Дитя Солнца

       Весна. Солнце теперь хорошо прогревает улицы Токио, даря всем доброе настроение. Ну, как всем. Дженсен, на то он и Дженсен, который хмурится несмотря на дождь, солнце или град. Мне порой кажется, что даже при апокалипсисе его лицо не изменится, хотя проверять лучше не стоит. Однако было уже несколько моментов, когда он проявлял свои эмоции, и я скажу, что это были мои самые яркие воспоминания. От заботы, до гнева его лицо менялось в зависимости от ситуации, даже приглушённо слышала его смех. Чистый, но слегка хриплый и тихий, словно он не умеет смеяться громко. Это притягивает. Одним солнечным весенним утром его лицо, как бы это сказать... Изменилось. Не, не в плохом плане! Скорее наоборот - что-то дополнило его скрытную личность. Что то очень едва уловимое, как он сам... После некоторых опасных инцидентов я осталась у него на ночлег на три недели, пока все не утихнет. Обрадовавшись, сама согласилась, а чего стесняться? Я и раньше жила с ним, пока не было квартиры и скажу, что это весело. Пока не злишь его. Честно, порой мне даже кажется что с ним я чувствую себя... Лучше. Намного. Нет никаких кошмаров и приступов контузии, пока я слышу тяжёлое сопение рядом и чувствую его тепло своей спиной. Под защитой. С Адамом я впервые почувствовала это. С Джоном вряд ли, мы всегда были в опасности, такая была у нас работа. Все время настороже, даже вовремя "любовных утех". Врагам было плевать, когда мы отдыхали или предавались любви. Да и сейчас им плевать. Но сейчас все изменилось - под прохладными и сильными протезами, что смыкаются на моей талии под утро. - Что смешного? И, конечно, эти жесты никак не сравнимы с его бурчащим баритоном. - Можно мне иногда задуматься о своем?- в той же мере отвечаю я ему и поворачиваюсь лицом. Он спокойно сушит волосы, стоя в одном полотенце на бедрах. Сексуальный, черт возьми. А ведь сначала стеснялся красоваться своими аугментациями. Он без линз и так открыто смотрит - редко могу насладиться его взглядом, но все же он стал делать это чаще. - Самой себе анекдоты рассказываешь?- усмехается он и смотрит, да так что искры летят.- А мне можно послушать? Я укоризненно смотрю на него, а потом чувствую как мое лицо меняется. - Что? Ты смотришь так, словно разгадала код Да Винчи. Действительно, я чувствовала себя сейчас, как будто разгадала величайшую головоломку в мире. - Почему ты так улыбаешься?- затем буркнул он, смущённо уже отводя от меня глаза. Господи!... О Господи... Я подошла близко к нему, на что Дженсен слегка отшатнулся. - Чего ты?- чуть ли не воскликнул он, вся его бетонная стена спокойствия рухнула. Как мило. Девушки бы позарились на его тело, темперамент бывшего копа, а я.... - Боже, Адам,- говорю я с большой улыбкой, которую пыталась держать под контролем, но выходило плохо. Как и смех. - Да что?! Хочу коснуться его лица, но понимаю, что разрушу его и без того нарушенное личное пространство, поэтому моя рука зависает, а затем слегка касается его скулы, словно передо мной не человек, а хрупкий хрусталь, которого тронешь - и рассыпиться в пыль. - У тебя веснушки!- улыбаюсь и смотрю на него, издавая внутри свой "ооооооооу". На такую новость Дженсен побледнел и поспешил к зеркалу. Я все же смеюсь и поспеваю за ним. Прислонившись к косяку смотрю с умилением, как взрослый хмурый мужик, которому больше 30 рассматривает в зеркале свои мальчишешьи веснушки. Так вот что я не могла понять. Сначала под раздачу ушел нос, а потом дня через три они рассыпались и на его острых скулах. - Черт, я думал, они уже сошли... Лет так с двадцати...- Адам смешно сгорбился у зеркала и ворчал как старик. Такое веселое и сводящее щеки от широкой улыбки зрелище! Увидев меня в отражении, он смущённо прикрыл глаза линзами. Боже мой, я ведь и забыла какой он у меня впечатлительный и как важно ему выглядеть на людях, чтобы на него не пырились. - Ладно, Адам, ну извини меня,- пытаюсь сделать лицо сожаления, хоть это и не моя вина, а веснушки ему чертовски шли.- Просто... Как ты сам мог не заметить? - Я в зеркало долго не смотрю,- продолжает оглядывать себя и ворчать... - Да брось, Адам,- ухожу с его поле зрения, оторвавшись от косяка в отражении.- Мне нравятся твои веснушки. Он словно окаменел. И отражение его не двигается. - Ты ведь...- я говорю и слышу себя словно сквозь толщу воды.- Сам говорил мне будь то деформация или шрамы... Или веснушки... Цитирую его же, добавляя от себя. - Человек остаётся собой. И его мир не меняется,- улыбаюсь, вспоминая тот наш разговор. Тогда я смирилась со своими шрамами на лице. Особенно на губе. Он повернулся ко мне, а его выражение лица не было хмурым. Скорее тоскливым. - В твоём случае, они только дополняют тебя как...- запинаюсь, но все таки продолжаю.- Симпатичного молодого человека. Он усмехнулся. - Так? Значит я тебе нравлюсь?- он выпрямился и больше не стеснялся. Вопрос, как удар поддых. - Н...нравишься конечно,- настала моя очередь смущаться и отводить взгляд.- Как человек. Ты чудесный человек, Дженсен! Я быстро ретировалась из ванны подальше от его дальнейших вопросов. ... Но спустя нескольких часов после своей прогулки, вернувшись обратно, он не заводил об этом разговор. И больше не стеснялся скрывая глаза под линзами, даруя мне удовольствие рассматривать его лицо усыпанное небольшим количеством веснушек. Как говорили про таких людей? Целованные солнцем?