Выбор

«Сука, один раз!... Один гребаный раз! И вся жизнь к ебеням!...» - именно так думала Ивлеева, мчась на бешеной скорости домой. Она ездила в клинику, чтобы поставить спираль, но ушла оттуда раньше, чем предполагала: без спирали и с новостью отнюдь не долгожданной. Вернувшись домой, Настя по привычке открыла бутылку вина, наполнила бокал и только тут вспомнила: ей нельзя – она беременна. «Сука нахуй блять…» - она выругалась и, сделав один глоток, выплеснула бокал в раковину. Настя злилась не на маленькую жизнь внутри себя – о ней она думала меньше всего - она злилась на Лёшу, на его неосторожность в ту ночь и на его последующие действия, которые и привели к тому, что сейчас происходило. Настя сфотографировала тест с двумя полосками и, приписав «Ненавижу тебя!», отправила Лёше. Она знала, что у Лёхи вот-вот должен начаться концерт и он наверняка на нервах, но ей было похуй. Настя чувствовала себя преданной, а когда Ивлееву предавали, она выключала всякую жалость к обидчику. Лёшу она сейчас воспринимала именно как врага. «Блять, за что?!? Почему?? Почему именно сейчас?...» - Ивлеева не боялась рожать, испортить фигуру и прочей ерунды, которой обычно боятся бабы. Ей было пофиг. Но она была трудоголиком до мозга костей. Она жила работой и готова была продать душу дьяволу ради чумовой идеи или сумасбродного проекта. И две неожиданные полоски перечеркнули всё, к чему она шла последние полгода! В это время в Минске Лёха уже минуту тупо таращился на присланное Настей фото. Он не сразу понял, что на нем изображено, и почему «ненавижу»… А когда понял, то вспомнил… Вспомнил ночь месяц назад и Настино напоминание об осторожности. Он помнил, как эгоистично решил не обламывать себе кайф… Как потом отмахнулся от Настиных упреков и опасений... На утро она попросила его быстро сходить в аптеку за таблетками, а он прокатался по Москве почти три часа… Они тогда крупно поссорились. Время было упущено и эффективность таблеток упала в разы. Но Настя все же выпила их, а спустя пару недель сделала тест. Тогда он был отрицательным и Настя успокоилась. И вот теперь тест стал положительным… Придя в себя, Лёха попытался дозвониться ей, но безрезультатно – телефон был выключен. В ступоре он продолжил рассматривать фото, с каждой секундой все отчетливее понимая, к чему привело его разгильдяйство. Он стоял бы так еще целый час, если бы Серый не потащил его на сцену. Лёха опомнился: - Чер, сегодня концерт по укороченной схеме! - Чтооо?! - Ебашим треки один за одним! Без перерывов! На организаторов срать! Через час я должен выйти отсюда и мне похуй, если к этому времени программа не будет исполнена до конца. - Бля, да что случилось?!... Что-то с Настей?... - Считай, что она умирает. Лёха почти не соврал. Он представлял Настино состояние и проклинал чертов концерт, из-за которого не мог сорваться к ней тотчас. Чероки не подвел: ровно через час Лёха спел последние строчки завершающего трека. Через пять минут после этого он уже ехал в аэропорт, а еще через три часа заходил в московскую квартиру. Лёха видел свет в окнах и знал, что Настя дома. В гостиной никого не было. Лёха заметил открытую бутылку белого вина и полупустой бокал на краю стола. Он хотел уже окликнуть Настю, как вдруг увидел ее выходящей из спальни. У Лёхи перехватило дыхание: его мятая футболка, растрепанный хвостик, бледное лицо – настолько измученной он ее не видел еще никогда. Заметив его, Настя сначала застыла на месте. Следующим ее порывом было развернуться и убежать, но Лёха поймал ее и заключил в объятья. Повторяя «ненавижу тебя!», Настя пыталась вырваться. Но чем больше она пыталась, тем сильнее Лёха прижимал ее к себе, пока окончательно не лишил возможности двигаться и почти дышать. В этот момент он заметил в дверях спальни Коваль, застывшую с бокалом в руке. Ни на секунду не расслабляя рук, Лёха кивнул ей: - Юльк, по-братски, съебись… Коваль потребовалось три секунды, чтобы понять Лёшину просьбу, и еще двадцать, чтобы надеть кроссовки и исчезнуть из квартиры. Когда за ней захлопнулась дверь, Лёша почувствовал, как Настя в его руках обмякла, а по его футболке в районе груди стало расплываться горячее влажное пятно. Он