать что-то ему на ушко.       У Дохена сердце срывается с места и летит куда-то вниз, когда прямо перед ним Сынен звучно чмокает Ынсана в щеку, а тот взвизгивает от неожиданности. По залу раздается хохот, и Ынсан смущенно хихикает, только вот Дохену совсем не смешно.       Выходя из зала, он как будто невзначай подставляет Сынену подножку, вследствие чего тот чуть ли не грохается на землю, сохранив баланс в последнюю секунду.       – Сынок, ты охренел или да?       Дохен притворяется, будто даже не заметил, что это была его нога.       – Эм… что? Ой, извини. Сам виноват, будь внимательнее когда идешь.       Он злорадствует внутри при виде напуганного, недоумевающего Сынена.       Дохен застает как-то вечером Усока и Ынсана сидящими у кухонного стола, с тетрадками и ручками. Старший размахивая руками, тщетно пытается объяснить Ынсану что-то, а тот хоть и внимательно прислушиваясь, все равно не понимает его инструкций. «Типичный наш Ли Прики», думает про себя Дохен, посмеиваясь от воспоминаний о том легендарном дне, когда старший получил это самое прозвище. Он подходит к ним и подсаживается рядом, молча вникая в слова Усока, тоже ничего не понимая, так как ему до этих правил и теорем еще два года учиться. Наблюдая за ними, он понимает, что ничему такому не сможет научить Ынсана, заключая, что он слишком ленивый, когда дело доходит до школы.       Видя то, как постепенно старший начинает разбирать задачи на радость Усоку, который считал Ынсана безнадежным еще тогда во время шоу, Дохен подмечает про себя, что и он обязан учиться на хорошие отметки.       – Хен-ним, спасибо тебе большущее, ты такой умный, вот бы мне твои мозги. Теперь у меня самый офигенный учитель по математике!       Он крепко обнимает Усока, а тот, поглаживая его по спинке, целует в макушку.       – Ты самый хороший ученик, и вообще, ты мне уже родной человек. Так что мне только в радость тебя учить!       Когда Ынсан отрывается от его объятий, парни замечают маленькие капельки слез, скатывающиеся по его щекам.        – Хен, ты чего плачешь?       Дохен берет руки Ынсана в свои, пытаясь поймать его взгляд, но тот поднимает глаза на Усока.        – Просто, мне и вправду тяжело с учебой, у нас такой тяжелый график сейчас, а ты так добр ко мне. Ты меня спасаешь, Хен.       Он снова обнимает Усока, еще крепче прижимая его к себе, а Дохен впервые в жизни чувствует себя бесполезным, без тени сомнения готовый обменять способность к музыке на знания математики.       Однажды Дохен обнаруживает Ынсана в зале для практики, танцующим вместе с Хангелем. Старший по-видимому помогает ему оттачивать свои движения, стоя сзади и внимательно за ним наблюдая.       Дохен садится у двери, и Ынсан подмигивает ему в знак приветствия, не прерывая свой танец. Хангель подходит к нему и вплотную прикрывает своим телом, расправляя ему конечности и плечи, и от их телесной близости у Дохена какие-то неприятные ощущения. Опять, он жалеет о том, что не шибко силен в танцах, чтоб оказаться на месте Хангеля. Руки главного танцора устраиваются на талии Ынсана, пока тот растягивается, и они временами обмениваются кокетливыми (или так кажется только ему?) взглядами.       Последней каплей для Дохена становится тот момент, когда Хангель помогает Ынсану подняться и звучно шлепает того в попу, вызвав у юноши смешок удивления. Мальчик резко вскакивает с места и бросается к Ынсану, отгородив его от изумленно уставившегося Хангеля.        – Хангель-хен, ты извращенец?       Ынсан кажется шокирован от услышанного больше чем от действий старшего, стоя с глазами размером с два блюдца. Хангель от него мало отличается, только ему удается собраться и подать голос.       – Малой, у тебя шутки не смешные что-то сегодня.       Сделав угрожающий шаг ему навстречу, Дохен смотрит нахмурившись.       – А я и не шутил. Что ты себе позволяешь?       Ынсан оказывается между ними, держа обоих за руки и нервно смеясь.        – Дохен-и, ты чего? Хангель-хен со всеми так делает, и с тобой… Ты забыл?       Слишком поздно до него доходит, что он перегнул палку, и мальчик отступает, приняв подавленный и виноватый вид.        – Простите меня. Прости, Хангель-хен… Я не знаю, почему я стал таким злым.       Но глубоко в душе он догадывается о мотивах своего поступка, как бы он не пытался заглушить в себе неуемные чувства, что лезут наружу вне его контроля.       Как-то раз Дохен идет по обычаю на кухню перед сном, чтоб перекусить, и обнаруживает в гостиной Ынсана и Хенджуна, укрытых пледом, за просмотром мультиков.       – Хенджун, ты похож на мультяшку, такой миленький.       Ынсан взъерошивает его голову, умиленно улыбаясь.       – А ты на персонажа аниме! Это куда круче. Хочу выглядеть как ты, а не как монстрик.       Ынсан вскидывает брови и отключает звук телевизора, поворачиваясь к нему лицом.        – Так, слушай сюда внимательно. Никакой ты не монстрик, а очаровательный красивый мальчик, ясно тебе? Тебе еще расти и расти, впрочем, как и мне, и кто знает, как мы оба будем выглядеть через, скажем, лет пять. У тебя вон уже уйма поклонниц, и я солидарен с их вкусом, так как в моих глазах ты просто безупречный!       Хенджун бросается к нему на шею, крепко к себе прижимая.        – Надеюсь через пять лет ты так и останешься самым добрым и чудесным человеком, Ынсан-а.       Дохен раздумывает пойти на кухню, так как аппетит пропадает мгновенно, сменяясь на обиду, к которой ему уже не привыкать. Он невольно задумывается и о своей внешности, о том, считает ли его Ынсан красивым или же просто сказал бы так из любезности.       Одним сентябрьским днем, придя из школы, Дохен обнаруживает Ынсана закутанного в одеяло, на своей кровати, с кружкой горячего напитка в руках. Рядом с ним сидит Сыну, приобнимая мальчишку за плечи и касаясь ладонью его лба.       – Все еще температуришь, зайка, не пугай меня так.       Ынсан слабо улыбается, мокро покашливая.       – Ничего страшного, Хен. Скоро пройдет.       Сыну цокает языком, спускаясь ладонью к его горячей щеке, поглаживая по ней с заботой.        – Не учи ученого. Не будешь ходить в школу, пока не выздоровел. Ты мне нужен здоровым, а то как я без тебя?       Ынсан тихо смеется, охватывая его ладонь и прижимая к своей груди.       – Ты тоже меня не пугай, мой драгоценный Хен. А то так говоришь, будто у меня опухоль мозга, а не температура.       Сыну мягко целует его в висок и утыкается в волосы, прижимая поближе к себе.       Дохен сердится на себя, что позволил ему заболеть, и не смог помочь выздороветь. Он рад, что у них есть ответственный и жертвенный лидер, что Сыну вел бы себя с ним точно так же, окажись он на месте Ынсана, но почему-то он не может не считать себя единственным, кто должен окружать его заботой в такие моменты.       Ынсан кладет перед младшим разогретую пиццу, а сам принимается мыть посуду, собравшуюся после ужина. Дохен как обычно после него остался для добавки, так как он растущий организм, и маме своей он обещал, что будет всегда ходить сытым.       Он откусывает здоровенный кусок, с удовольствием разжевывая его, но вдруг движение его челюсти останавливается, так как в дверях оказывается Ехан, пытающийся незаметно подкрасться сзади к Ынсану. Дохен сразу же догадывается, что он собрался натворить, но не успевает подать голос из-за набитого едой рта.       Ехан резко толкает ничего не подозревающего Ынсана сзади, и тот вскрикивает, машинально оборачиваясь и атакуя его лицо пеной из раковины. От насмешливого хихиканья младшего у Ехана пробуждается желание ответить тем же, и набрав пенки в ладонь, он размазывает ею его голову. Они начинают шутливо драться, и Ынсан оказывается прижатым к стенке, пытаясь оттолкнуть смеющегося парня.       Дохену хочется вмешаться, но он обещал себе, что больше не будет высасывать проблемы из пальца, поэтому он молча, хоть и недовольно, продолжает за ними наблюдать, давно уже позабыв о куске пиццы в руке.       – Чего ты меня так не любишь, Ехан-хен? Что плохого я сделал тебе?       Он изображает обиду, но снова начинает хихикать от идиотизма, что они вытворяют.       Ехан наконец отпускает его, затем дает салфетку, чтоб он мог вытереть пену с лица и волос.       – Потому что слишком ты милый. Завидно мне.       