Брат мой

Брат мой прекрасный, глупый, пошлая плоть моя! Мы с тобой куклы оба, в жилах — незримый яд, Крест на груди калёным железом всю кожу сжёг. Я без тебя пропала. Ты без меня не смог. Проповедей елейных чашу пила до дна. Боженька говорил: "С мужем возляг, жена", Батюшка говорил: "С красой не продешеви", Сердце шептало: "Людям не ведать твоей любви". Не человек ты, братец, знаю, не человек. Ты — моя тень, мой голос, я не отдам вовек Губ твоих рьяно-пылких шёпот, вино да смех, Кудрей херувимских, в душу бросивших смертный грех. Благо тебе дарила — видеть меня нагой, Без масок паршивых всяких: сильной, дурной, родной. Helenè умерла с тобою, Helenè умерла в ночи. Лена осталась рядом. Сердце у ней стучит. Брат мой, да разве ж вправе была от судьбы сбежать? Мне же сказали: будешь невеста, жена и мать. Тридцать монет сребром, иль тысячи — всё одно. Я ради них и стала мужу хмельным вином. Он был смешон и жалок, руки его — чудны, Стонами нагло льстила — нет на душе вины. Муж он мне лишь пред Богом, а Бога, как видно, нет. Сами с тобой венчались, мой Анатоль, мой свет. Нету у нас корон да нету златых колец, А позади остался путь из чужих сердец, Крови, войны да смрада мёртвых гниющих тел. И поцелуй прощальный твой на губах истлел. Жив ты иль мертв — не знаю, нет от тебя вестей. Я принимать устала толпы своих гостей, Некуда деться, милый, путь предо мной один: Тем, кто порочен, грешно дождаться своих седин. Знаю, тебя увижу, отставив флакон пустой. Нет, умирать не больно — грёза то, сон простой. Завтра же Петербургу скажут дурную весть... Что же ты, ждал? Ну, тише. Тише, mon cher. Я здесь.