ослабил хватку. Настя больше не сопротивлялась, не пыталась вырваться или ударить его. Спрятав лицо на его груди, она беззвучно плакала. У Лёхи сжалось сердце: до этого он видел Настины слезы лишь однажды – когда она прищемила палец дверью машины. Но тогда боль была физической, а теперь… Лёша усадил ее на диван и встал перед ней на колени: - Детка… Настя не реагировала. Он коснулся ее руки: - Насть… Его взгляд упал на бутылку: - Ты пила? Вопрос вывел Настю из оцепенения: - Пила Коваль. В моем бокале вода…– она закрыла лицо руками и застонала. - Бляяяяяяять, Лёша…. Что делать, Лёш? Что делать?.... У меня Решка… У меня Агент-шоу… Ты же видел сценарий – новый сезон еще жестче: все эти конкурсы, испытания, трюки…. И вероятное продолжение ТурПола…. И куча рекламных договоров, несовместимых с беременностью… Один за другим она перечисляла свои проекты, каждым словом доказывая, что в этих планах нет места ребенку. Да Лёша и сам все это прекрасно знал: решение повременить с детьми минимум год, а может два, они принимали вместе, и только после этого Настя подписала предложенные контракты. Что убивало Лёху, так это то, что Настя ни в чем его не обвиняла. Она задавала только один вопрос, который был тяжелее всех обвинений вместе взятых, – что делать? А Лёха и сам не знал, что делать. Он хотел ребенка, но не такой ценой. И сейчас он не думал о ребенке вообще – все его мысли были только о Насте. И о том, какая сволочь он сам. Если бы только у него была возможность все вернуть! Он бы вообще не прикоснулся к Насте с того момента, когда она сообщила ему, что установку новой спирали пришлось отложить на месяц и им надо быть осторожными или предохраняться как-то иначе. Закончив перечислять свои контракты, Настя замолчала и опустила взгляд на их сплетенные руки. Через мгновение туда же упала горячая капля. Это добило Лёху. И он произнес то, чему сам ужаснулся: - Тогда… аборт?... Он сам испугался того, что сказал. Не думал он, что когда-нибудь будет предлагать такое. И кому! Не случайной любовнице, а своей законной жене! Настя продолжила молча смотреть в одну точку. И тут Лёхе стало по-настоящему страшно – он понял, что она думает о том же! Прошли минуты, которые показались Лёхе вечностью. Потом словно очнувшись, Настя покачала головой: - Нет. Нет. Я не смогу. Я себе этого не прощу… Нет. Лёха выдохнул: - Насть… Она не услышала его. Ее мысли бежали дальше: Настя прикидывала, как поступить с каждым своим проектом: - В Решке сниму половину сезона, выплачу неустойку и уйду. Для Агент-шоу придется взять соведущего, который вместо меня будет жрать гадости и выполнять трюки… Витальку, например… С рекламными контрактами будет сложнее… Договор с Мартини придется расторгнуть… С Пепси, видимо, тоже… Кирпичик за кирпичиком Настя разбирала свой любимый дом под названием работа, который так долго и кропотливо возводила. Лёша не сводил с нее взгляда. Он мог поклясться, что видел в ее глазах все проекты и идеи, с которыми она мысленно прощалась… Он прервал ее: - Насть, ты уверена?... - Да… - Абсолютно?... Настя молча посмотрела на него, и Лёха понял – за несколько минут она разрушила свою жизнь до основания и построила ее заново с учетом новых обстоятельств. Лёха облегченно вздохнул и улыбнулся: - Насть… Снова погрузившись в свои мысли, она смотрела куда-то вдаль и не слушала его. - Настён… Он провел рукой по растрепанным волосам, коснулся бледной щеки, а затем осторожно прижался к губам. Ответа не последовало: впившись пальцами в обивку дивана, Настя сидела неестественно прямо и, витая где-то далеко в своих мыслях, смотрела, казалось, сквозь Лёху... Он придвинулся ближе и осторожно обнял Настю, а потом вдруг резким движением опрокинул ее на диван и, задрав футболку, оголил идеально плоский живот. Прикоснувшись губами к тому месту, где, по его мнению, потихоньку росла новая жизнь, Лёха сказал шепотом: - Твой папашка, конечно, еще тот долбоеб и идиот, но именно благодаря его раздолбайству ты появишься на свет на год, а то и на два, раньше! И прижался ухом, словно ожидая ответа. Он почувствовал, как напряглись мышцы под его щекой. Живот дрогнул. И комнату наполнил Настин смех. Счастливый и беззаботный.