Дохен закатывает глаза, и, встав со стола, направляется обратно к себе в комнату. Он садится на кровать, задумчиво оглядывая свои пухлые ручки.       – Сколько же мне это терпеть? Я больше не выдержу, скоро что-то натворю из ревности…       Дохен просыпается посреди ночи, из-за очередного, чересчур реалистичного сна с участием его соседа по комнате, ища его самого глазами по комнате. Он обнаруживает, что лежит один, так что вмиг вылезает из постели, чтоб найти Ынсана и позвать обратно, чтоб не было страшно спать в темноте одному.       Выйдя из комнаты, он сразу же улавливает какие-то голоса, похожие на шептание и смех, идущие с левой стороны, где находилась общая ванная. Мальчик автоматически идет в ту сторону, заглядывая в слегка приоткрытый дверной проем.       Картина, что предстает перед его глазами, настолько его ужасает, что он чуть ли не взвывает от отвратительного чувства, что липкой массой оседает на его сердце.       Ынсан стоит спиной к стене, а над ним сверху нависает улыбающийся, словно довольный кот, Минхи, положив одну ладонь на холодный кафель у его головы, а другой легонько придерживая за подбородок. В следующую секунду он прикрывает глаза, приближаясь к его лицу своим, и вот они в опасной близости.       Дохен до последней секунды надеется, что Ынсан оттолкнет его, что это недоразумение, что этот Минхи слишком много себе позволяет, но все его надежды угасают, когда их губы встречаются в легком и неуверенном поцелуе.       Сказать, что Дохен шокирован – ничего не сказать. Каждое прикосновение их губ, рук и других частей тела вызывает покалывания под ребрами, что постепенно разрастаясь, превращаются в парализующую все тело боль.       В какой-то момент он более не выдерживает, широко и звучно распахивая дверь, заставив тем самым двоих оторваться друг от друга, и уставиться в него с безмолвной паникой на лицах.       – Я все расскажу хенам, и менеджеру... всем... всем расскажу!       Минхи стоит будто вкопанный в одну точку, открывая рот чтоб что-то вымолвить, но так и замирая в итоге. А Ынсан мгновенно оказывается рядом, хватая его за руки, умоляюще вглядываясь в глаза.        – Нет нет нет нет, нельзя. Этого нельзя. Не поступай так, Дохен-и.       Мальчик грубо вырывает руки из его хватки, сбегая обратно в комнату, но в то же время понимая, что от случившегося, от Ынсана, от самого себя ему точно никуда не уйти. Он приобнимает себя за коленки, утыкаясь меж них, позволяя себе заплакать навзрыд, будто вся его жизнь покатилась в какую-то темную бездонную яму.       Со звучным щелчком в комнате включается свет, после чего рядом с ним на кровати оказывается чужая тяжесть и теплая рука начинает гладить его по голове.        – Не буду просить прощения, потому что я наверно его не заслуживаю. Просто, не грусти пожалуйста, мне ужасно тяжело видеть твою боль.       Дохену никогда не было настолько трудно говорить – его язык будто охладел, отяжелел, вместе с тем и рассудок куда-то уплыл.       – Ты знал? Знал, да?       Он наконец поднимает раскрасневшиеся от слез глаза к старшему, и тот вздрагивает от его ужасного вида.       – О чем? Что ты ревнуешь меня ко всем?       Дохен всхлипывает и с минуту не может выговорить что-либо, невнятно бормоча и сглатывая слоги вместе со слюной.       – Что я… Что… Я люблю тебя. Любил, больше нет. Не люблю. Видеть не хочу!       Ынсан виновато опускает глаза, и его ладонь перестает утешительно поглаживать его волосы.       – Понимаю. Виноват.       От этих слов старшего, от его искреннего раскаяния Дохена начинает угрызать совесть, ведь он все же допускает мысль, что Ынсан вправе поступать так, как ему заблагорассудится, что это его жизнь, и она только в его руках.       Он как можно бережно берет дрожащие руки Ынсана в свои, рвано выдыхая последние остатки злости.       – Почему он, а не я? Чем я хуже? Я некрасивый? Толстый? Тупой?       Ынсан уверенно качает головой, смотря в его глаза с явным состраданием.       – Красивый, словно маленький принц сказочного королевства. Умный, будто прожил сотни жизней. Прекрасный, словно утреннее солнышко, выглядывающее из под облачков.       Дохен чувствует, как к горлу снова подступает ком, а к глазам слезы.       – Но любишь его, а не меня!       Ынсан грустно улыбается, пытаясь передать всю свою искренность глазами.       – Нет, не люблю… пока что. Но не могу сказать, что это не изменится, ведь жизнь непредсказуема.       Дохен тяжело дышит, недоуменно уставившись в него.        – Но вы там… я же видел.       Старший горько смеется, поглаживая его щеку большим пальцем.       – Солнышко, я конечно, тоже еще мало что понимаю в этой жизни, но… Я уже достаточно взрослый, чтоб позволить себе что-то запретное, что-то безумное, - он прикрывает глаза, которые начинают наполняться влагой, - Я не хочу то и дело читать о любви, об отношениях, только петь об этом, я хочу жить по-настоящему. Ощущать. Пробовать на вкус. Дышать полной грудью. Я просто человек. Я сам запутался в себе, честно говоря.       Дохен зажмуривается, судорожно мотая головой.       – Ты ничего не знаешь о любви. Я знаю. Мне так больно, что я готов провалиться сквозь землю и вырвать свое сердце из груди, чтобы больше не терпеть эту невыносимую боль. Я не в силах передать словами все свои чувства, что расползаются по всему телу, стоит тебе улыбнуться один раз, или посмотреть на меня так, как только ты смотришь, даже если я никакой не особенный, такой же как и все остальные для тебя.       Ынсан отчаянно вздыхает, подрагивая всем телом, но готовый ответить его эмоциональной тираде.       – Знаю. Пойми, солнышко, нам это сейчас не нужно. Никому не нужно. Любовь, она ведь обязывает, никогда нельзя спешить попасть в ее сети. Это может оказаться ловушкой, мгновенным порывом, который скоропостижно пройдет. Мы так заняты, так ответственны, разве не глупо ограничить себя каким-то одним жалким человеком, когда мы нужны целому миру сейчас?       Дохен с минуту молчит, переваривая все услышанное и взвешивая все аргументы.       – А целоваться значит нормально? А со мной нельзя?       Ынсан беззлобно насмехается над его по-детски капризной наивностью.       – Это было лишь раз. Я никогда еще не целовался, и Минхи тоже. Он милый, вот и… так вышло, мы не поняли как. Просто влечение, вот и все.       Дохен окончательно успокаивается от его слов, но все же выглядит так, будто хочет что-то сказать, но боится.       – А если я смирюсь с этим, смогу победить свои чувства, скажу, что у меня тоже влечение… Ты меня поцелуешь? Только раз…       Ынсан явно не был готов к такому смелому заявлению, но ему хватило той боли, что он увидел в Дохене в эту ночь и за все время, что они были знакомы, так что он просто кивает, позволяя слезам, что наполнили его глаза окончательно, покатиться по его замерзшим щекам.       Дохен осторожно берет его лицо в свои большие ладони, всматриваясь в каждую деталь, наклоняясь ближе и ближе. Ынсан прикрывает глаза, и в следующую секунду пухлые губы сминают его потрескавшиеся от холода, медленно и сдержанно касаясь, будто боясь ошибиться и разочаровать его. Посему Ынсан кладет поверх его рук свои, целуя чуть-чуть настойчивее, давая сигнал о свободе действий. Дохену кажется, читает его мысли, как и он его, и это для них даже неудивительно, так что он углубляет поцелуй, после отрываясь, зная, что Ынсан не сделает этого сам, боясь его расстроить.       – Спасибо.       Восстановив дыхание, Ынсан прикусывает губу, приглушенно смеясь.        – За что?       Дохен вырисовывает подушечками пальцев на его ладонях невидимые узоры.        – За все.       Даже после своего первого поцелуя, Дохен все тот же прелестный малыш, и от этого у Ынсана становится тепло на душе.       – Тебе спасибо.       Они ложатся на кровать, улыбаясь друг другу, и Дохен чувствует себя наисчастливейшим человеком на земле.       – А есть ли в этой бесконечной необъятной вселенной хоть маленькая вероятность, что с годами, когда то, что сейчас важнее чувств потеряет свою значимость, и придет время для долговечных отношений, что мы будем вместе?       Под вселенной он подразумевает, скорее всего, искристые бездонные глаза Ынсана, которые смотрят сейчас на него с такой великой искренностью, смешавшейся с восторгом, что он догадывается о положительном ответе. – Я сохраню эту вероятность для тебя в своих глазах, солнышко.